Любовь и смерть в прямом эфире

– А вы вообще-то готовить умеете? – подозрительно глядит на нее Люська.

– Ну… я… я… – мнется дама. Потом, таинственно понизив голос и явно работая на камеру, говорит: – Вообще-то, я писательница. Мария Залесская.

– И о чем пишете? – деловито интересуется Люська, доставая из шкафчика два пакета итальянских макарон.

– О жизни. О женщинах в основном. Я феминистка.

– Кто-кто?

– Человек, который борется за права женщин. И, главное, за их равные права с мужчинами.

– Это чтобы они рожали? Мужчины?

– Простите?

– Воду в кастрюлю сможете налить?

– Но…

– Понятно теперь, зачем вам эти права. Домработника хотите. Женщину эксплуатировать убеждения не позволяют, а мужик будет в самый раз. К матриархату вам захотелось вернуться. В «до» нашу эру. А вот я люблю готовить.

– У вас, простите, какое образование?

– Самое правильное. Я мать и жена.

– Ах, вот оно что! – тянет писательница, не замечая, что вода уже переливается через край кастрюли, которая стоит под краном. – Передо мной человеческая самка!

– Кран закрой.

– Что вы себе позволяете!

– Вода, говорю, перельется. Беда с вами, с интеллигенцией. Во всем вам видится двойной какой-то смысл. А всего делов-то: воды в кастрюлю налить.

– Правильно говорить: дел.

– Правильно их делать, эти дела, а не говорить о них.

Люська подходит к раковине и сама закрывает кран. Потом ставит на плиту кастрюлю и наставительно говорит писательнице Марии Залесской:

– У меня есть лучшая подруга, она психолог. С высшим университетским образованием. И тоже, похоже, феминистка. Так она без меня за эти полтора месяца с голоду помрет.

В голосе лучшей подруги явный вызов, и Люба чувствует, что краснеет. Апельсинчик, ну зачем ты так? Конечно, ты много для меня сделала, но ведь мы же с тобой подруги!

На кухне появляется Серафима Евгеньевна, а у Любы в квартире снова звонит телефон. Ну, конечно! Стас решил позлорадствовать!

– Ты слышала?

– Не глухая.

– А не надо злиться.

– Ты тоже противник феминизма?

– Я противник грязных тарелок в раковине и манной каши с комками.

– Можешь у меня дома вообще больше не появляться!

– Милая, тогда тебе светит к сорока пяти годам превратиться в это. Внимание на экран.

Люба бросает трубку. Нахал синеглазый! Погоди, ты еще ко мне придешь! Она почему-то уверена, что добром эти перепалки участников игры на вылет не кончатся. Несколько недель взаперти и без дела! Сплошные словесные баталии! На стену можно полезть! Держись, Люсенька!

Люба заинтересованно глядит на экран: на кухне теперь все женщины, кроме Виолетты. Та появляется при полном параде, с прической и вечерним макияжем, на каблуках, и тут же натыкается на злой Люськин взгляд:

– Прислуга здесь по штату не предусмотрена. Еще раз не примешь участие в готовке, останешься без завтрака, обеда и ужина.

– А я не ем макароны-ы, – томно тянет Виолетта, – и вообще, я на жу-уткой диете. Могу вообще ничего не есть.

– Меньше проблем, – пожимает плечами Люська и добавляет: – Чао, бэби! Пойдите развлеките мужчин и ложитесь спать на голодный желудок.

– По-моему, здесь все общее, – огрызается Виолета и тянется к пачке печенья.

– Это же куча калорий! – одергивает ее Апельсинчик. – Верная дорога с подиума на грешную землю! Положи на место! Тебя видят твои продюсеры!!!

– А что, фруктов здесь нет? – тут же отдергивает руку Виолетта.

– Зимний сад прямо под окном, – фыркает Люська. – Пойди да сорви.

– Девочки, не надо ссориться! – примирительно говорит Серафима Евгеньевна. – И вообще, можно установить дежурство на кухне.

– Зачем, если кого-то из нас после первой недели здесь уже не будет? – философски замечает писательница-феминистка.

– Ну, хотя бы на неделю, – разводит руками Серафима Евгеньевна.

– Что, женщины, ужин уже готов? – деловито интересуется инженер Суворов, заглядывая на кухню.

– Не женщины, дамочки, – поправляет его пенсионер Кучеренко.

– Синьоры! – красиво округляет рот Сеня Сайкин, тоже сунувшись в кухню.

– И сеньориты, – тут же встревает Виолетта. – Я, между прочим, еще не замужем.

– Вы как хотите, а ко мне прошу обращаться госпожа Залесская, – замечает феминистка.

– А мне все равно, – вздыхает Серафима Евгеньевна. – Я привыкла и к гражданке, но старинные обращения «барыня» и «барышня» это как-то правильно, по-русски. И вообще пора возрождать наши старые обычаи, наши…

– Давайте, мужики, тащите в гостиную тарелки, – Люська сует емкость с нарезанным хлебом ближайшему к ней пенсионеру Кучеренко, а Люба замечает, что самые молчаливые здесь Градов и Зося. Или у них главные козыри припрятаны в рукаве? Иначе как они собираются поднимать свой рейтинг? Тут их обоих даже безнадежный Кучеренко обскакал.

Дальше ужин. В принципе телевизор можно уже выключать. Сейчас участники игры начнут рассказывать свои биографии, а они в подробностях есть на сайте.