Невеста вне отбора

– Внешность. Все невесты удивительно похожи между собой. Высокий, для женщины, рост, густые пепельные волосы, светлые глаза. Вы немного выбиваетесь из общего ряда… – Ивьен замялся. – У вас губы, такие, гм…

– Пухлые, – вздохнула Катарина.

– Очень, – кивнул белатор и тут же спохватился: – Но вам они очень идут. Кому-то другому не пошли бы, а вам – очень.

Повисла неловкая тишина. Катти переступила с ноги на ногу и попросила:

– Пусть ваша лестница доставит меня вниз.

– Вы ничего другого не хотите пожелать?

– Здоровую ногу, – огрызнулась Катарина. – Но белатор меня уже смотрел. Ни шанса.

Ивьен волнообразно махнул рукой, и на голой кирпичной кладке проявились контуры двери.

– Мэдчен, венец защитит вас от яда и от проклятий, наложенных на личные вещи. И, – белатор подхватил со стола тонкую книжицу, – возьмите. Здесь написано, что невестам нельзя делать друг с другом.

– Спасибо.

В обратный путь ей не пришлось плыть по воздуху – лестница началась от порога. Значит, они хотели посмотреть на ее реакцию? Зачем?

Выйдя на яркое солнце, Катарина чуть сощурилась, глубоко вдохнула наполненный цветочным ароматом воздух и шагнула вперед. Под правую ногу попал камень, и только хорошая реакция помешала ей упасть в пыль.

Выровняв дыхание, Катти отошла от башни и ахнула – ее конь умудрился объесть магическую лиану.

– Обжора, – вздохнула Катти и усмехнулась. – Вот так тебя и буду звать. Это ж надо, слопать магическое растение.

Конь только фыркнул в ответ на ворчание новой хозяйки. Покачав головой, Катарина отцепила поводья, и обкусанная, полысевшая лиана вновь подняла ее в седло. Бросив взгляд на окна башни, мэдчен ван Ретт подавила желание запустить в уже знакомое окно всеми оставшимися камнями.

Гордо вскинув голову, она направила Обжору домой. И ладно. С другой стороны, кто еще может себе позволить провести месяц при дворе его величества? Да и новый гардероб от лучших портных за счет королевской казны. Драгоценные украшения, врученные принцем за каждый пройденный этап Отбора. Все это сделает ее завидной невестой. Нужно всего лишь пережить месяц.

ГЛАВА 2

Катарина даже не представляла, что из-за коня ей придется выдержать настоящую битву. Конечно, родители очень хотели сына, из-за чего долгожданный наследник вырос весьма избалованным. Но вот что Леандер будет требовать убить Обжору, лишь бы он не достался старшей сестре, – нет, это было за гранью понимания Катти.

По счастью, Обжора принадлежал к редкой породе и стоил, невзирая на свой флегматичный нрав, очень дорого. Потому отец строго посмотрел на пошедшего красными пятнами сына и внушительно произнес:

– Я позволил тебе самостоятельно выбрать коня. Ты увидел самого массивного и красивого жеребца и сразу же его купил. Ты не расспросил о нем конюха или заводчика. Вижу – хочу. Новую лошадь ты получишь только в следующем году. А Фарнвард достанется Катарине. И я не позволю убить настолько дорогое животное.

– Спасибо, отец! – Катти изобразила реверанс.

– Но и ты, Катарина, тоже неправа. Конь принадлежал твоему брату, и прежде чем его брать, тебе стоило спросить на то разрешения.

Кивнув, Катти улыбнулась и легко извинилась. Подставлять эйта Фовера она не собиралась. То, из-за чего ее лишь пожурят, конюху может стоить работы.

Наведя порядок в семье, Линдгард ван Ретт удовлетворенно вздохнул и удалился в свой кабинет. Бросив напоследок, что Катарину ожидает мора ван Ретт. В сиреневой гостиной.

– Когда будет конкурс Симпатий, – ядовито прошипел Леандер, – свой цветок я отдам не тебе.

– И отец откусит тебе голову, – не менее ядовито отозвалась Катти, – потому что на публике семья должна быть едина.

Мама давно объяснила Катти, что брат ревнует. И ревнует не родителей, нет. Ревнует к магии – самой Катарине передались способности моры ван Ретт. А вот Леандер пошел в отца. Ни крошки таланта.

Правда, старший дерр ван Ретт был чрезвычайно умен и в молодости десять лет служил в королевской гвардии. Катти с нетерпением ожидала, когда в брате, наконец, проснется мужское начало и из капризного ребенка он станет благородным юношей. Нянюшка изредка ворчала, что взросление Леандера подзатянулось. Но как-то серьезней критиковать молодого дерра никто не смел.

Бросив на сестру презрительный взгляд, Леандер, печатая шаг, ушел. Катти только фыркнула и пошла к парадной лестнице. В Сиреневую гостиную можно попасть двумя путями: через главный холл или через домашнюю винтовую лестницу. Последняя для Катарины была сложно преодолима.

Последнее время мэдчен ван Ретт ловила себя на мысли, что с годами разница в возрасте между ней и братом не сглаживается. В том смысле, что Леандер будто застыл в детстве. Все еще пытается пробудить в себе дар к общей магии, хотя всем известно – если магия до шестнадцати лет не проснулась, все. Уже не проснется. А ему семнадцать.

Но упрямец вычитал, что третий глава Ордена белаторов, живший в незапамятное время, обрел дар в середине жизни. И как Катти ни пыталась объяснить брату, что восемьсот лет назад средняя продолжительность жизни у людей была около тридцати лет, – он не верил. И напоминал о том, что маги живут дольше. Но ведь летопись писал не маг! И нельзя быть уверенным, о чьей «середине жизни» говорится.

В любом случае ей приказали оставить младшего брата в покое. И не кичиться своим даром. Сиречь, ей фактически запретили применять магию. А ведь это так же естественно, как и дышать. Тогда-то Катарина и привыкла всюду носить с собой мешочек с семенами вьюнка. И не только.

Спустившись по лестнице и пройдя через холл, Катти уверенно отодвинула тяжелую портьеру и, через узкую дверь, вошла в коридор для слуг. Увы, в любимую гостиную матери она могла прийти только через ход для прислуги. Но зато благодаря этому несколько раз заставала мору ван Ретт врасплох. Что сблизило мать и дочь сильнее, чем принято.

Так и сейчас, открыв неприметную дверцу, Катти хихикнула – матушка изволила сидеть в кресле. Казалось бы, что такого? Но почтенная мора забралась на атлас обивки с ногами. И, сбросив туфельки, качала ножкой, которая, вот ужас, была обнажена по самую щиколотку.

Она явно была не одна – с подлокотника другого кресла свешивались чьи-то ноги в узких штанах и ботинках.

– Катти, ты долго, – недовольно произнесла мора ван Ретт. – Познакомься, моя прошлая наставница и твоя будущая дуэнья. Мора Германика Ровейн.

– Приятно познакомиться, мора Ровейн. Дуэнья? – Катти осторожно подошла ближе.

– На Отборе невест у каждой избранницы есть дуэнья, – охотно пояснила мора ван Ретт. – Это новшество. Ах, они хотят сделать все, как в стародавние времена.

– А ты в курсе, что в стародавние времена последним конкурсом было принятие родов? – хихикнула «дуэнья». – Иди сюда, девочка, дай на тебя посмотреть!

Катарина подошла к матери и встала с ней рядом. И как никогда порадовалась, что трость помогает ей удержать равновесие.

Мора Германика Ровейн казалась весьма эксцентричной особой – белоснежная мужская рубашка, узкие брюки и короткий черный корсаж. Вокруг бедер находилось нечто непонятное – как будто складки короткой юбки или фалды сюртука.

– Ах, Сабрина, у тебя получился дивный цветок, – искренне восхитилась мора Ровейн. – Удивительно, что ей двадцать, а бутон никем не помят. Наш принц везунчик.

Почувствовав, как загорелись щеки, Катарина метнула в насмешницу сердитый взгляд и демонстративно пристукнула тростью.

– О, ты намекаешь на хромоту? Милая, ты же не скаковая лошадь, – фыркнула мора Ровейн и сдула с носа белоснежную прядь. – Поверь, есть вещи, которые в положении «лежа» абсолютно не важны. Это рост и ноги. Если ноги есть и даже могут двигаться, все, вполне достаточно.

– Что ж, мора Ровейн, видимо, мужчины не разделяют вашу точку зрения, – сдержанно ответила Катти.

– Или ты не встречала мужчин, – хмыкнула насмешница. – Сабрина, почему она хромает? У рода ван Ретт внезапно кончились деньги?

– Белатор, приглашенный моим супругом, сказал, что ничего сделать нельзя.

– Мне вырастили новую руку. – Мора Ровейн вытянула правую руку и пошевелила тонкими, сухими пальцами. – Давайте отрежем девочке ногу. А что? Если нельзя вылечить, пусть вырастят новую. Уснет, проснется – и уже здорова.

Катарина тихонько пискнула и попробовала незаметно отступить назад. За кресло матери. Но наступила себе на подол и свалилась на пол.

Мора Ровейн высунулась из своего кресла, наблюдая за ней.