Сагертская Военная Академия

– Маги пытались привить ему разум, да не вышло. – Парень махнул рукой. – Девица Латвилей его забрала сюда из Империи. Да только девица замуж вышла, а муж сказал: никаких экспериментов в доме. В итоге он тут, поганец. Все портит, абсолютно все.

Цветок в ожидании боли закрыл все свои соцветия. И сердце моей лисоньки не выдержало:

– Оформляй как безвинно погибшего. Мэль, пожалуйста, давай его заберём?

Меня немного пугали слова, что цветок все портит, но… У него осталось меньше половины целых жгутиков, да и вообще – не знаю, что там с разумом, но боль он явно чувствует. Иначе бы так не трясся. Не искал бы защиты от чужой жестокости.

Накрыв ладонью схлопнувшиеся соцветия, я кивнула:

– Будем считать, что его сожгли.

Затем, когда парень, радостно потирая руки, умчался куда-то за бумагами, я погладила цветок и проворчала:

– Ты уж ползи мне на плечо, а то на ноге как-то неудобно.

И ложный лилейник, шустро шевеля жгутиками, забрался мне на плечо и радостно расцвел.

– Только, Мэль, его ж тут многие видели, – опасливо произнесла Нольвен. – Может… Ого?!

– Что – ого? – напряглась я.

– Он сменил форму соцветий, – восхищенно произнесла моя лисонька. – Как назовем? Лилия?

Хоть мне и было плохо видно, но даже я заметила, как сердито он распушился.

– Лилей? – предположила моя неугомонная подруга. – Лилей, он согласен. А сокращенно – Лиль. Здорово! Идем праздновать!

– Как бы нам всем втроем в казематах не оказаться, – проворчала я.

И, когда к нам вернулся работник парка, решительно подписала бумагу, где указала себя как свидетеля случайного цветоубийства.

– Обратно не примем, – сощурился парень. – Принесете – и я его сразу лопатой перерублю! Чтоб, значица, наверняка.

– Смотри, как бы тебя не перерубили, – возмутилась Нольвен и погладила Лилея по листочку. – Вряд ли этот красивый малыш пакостил специально. Ему, может, тепла не хватало. Или витаминов. У нас земля-то ни разу не плодородная!

– Да я тут с удобрениями с утра и до позднего вечера ношусь! – не выдержал парень. – Эх вы, колдуньи, а доверчивые, как дети.

С этими словами он развернулся и ушел.

– Ох, опоздаем же в ресторацию, – выпалила Нольвен, и мы ускорили шаг.

И пока мы шли, моя лисонька пересказывала Лилею все-все наши беды и горести. Как она пояснила, маги-научники доказали, что цветы любят, когда с ними говорят.

– А у нас какой цветок, – восхищалась она, – всем цветам цветок! Да, Лилей?

Лилей шелестел узкими листочками и крепко держался за мое плечо.

– Мне только одно интересно: ему горшок нужен? Этим надо будет озаботиться до поступления в военку.

– В крайнем случае тиснем вазон из парка, – пожала плечами Нольвен. – Что? Потом вернем, как на выходные отпустят.

– Тогда не "тиснем", а возьмем на время, – поправила я ее и добавила: – А вообще, если все будут так делать, то у нас город станет страшный и некрасивый. Лучше у Меры ту фарфоровую супницу возьмем.

Нольвен с ужасом посмотрела на меня и страшным шепотом ответила:

– Я не готова умирать, тем более такой смертью. Она же застебет нас насмерть. Как за те голубые блюдца, помнишь? Когда мы их левитировали в стену!

Так, посмеиваясь и поглаживая Лилея, мы пришли к ресторации. Внутрь мы вошли исключительно вовремя: наши однокурсники уже расселись по местам и нам с лисонькой было уделено максимальное внимание! Звонкий колокольчик на двери заставил всех повернуться в нашу сторону.

– Девочки, вы прекрасно выг… Маэлин? Нольвен? – наш записной сердцеед Ролан на мгновение оторопел, а после рассыпался ворохом комплиментов.

Мой бывший жених, сидевший во главе длинного прямоугольного стола, только досадливо поморщился, но ничего не сказал. Вот только когда мы в сопровождении болтуна Ролана подошли к столу… О, надо было видеть эти глаза, полные гнева! Мой костюм его явно впечатлил.

– Маэлин, тебя бы как-то посадить поближе к Стевену, – призадумался Ролан. – Ты у нас первая в списке, да и вообще, вы же уже сколько лет помолвлены.

– Не стоит беспокоиться, Ролан. – Я положила руку ему на плечо. – Вон два свободных места, как раз для нас с Нольвен. А помолвка расторгнута.

– Не стоит бросаться столь громкими словами, Маэлин. – Стевен встал со своего места и властно произнес: – Ты сядешь рядом со мной, на углу. Никому не придется двигаться.

Все двадцать человек замерли, превратившись в одно большое ухо.

– Ну оттащи меня, – хмыкнула я и плюхнулась на свободное место.

Рядом со мной грациозно опустилась моя лисонька, и взгляды собравшихся скрестились на Стевене.

– Мы поговорим об этом позже. Как и о твоем отвратительном внешнем виде.

– Да? – делано простодушно удивилась Нольвен. – А тем парням понравилось. Помнишь ту троицу выпускников военки? Мы их в парке встретили.

И моя лисонька принялась делиться восторгами по поводу того, какие эти парни были "Ух" и "Ах". И высокие, и широкоплечие, и такие "по-военному суровые". Лисонькина соседка, жадно блестя глазами, впитывала слова Нольвен как губка и даже глаза закатывала.

– Надо признать, что они немного грубоваты, – вскользь заметила я. – Но это скорее от прямоты характера, а не от внутренней подлости и желания оскорбить. Или предать.

В сторону Стевена я не смотрела, но искренне надеялась, что мои слова до него долетят. Хочу ли я за него замуж? Да ни за что. Хочу ли я как-нибудь отомстить поганцу? О да. Но я не бабушка, во мне нет столько внутреннего безумия, чтобы сломать негодяю нос и спалить его дом. Не тот, который принадлежит его родителям, а тот, который он "уже присмотрел".

"А было бы неплохо станцевать на пепелище", – мелькнула в голове предательская мыслишка.

Рассеянно погладив Лилея, я наконец осмотрелась. Зал наша староста, она же квэнти Тревёр, выбрала замечательный. Хотя для двадцати человек здесь слишком просторно. Так-то нас почти тридцать, но… Но не всем позволено было прийти. Три замечательные целительницы сейчас сидят дома и, горестно вздыхая, ждут своих мужей с праздника. Мы с Нольвен были в шоке, когда узнали, что наши сокурсники запретили своим женам-сокурсницам приходить на общий праздник.

Стевен тогда сказал: "Я бы никогда так не поступил. Это ведь наш общий триумф".

От воспоминаний стало горько, и я пропустила момент, когда на столе материализовались еда и вино. Зато не пропустила то, что Лилей запустил в мой бокал свой тонкий полупрозрачный корешок и стремительно втянул в себя все содержимое оного бокала. И в тот же момент выяснилось, что на столе и посуде заклятье самопополнения: бокал вновь наполнился, а корешок-то был еще там!

Пытаясь воевать с цветком-алкоголиком, я краем уха услышала, как моя лисонька живописует наши сегодняшние приключения. Миала – я наконец-то вспомнила имя однокурсницы, с которой никогда толком не общалась, – только вздыхала и вздыхала.

– А кто не такой? – спросила она в итоге. – Это стихийницы или боевички могут себя в семье правильно поставить. А мы что? Слабые целительницы.

Кое-как вытащив верткий корешок из бокала, я чуть перегнулась через Нольвен и серьезно спросила Миалу: