– И что же ты, парень, натворил? – улыбается Хлынов. – С тещей подрался? Любимого ее попугая в сортире утопил? Давай колись!
– Я это… того… – Мужчина мнется. – Мобилы воровал.
– Мобилы? – настораживается Хлынов.
– Ага, – радостно подтверждает мужчина. – На улице, у баб. У кого шнурок с шеи срывал, у кого сумочку… это… того… Ну, отбирал. Но я только мобилы. Денег не брал.
– И сколько уже отобрал? – щерится Хлынов и делает незаметное движение к двери. Он по эту сторону стекла, а мужчина по ту.
– Пять! – все так же радостно говорит мужчина.
– Ну, это ты врешь! – Хлынов бесшумно отпирает дверь и тянет за ручку. У него четыре заявления от потерпевших. Все они – женщины. Заявляют о том, что на них напал неизвестный и силой отобрал мобильные телефоны. Описание сходится. Высокого роста, широкоплечий, лицо приятное, а вот нос картошкой. Две женщины упоминали о татуировке на правой руке. Хлынов бросает осторожный взгляд на пальцы мужчины, которыми тот теребит свой замечательный нос, и чувствует, как по спине бегут мурашки. От предвкушения удачи.
– Точно – пять.
В этот момент Хлынов открывает дверь. Теперь он в двух шагах от мужчины. Машинально прикидывает: тот выше ростом, в плечах шире.
– Точно – пять?
– Ага!
Хлынов незаметно перемещается поближе к объекту. В этот момент на пульт дежурному поступает звонок. Глянув за стекло, тот что-то коротко отвечает. Хлынов надеется, что правильно. Опытный сотрудник.
– Как же тебя пропустили? Через проходную?
– Так я это… того… так и сказал. К начальнику, мол. С повинной.
Мысленно Хлынов матерится. Понаберут всяких! А если террорист придет? С дежурным связались с пятиминутной задержкой. Что их отвлекло там, на проходной? На девочек засмотрелись? Красивые девочки мимо ходят. Май. Жара. Юбочки короткие, туфельки на шпильках, походка волнующая. Бдительность и притупляется. Вызвать на ковер и…
– Я документ показал, – с гордостью говорит мужчина.
– Паспорт?
– Ага!
– Значит, паспорт у тебя с собой? Давай.
Мужчина послушно лезет в карман и протягивает Хлынову паспорт. Тот открывает документ и читает:
– Пенкин Анатолий Иванович. Четырнадцатого июля шестьдесят шестого года. Место рождения деревня Сосенки… Это где ж такая?
– Далеко.
– Понятно, что не близко. Э-э-э… А регистрации-то у тебя нет! Анатолий Иванович! На каком основании проживаешь в столице?
Пенкин невольно вздыхает:
– Так это… того…
– Ну, понятно. – Хлынов хлопает его по плечу. – Пойдем, поговорим. Насчет регистрации.
– А как же насчет мобил? – Пенкин растерян.
– И за это тоже. Кстати, я не представился: оперуполномоченный Хлынов Олег Александрович. Уголовный розыск.
– Ага. – Пенкин морщит лоб. – Это… Так мне к вам!
– Ко мне, – соглашается Хлынов. – А я только что жаловался, что праздники кончились! Так вон же он: праздник!
Анатолий Пенкин смотрит на него озадаченно. И идет к лестнице на второй этаж. Хлынов пропускает его вперед. Оборачивается, смотрит через плечо на дежурного и подмигивает. Тот широко улыбается. Удача! Явка с повинной! Пенкин-то простак! Сколько бы его ловили? Нападал он преимущественно в сумерках, особых примет нет. Разве что татуировка на правой руке… Но мало ли на свете «Толянов»? Именно так и написано на пальцах у Пенкина. И кто его надоумил прийти с повинной?
Пенкин и Хлынов идут по длинному коридору. Анатолий крутит головой, читает надписи на дверях и бессмысленно улыбается. Хлынов невольно думает: «А может, он это… того? Сумасшедший?» Всякое бывает. Наговорит на себя, признается во всех смертных грехах, а по нем, оказывается, психушка плачет.
Они входят в кабинет, на дверях которого табличка: «Уголовный розыск». Хлынов усаживается на стул и гостеприимно говорит:
– Ну, садись, Пенкин Анатолий. Будем составлять протокол.
– Ага.
Пока Хлынов раскладывает на столе бумаги и ищет ручку, Пенкин смотрит на него с готовностью. Первым делом Хлынов переписывает паспортные данные. Потом зевает:
– Ну-с, как говорится, приступим. К уголовной ответственности раньше привлекался?
– Ага, – кивает Пенкин.
– Что «ага»? – Хлынов поднимает голову.
– Так это… того… Все равно ведь узнаете.
– Опа! Значит, имеешь судимость? Когда отбывал наказание?
– Так это… уж восемнадцать лет, как освободился!
– Судимость, значит, давно погашена. А подробности?
– Так это… за драку. Выпили мы, пошли в клуб, на танцы. Там выпили еще. Ну и… Сам не помню, как вышло, – разводит руками Пенкин. – Очнулся в участке. Оказалось, помяли городских маленько. А одного – сильно. Инвалидом он остался.
– Причинение тяжкого вреда здоровью из хулиганских побуждений. Понятно. Сколько отсидел?
– Три года. Вроде как ранее не судимый, да и пацан еще зеленый был. Снисхождение, значит. Минимум дали. Должен был в армию идти, а тут…
– Пошел под суд, потом на зону. Понятно. Ну, вышел ты, а дальше?
– Так это… В деревне жил. Потом в Москву подался.
– И давно ты в Москве?
– Да уж лет десять.