…Настоящая зима пришла неожиданно, со снегом, и даже с морозами. Замотанный Бобров вдруг вспомнил, что через неделю Новый год. На работу можно было больше не ходить, в кабинете Боброва сидел временный сотрудник, подозревающий хозяина этого кабинета абсолютно во всем. Бобров не мог встречаться глазами с этим парнем лет двадцати пяти, который ничего еще о жизни не знал, а, может, и не узнает никогда. Сидит в чужом кабинете, смотрит честными глазами, осуждает.
«Я сам себя осуждаю», – думал Бобров. «Но мне надо как-то жить».
Он понимал, что украли так много, что история эта получит огласку. А банковская система – одна большая деревня. О схеме все узнают, и о том, кто ее провернул тоже. Когда Бобров придет устраиваться на работу в новый банк, о нем там все уже будут знать. Поговорить поговорят, чтобы удовлетворить любопытство. А, это тот самый ловкач Бобров… А вот на работу возьмут вряд ли. Хотя, кто знает? Может, им именно такие и нужны? Ловкачи.
Бобров понимал, что пора поговорить с Кареном, но боялся этого. Пора бы расплатиться. Поэтому когда Карен на ходу бросил ему:
– Зайди, – Бобров похолодел.
Стрелка его внутреннего барометра скакнула и показала «жопа». Она бы и дальше упала, эта чертова стрелка, но такой жопы, в которой он оказался, Бобров себе и представить не мог. Фантазии у него на это не хватило бы.
– Как дела? – хрипло спросил он, присаживаясь к столу, за которым сидел Карен.
Того уже тоже замещали, но из кабинета почему-то не выгоняли. Сотрудники ЦБ ходили к Карену консультироваться со своими «тетрадками», и Карен важно объяснял им, что вот он, электронный реестр, с ним и работайте. Этот реестр они состряпали вместе с Бобровым, он был насквозь фальшивым, как и улыбка Карена. При этом сам Карен жаловался, что давно уже не получает в банке зарплату, просто ему дорого его честное имя.
Бобров при этих словах ежился и смотрел в окно, где кружила первая метель. Он понимал, что его и самого закружило, он одна из этих снежинок, которая растает, если пригреет солнце. И каплей сползет по стеклу туда, где темно и сыро. Возможно уже навсегда.
– Здесь мы закончили, – деловито сказал Карен, открывая толстую папку. Бобров с ужасом подумал, что в папке его личное дело.
Но Карен отложил папку в сторону и посмотрел, наконец, на Боброва:
– Хорошая новость: твой долг списан.
– Какой долг?
– По ипотеке. Банк ее закрыл. Остался долг за машину, но ты же понимаешь: не все сразу.
– А плохая новость? – замирая, спросил Бобров.
– Ты засветился, Андрей. Тобой заинтересовался Следственный комитет.
– Меня никуда не вызывали, – хрипло сказал он.
– Пока не вызывали, – Карен нажал на «пока». – В общем, тебе надо уехать.
– Куда? – упавшим голосом спросил он.
«Бежать… За границу… Но что я там буду делать? У меня даже нет сбережений… только долги».
– У одного моего родственника есть частный банк средней руки.
– Сколько же у тебя этих родственников? – горько спросил Бобров. – Вся армянская диаспора?
– Угадал, – Карен откинулся на спинку кресла. – У банка несколько филиалов в провинции, один из них в Чацке.
– Где?!
– Город есть такой. В тамошнем банке освободилась должность начальника валютного отдела. В их дыре… Я хотел сказать, в провинции трудно найти специалиста по валюте. А у тебя образование, стаж, опыт работы, – в голосе Карена Бобров уловил насмешку. – Короче, должность твоя. Езжай в Чацк и отсидись там годок-другой.
– А ты, как я понимаю, сядешь в московский офис, – с усмешкой сказал Бобров.
– Радуйся: я по-прежнему буду твоим начальником. Буду тебя двигать.
– Где? В Чацке? – горько спросил он.
– Это неплохой вариант. В провинции жизнь спокойная, подлечишься, женишься, наконец. Зарплата у тебя будет небольшая, но ты сдашь свою московскую квартиру и заживешь в Чацке как король. Долг по ипотеке тебе погасили, – напомнил Карен. – Начальник валютного отдела в банке – это звучит. Да местные красавицы в очередь выстроятся, чтобы тебя заполучить. Выбирай – не хочу.
– Ты решил устроить мою личную жизнь? – зло спросил Бобров.
– Андрей, или так или никак, – жестко сказал Карен. – Выбирай.
«Они хотят убрать меня с глаз долой. Спрятать от Следственного комитета, потому что я не боец. Если на меня нажмут, я все расскажу».
– Где хоть находится этот ваш Чацк? – горько спросил Бобров.
– Твой, Андрей. Теперь твой. Восемьсот километров от Москвы.
– В какую сторону?
– В любую.
– Шутишь, да?
– Я сам точно не знаю. Где-то там, – Карен махнул рукой в сторону окна.
– Когда надо ехать? – сдался Бобров.
– Чем быстрее, тем лучше. В банке тебя ждут.
– Им так нужен специалист по валюте?
– Угадал.
«Это вам нужно, чтобы я поскорее свалил». Он прекрасно все понимал. Понимал, что надо отказаться и пойти к следователю. Надо сдать их всех и сесть. За сотрудничество с правоохранительными органами срок ему скостят.
Бобров с ужасом представил тюремную камеру, вонь параши, уголовников, которые попытаются его изнасиловать. Он почему-то был уверен, что именно так все и будет. И что в тюрьме он покончит с собой, потому что не выдержит всего этого. Не выдержит издевательств. Чацк тоже тюрьма, но там хотя бы не будут насиловать, и можно избавиться от вони. Не тереться телом без кожи о других людей, не нюхать их в автобусе, потому что можно ездить на машине.
– Дай мне пару дней, – сглотнув ком в горле, сказал он Карену.
– Пару дней, не больше. И вот еще что, Андрей… Ты бы расстался с «кокосом». Не поймут.
– Что, в провинции нет наркотиков? – огрызнулся он.
– Полно, но они другого качества. А тут ты со своим деликатесом. Пора менять привычки.
– Ты меня воспитываешь, что ли?
– Совет даю. Я за тебя переживаю.