Пропавшая без вести. Призраки маленького городка

– Давайте до утра оставим все разговоры. Располагайтесь.

Ночные шорохи вскоре затихли, отпуская на волю уставших от дневной суматохи людей и их запутанные в долгой дороге, в осенней непогоде и в бессоннице, тягучие и провальные сны.

Раннее утро усталых мужчин случилось только к обеду. На стенах в гостиной, в коридоре вдоль лестницы на второй этаж, а также, как оказалось, и во всем остальном доме красовались большие и маленькие медальоны-косули, сделанные талантливой рукой охотника, выделанные с особым терпением и достоинством.

– Увлекаетесь? – спросил Михаил сонного Матвея Петровича, спускающегося вниз.

– Да, слабость, – коротко, но по существу ответил тот, сонно почесывая затылок и доставая из холодильника пачку холодного молока.

Стал вкрадчиво закипать сонный чайник, начала отчаянно потрескивать в сковороде полюбившаяся своей простотой еда на завтрак любого мужчины в отсутствие его женщины – глазунья с репчатым луком. Супруга Мапета – Наденька, в отличие от любимого мужа, не имела на работе повышенной вредности и, как следствие, ранней пенсии.

Поэтому каждые два дня (по графика 2/2) она ходила с утра на работу в почтовое отделение, расположенное за углом ее дома, работать оператором почтовой связи.

– Наверно, вы спросите, что я делаю в этом городе? – Михаил опередил вопросительный взгляд Мапета и вступил раньше его инициативы.

– Конечно. Если вас не затруднит.

– Я, журналист, Михаил Степанович Покровский.

– Не походите, – вспыхнул своей внезапной улыбкой Матвей Петрович, перебив вступление своего собеседника.

Вопросительный взгляд Михаила донесся до старого оперативника и заставил продолжить его внезапно начатое замечание.

– Обходительный больно. Ваш брат-журналист этим качеством не блещет, прямо скажем.

– Ну и кто же я, по-вашему?

Матвей Петрович спрятал неуместный в непринужденной беседе оценивающий взгляд себе под ноги и размеренно ответил:

– По-нашему вы, Михаил, излишне честолюбив. Это было видно по рукавам, которые вы испачкали в дороге и наспех засучили и спрятали.

Значит, не можете переносить неопрятность. В молодости я знал журналистку, которая могла оторвать подол у своей любимой длинной юбки и повязать на себе голову, если ей вдруг, к примеру, нужно было попасть незамеченной в церковь. Она могла легко отломать каблуки на своих лаковых туфельках, если они своим стуком мешали работать или обращали на себя излишнее внимание. Вы не такой. Вы – острожный, вкрадчивый, все внимательно взвешивающий и оценивающий, не делающий поспешных выводов. Человек, работающий в чистоте и привыкший к ней, и не исключено, что в белом. Не вам говорить, что тонкое и белое носить в холод и грязь непрактично. Но привычка, брат, дело особое! – Мапет усмехнулся, покрутил в руках коробок спичек и заключительно ударил последними с шумом о стол.

– Вы, Миша, врач. И, наверно, в недалеком прошлом хороший. Наступила тишина.

– А вы, наверно, в недалеком прошлом хороший бывший оперативник, – добавил Михаил. – И бывших, как мы с вами точно знаем, не бывает.

– Так, что случилось? – с вопросительным и острым взглядом прокатился по Михаилу Мапет. – Неудачная операция? Сварливая жена или тянущая под венец надоедливая любовница? Нужна передышка в вашей блестящей карьере? Перерыв, так сказать.

– Я психотерапевт. Двадцать лет самоотверженной работы в городской клинике сделали свое грязное дело. Перегорел. Не могу, да и не хочу больше. Всю свою молодость я вытаскивал щипцы из намертво зажатых рук маразматиков, вытирал мокрую пену у рта бившихся в припадке молодых и красивых женщин, видел десятки и сотни сломанных судеб и навсегда ушедших от нас несчастных больных. Мой знакомый узнал о моем решении уволиться и пригласил меня вести рубрику «Народного вестника», работать в ней обозревателем. Кто бы мог подумать, но очерки пишу я неплохо, и, как оказалось, мой многолетний опыт пришелся как нельзя кстати. А что до дел сердечных, так там все просто – incompatibles alien us – плохая совместимость. Ну, вы понимаете?

Мапет по-отечески заулыбался собеседнику и, с шумом затягивая горячий кипяток в рот, иронично отметил:

– «Мы хорошо понимаете», Михаил Покровский. Мой «инкомпатибилс алиенус» уже как два часа на работе, и дай-то Бог ее не достанут особо вежливые местные посетители и она в хорошем настроении вернется домой. А то я не советую попасть вам или кому-то еще под горячую ручку моей Наденьки.

Мужчины понимающе засмеялись. Обстановка стала более мягкой и располагающей к дальнейшему общению.

– Ну а здесь вы зачем? Какое дело «Народному вестнику» до нашего провинциального брата?

– Дело в том, что много времени тому назад к нам в редакцию обратилась некая Ирина Ковальчук – мать двадцатипятилетней дочери Маргариты Ковальчук – с заявлением о ее пропаже. Она просила редакцию сделать об этом обстоятельстве заметку.

Мапет не торопился с встречными вопросами и податливо кивал головой.

– Вы наверняка видели материалы этого дела или знаете, что никаких следов бедняжки, ничего, кроме последней операции по банковской карте, совершенной в тот же день исчезновения, полицией так и не было найдено.

– Так вы здесь по этому делу? Но позвольте, оно ведь закрыто! И, более того, насколько мне известно, всю работу, что можно было сделать, полиция уже сделала, и сделала на отлично!

– Да, но вы не знаете одной детали. Во вторник на этой недели, двадцатого числа, соседка Ирины Ковальчук видела пропавшую Маргариту стоявшей на остановке 52 маршрута. По ее словам, она поздно вечером и ждала автобус. И это в 150 метрах от своего дома?! Одета она была, по словам очевидицы, не совсем по сезону, с большой сумкой наперевес. Вам не кажется это странным?

Максим Петрович задумчиво перевел взгляд с собеседника на пол и стал неторопливо прохаживаться вдоль комнаты, со скрипом прокатывая каждый свой новый, тяжелый и прижимистый шаг по доскам старого деревянного пола. Но вот скрип половиц под ногами Мапета замер. По недоумению на его лице было видно, что рамышления зашли в тупик. Он неспешно повернулся и вдумчиво бросил:

– Этого не может быть, – заключил он.

Глава 3

– Скажите, – нарушив нависшее в недоумении молчание, добавил Мапет, – что вам удалось узнать о Маргарите Ковальчук?

– Ну, – задумчиво затянул своим баритоном Михаил, – со слов ее матери удалось установить, что Марго с детства отличалась замкнутостью и необщительностью.

– Социопатка?

– Не думаю. Скорее всего, здесь мы имеем дело с осознанной социальной дистанцией. Самоотречение ее от общества не по нужде, а по желанию. И, несмотря на скудную, так сказать, социальную активность, в ее поведении прослеживается активная и полноценная жизнь. Не исключено, что внутренний мир Марго был полон красок, чудес и даже любви. Социальная отстраненность Марго – прежде всего ее, как странно это бы ни звучало, выбор, а не вынужденное положение общепринятого изгоя, навязанное социумом.

– То есть изгоем была не она, изгоями были для нее мы?

– Все мы? Такое может быть?

– Вполне. Такие люди видят наше общество не во взрослом и ответственном ключе, а в ключе, напоминающем по развитию, к примеру, детский сад. Ну, к примеру, придя в детский сад, мы – взрослые люди – первые пару часов найдем, чем там заняться и о чем поговорить при встрече с ребенком. Но спустя день, два, месяцы – мы устанем от навязанной некомфортной обстановки и, не имея выбора, будем жить дальше в собственном мире, где есть место всем тем вещам, которых мы были лишены в реальной жизни, – тишине, покою, любви или признанию. В общем, недостаток одного должен всегда где-то и чем-то компенсироваться другим. Я в этом точно уверен. Да и вспомните, как называли ее в школе? Марсианка, мне кажется?

– Вот как? Мда…

– Вы, я так понимаю, не будете отрицать, что ее поведение и реакция на некоторые вещи, мягко говоря, непонятны и ставят в тупик вопросы любой логики. И все же я спрошу вас: скажите, здесь, в малом городке, где все выросли на глазах друг у друга, и знают все на свете о соседях, их родственниках и родных, что вы думаете о Марго? Что вы о ней знали?

Мапет поднял взгляд на Покровского, с сухим шорохом почесал свою бороду, и добавил с настороженностью в голосе:

– Я думаю, только одно: все мы на самом деле ничего не знали о Марго.

Глава 4

Новый, вдруг всплывший из ниоткуда факт о Маргарите Ковальчук, словно тень из прошлого, возбудил ум Матвея Петровича и теперь не давал ему покоя. Он часами прохаживался с задумчивым видом по комнатам, что-то записывал в свой старый блокнот, перебирал старые копии дел, которыми он занимался ранее.

Звонок мобильного телефона стал кричать о своем присутствии и разрывать дребезжанием внутреннюю подкладочную ткань старого пиджака. Мапет внимательно смотрел на фотографии Маргариты Ковальчук, хранившиеся в его копии дела, поочередно перебирая и наспех чертя красными крестиками места, где последний раз видели Маргариту случайные свидетели. Нехотя прерывая свое занятие и не отрывая глаз от складывающейся в его голове схемы, Мапет автоматически снял трубку и тихо бросил в нее безразличное: «Але».

Озадаченный и с нотками отчаяния непрерывный женский голос прервал упорядоченную сосредоточенность его мыслей и заставил переключиться на себя:

– Когда?

Еду.