На орбите судьбы

–Корабли! – Айк бессознательно стиснул мою ладонь, – мазафака, это корабли! Когда Нибиру приблизится к земле на достаточное расстояние, нефилимы высадятся на кораблях и…, – парень, наконец, осознал, что причиняет мне боль и запоздало выпустил мою руку, – я не знаю, что будет дальше.

–Знаешь, -возразила я, потянувшись за сигаретой, – у тебя на запястье это написано.

Мы молча курили одну сигарету на двоих и тщетно пытались остудить при помощи никотина свои закипающие мозги. «Надиктованные» отдельно каждому из нас рисунки в совокупности должны были нести в себе ключевые для понимания намерений нефилимов сведения, но наша человеческая логика не справлялась с посланиями инопланетного разума.

–Мы знаем, что это Земля, так? – похоже, бешеная жестикуляция была призвана придать ускорение тяжело пробуксовывающим мыслям, и мне оставалось лишь надеяться, что в исследовательском азарте Айк не нанесет мне случайную травму, – теперь дальше: в своих видениях мы как бы смотрели сверху, да? Я понял, что нужно сделать – я отсканирую оба рисунка и поищу похожие изображения на спутниковых картах. Ну как?

–По-моему, вполне жизнеспособная идея, – сдержанно похвалила я ожидающего бурных аплодисментов парня, – при учете, что эти места не слишком изменились за тысячи лет.

Айк довольно пристойно затянулся, передал мне недокуренную сигарету и вдруг обезоруживающе улыбнулся мне в лицо:

–Вы недавно сами сказали – есть вещи, которые не меняются с годами. Например, юношеский максимализм, мазафака!

Придумать относительно подходящие возражения в ответ на этот железобетонный аргумент, по всей вероятности, было так же заведомо невозможно, как и найти прием против лома, поэтому в итоге я сдалась и не смогла скрыть улыбки, а всячески довольный собой парень для приличия посокрушался, что уделяй он в школе чуть больше внимания изучению географии, может быть, ему бы уже сейчас пришла бы на ум парочка вариантов. Помянув всуе глубоко опостылевшую ему учебу, Айк заметно помрачнел, но как выяснилось через мгновение, настроение ему испортили вовсе не мысли о результатах тестирования, а совсем другие вещи:

–Римма, я не лезу в вашу личную жизнь, и никогда не буду этого делать, – небесно-голубые глаза Айка смотрели на меня почти в упор, и меня это непостижимым образом смущало, – я понимаю, что у вас и без меня проблем хватает, но, пожалуйста, давайте решим, как нам связываться. Свой номер вы не даете, мне не звоните, Юлька вообще не в теме… Я бы все равно вас нашел, не знаю как, но нашел бы! У вас муж, наверное, ревнивый, или парень – зверь, поэтому вы боитесь? Мазафака! Вы из-за этого урода так плакали?

ГЛАВА XXI

Крайне потрясенный внезапно осенившими его выводами Айк застыл в неестественной позе, будто стоп-кадр на экране телевизора, а я неожиданно уцепилась за его глубоко ошибочное предположение агонизирующей хваткой утопающего. Как же я раньше до этого не додумалась? На ревнивца-мужа можно было списать абсолютно всё, начиная от коронок, которые я была якобы вынуждена поставить на месте выбитых душевным ударом в челюсть зубов до граничащей с паранойей осторожности! Плачевное состояние моих вен брачным союзом с потомком шекспировского Отелло, к сожалению, не объяснялось, но так как вероятность наступления обстоятельств, вынуждающих меня обнажаться в присутствии Айка, можно было смело причислять к разряду нулевых, я не стала заморачиваться на мелочах, и уж если врать, так по-крупному.

–Айк! – обреченно выдохнула я и, придав своему давно охрипшему от беспрестанного курения голосу, проникновенные интонации, печально сообщила, – по большому счету ты все правильно понял. У меня очень непростые взаимоотношения с мужем, он пытается контролировать каждый мой шаг и жутко ревнует ко всем фонарным столбам. Если бы он нашел у меня твой номер телефона, знаешь, как бы мне потом досталось! Мне не хотелось посвящать тебя в подробности, но раз уж ты сам обо всем догадался…

Парень опустил глаза и несколько минут не поднимал на меня взгляда. Черт побери, он ведь эту хрень, можно сказать, только что сам и сочинил, а я просто немного развила его собственную мысль! А что мне еще делать? Одна ложь автоматически порождает другую, и кто виноват, что Айк неосознанно подкинул мне идею, сравнимую по ценности со спасательном кругом для не умеющего плавать купальщика?

–Хотите, я с ним поговорю? – Айк рывком поднялся на ноги и решительно расправил плечи, – это я вас подставил, пусть с меня и спрашивает! Не знаю, что он с вами сделал, но я больше никогда не допущу, чтобы вы так плакали!

В темном полумраке ночного сквера я почти не различала выражения его лица: лишь лихорадочно поблескивающие глаза и напряженные мышцы под футболкой. Высокий, подтянутый, с рельефно развитой мускулатурой, Айк казался старше и внушительней, и сейчас я без труда поверила в то, что несмотря на юный возраст и периодическую склонность к идеализму, он способен надежно защитить меня от всего мира в целом. Впрочем, я нуждалась в защите исключительно от себя самой, однако, и в этой неравной борьбе Айк неизменно принимал мою сторону.

–Не надо ни с кем разговаривать, так ты сделаешь мне только хуже! – я встала рядом с парнем и снизу вверх заглянула в его небесно-голубые глаза, – мои проблемы не должны отражаться на тебе. Просто войди в мое положение и не требуй от меня невозможного! И еще неизвестно, кто из нас кого подставил – разве после того, как я в МПУ заявилась, у тебя с твоей Юлькой разговор не состоялся?

Айк развязал бандану, взъерошил рукой короткий ежик обесцвеченных волос и, нещадно комкая в ладони яркую ткань, неохотно ответил:

–Да у меня, мазафака, эти разговоры в день по десять раз! Однажды достала она меня, почему то, почему это, и я уже всё, хотел правду рассказать про Нибиру, про контакт с нефилимами, а в последний момент представил, как она пальцем у виска крутит и как-то дерьмово так сразу стало… Короче, повел ее тогда в «Рубенс», потом в кино, будто я перед ней строго в косяках! А сегодня вообще от нее еле слинял. Наш класс в «Рубенсе» тусует, я сначала думал вообще не идти, а потом сообразил, что проще оттуда смыться, чем из дома.

Я подожгла сигарету и без всякого удовольствия закурила. Что я здесь делаю? Что ты здесь делаешь, Айк? Зачем мы самозабвенно рушим свое будущее ради сомнительного настоящего? До нашей встречи у нас было главное – стабильность, а теперь мы оба живем даже не одним днем, а одной ночью. Я смирилась со своим уделом, я полюбила оранжевый жилет, я прижилась на кухне в теткиной малосемейке и я была пусть примитивно, но все-таки счастлива. Меня не задевали оскорбительные намеки на мое прошлое, меня не мучали сомнения, я просто плыла по течению, и мне нравилось чувствовать себя частичкой общества. Я научилась стоически претерпевать бытовые неурядицы и демонстративно игнорировать людскую молву, а теперь вдруг начала стыдиться своей работы, своей бедной, но честной жизни – всего того, что я еще недавно ставила себе в заслугу и чем безумно гордилась. У меня осталось единственное основание для гордости, но для кого, кроме самой, оно, в сущности, имеет значение?

Не могу с уверенностью утверждать, что сейчас мы с Айком думали практически об одном и том же, но молчали мы на удивление в унисон. Просто стояли друг напротив друга и не находили нужных слов.

–Знаете, как я тогда в «Рубенсе» ситуацию развел? – не силах больше выносить эту удушающую тишину, парень выдавил из себя робкую улыбку, – сказал, что вы астрофизик из столицы, и я с вами по интернету познакомился.

–Неужели кто-то в этот бред поверил? – хмыкнула я, – мне в школе по физике еле-еле четверку натянули! А уж астрономия мне вообще мимо прошла…

–Да ладно, я до первого контакта тоже думал, что я по жизни чистый гуманитарий, – Айк устало опустился на скамейку, – а сейчас у меня даже домашняя обсерватория есть, с цифровым телескопом, с куполом и со всеми делами! Там можно посмотреть Нибиру совсем близко! Мазафака, Римма, а ведь, если сделать реальное увеличение, корабли нефилимов должны быть уже видны! Нужно попробовать, пока не рассвело!

Разлившаяся по лицу парня радость открытия вдруг резко сменилась злым разочарованием. Он снова встал, небрежно повязал бандану и с кривой усмешкой произнес:

–Ну все, Римма, пора по домам. У вас впереди разборки с вашим конченым уродом мужем, а у меня продолжение скандала с предками. Вас на Вознесенский?

–Нет! – мой отчаянный возглас прозвучал настолько громко и пронзительно, что опешивший от неожиданности Айк судорожно завертел головой по сторонам в поисках выглядывающего из кустов ревнивца с топором наперевес. Что касается меня, то перспектива на бис повторить пеший вояж через весь город пугала меня гораздо сильнее любых семейных драм,– не надо на Вознесенский, довези меня до перекрестка Хазарова – Симоновича.

–Не вопрос, – кивнул парень, – только мы насчет связи так и не договорились а, может, вы ко мне в соцсети добавитесь?

Если бы Айк имел хотя бы приблизительное представление о беспросветной древности Нюркиного компьютера, то посетившую его идею можно было бы смело рассматривать в качестве изощренного издевательства. Но скорее всего парень толком не помнил о существовании на заре цивилизации такого уникального явления, как лимитный интернет, а уж об использовании данной реликтовой технологии некоторыми социально уязвимыми группами пользователей навряд ли имел даже смутное представление. Начни я сейчас рассказывать, что кое-где выход в сеть осуществляется лишь по «большой нужде», Айк бы, наверняка, слушал меня с широко распахнутыми от изумления глазами, но изображать из себя ведущего телепередачи «Очевидное-невероятное» я не собиралась.

–Это не выход, – с неприкрытой тоской отклонила я поступившее от парня предложение, – давай, я лучше твой номер наизусть заучу!

–А мысли ваш муж точно читать не умеет? – с ядовитой горечью съязвил Айк, – на детекторе лжи он вас, случайно, не проверяет?

Ставить парня в известность относительно того, что рядом со мной самый совершенный полиграф зашкалил бы буквально в первые секунды, я, естественно, необходимым не посчитала. Мой воображаемый супруг отчего-то вызывал у Айка чрезмерную, на мой взгляд, ненависть, и по всей вероятности, в его глазах представал собирательным образом эдакого концентрированного негодяя с полным набором присущих подобному типажу недостатков. Неужели мои пролитые на груди слезы оказали такое невероятное воздействие на его впечатлительную натуру?

В конечном итоге Айк все-таки надиктовал мне свой телефонный номер, и я несколько раз вслух воспроизвела по памяти состоящую в основном из нулей и единиц комбинацию цифр. «Золотой номер», по моим сведениям, стоил бешеных денег, но сегодня я сполна оценила его неоспоримое удобство для абонентов. Даже мой отравленный героиновым стажем мозг с легкостью справился с задачей, а это явно свидетельствовало о немыслимой простоте объекта запоминания.

Парк имени Перова мы покидали в странном и противоречивом настроении. Между нами с Айком повисло устойчивое ощущение недосказанности, а в густо усеянном бесчисленными звездами небе – видимая лишь нам двоим планета Нибиру, гигантский жилой модуль, летящий к Земле под прикрытием разведывательных кораблей. Парень пообещал сделать снимки полученного с помощью телескопа изображения и обязательно показать их мне при следующей встрече, но мне почему-то казалось, что на самом деле он боится в одиночку посмотреть в лицо неведомому, и жутко нервничает из-за невозможности разделить со мной свой страх. А мне просто до ужаса не хотелось возвращаться в общагу, будить тетку Василису, и перехватив, если повезет, пару часиков поверхностного сна, ни свет ни заря тащиться на работу, чтобы весь день утешать себя скорым наступлением долгожданного вечера, когда я наберу вызубренный телефонный номер и мой серый мирок обретет ярко-красный цвет неизвестного официальной науке небесного тела.

Перекресток Хазарова-Симоновича представлял собой уже не центр, но еще и не совсем трущобы, здесь пролегала своего рода разделительная полоса между рабочими кварталами и относительно престижным районом Перовска. Я неуклюже слезла со скутера, сняла шлем и потянулась за сигаретой. Двадцать минут в бодром темпе, и я дома. Интересно, достучусь ли я до тетки, и что она со мной сделает, когда я ее, наконец, разбужу?

– Вы можете позвонить мне часа через два-три? – Айк явно торопился успеть в обсерваторию до рассвета и даже не глушил мотор, – я думаю, у меня уже будут результаты наблюдений…Или сообщение напишите!

–Подожди до завтра, -знал бы он, что мне надо еще где-то телефоном разжиться, – я после обеда позвоню.

В ответ на мое уже однажды вероломно нарушенное обещание парень издал лишь скептическое фырканье, но потом внезапно посерьезнел:

–Берегите себя, Римма! Мазафака, больше не позволяйте никому доводить вас до слез! Слышите, никому! Мой отец тоже постоянно мамку унижает, а она все равно терпит.

Я вспомнила развевающееся на ветру шифоновое платье Аллы Мезенцевой и самоуверенный взгляд ее мужа, с показной заботой взирающего с предвыборной агитки – выходит в семье у Айка и так не все идеально, а тут еще единственный наследник с пугающей регулярностью подливает масло в огонь своими выходками.

–Это ты себя береги, Айк! –с почти материнской нежностью попросила я, – ох, чувствую, достанется тебе сейчас дома на орехи!

–Да нет, – с бездарно разыгранным безразличием отмахнулся парень, – если только меня Денжер не слил! Кстати, мне Юлька сказала, что вы с его братом вроде как знакомы?

Ощущение было такое, словно меня несколько раз с головой окунули в унитаз. Я волевым усилием отключила часть памяти, отвечающую за воспоминания о встрече с Валерчиком, но вскользь брошенные слова Айка сработали, как спусковой курок, и меня снова накрыло. Я до скрежета стиснула зубы, глубоко затянулась и, выпустив дым, прошипела:

–Когда я жила в столице, я знала человека очень сильно похожего на брата Денжера – подлого, низкого, бессердечного и жестокого подонка, который ради своей выгоды не погнушается самыми грязными методами и без зазрения совести пойдет к цели по трупам. Забудь об этом, Айк, я просто обозналась.

Парень задумчиво побарабанил пальцами о раму и неопределенно пожал плечами:

–Честно говоря, Денжеровский брат мне тоже не нравится, какой-то он… неприятный, что ли. Иногда, конечно, и сам Денжер себя так ведет, что мне охота ему навалять как следует, но с ним вроде бы все не так страшно, как вы описываете. Мазафака, и где вы только всех этих уродов находите?

–Я надеюсь, что ты никогда об этом не узнаешь, – грубо отрезала я, чтобы скрыть волнение, – давай уже езжай, хватит о всякой ерунде болтать!

–Окей, – чересчур легко согласился Айк, – но имейте в виду, если вы не позвоните, я найду ваш адрес и приду к вам домой! И не говорите, что я не предупреждал!

Я так и не поняла, какое процентное соотношение шутки юмора содержалось в его прощальной фразе, но интуиция подсказывала мне, что парень еще не исчерпал свой персональный запас безумных поступков, по сравнению с последствиями которых нанесенное несмываемым составом на стекло остановочного павильона послание покажется мне дилетантской пробой пера.

ГЛАВА XXII

Мне настолько не хотелось возвращаться в глубоко опостылевшую общагу, что я смаковала каждый шаг и каждый глоток ночной прохлады. Я инстинктивно боялась переступить порог малосемейки, словно за ним начиналась какая-то зона отчуждения, своеобразная резервация для быдла, где каждого, попавшего под воздействие ее губительной атмосферы человека неизбежно ожидало постепенное перерождение в такую же безликую, студенистую массу. На протяжении трех месяцев я старательно пыталась влиться в вялотекущий поток людей и событий, а сейчас мое сердце яростно протестовало против такого слияния. Я изначально была другой, я родилась в другой семье, я выросла в другом окружении, и, черт возьми, стремилась обратно к своим корням. Именно эти ощущения я желала запомнить навсегда – страстную, испепеляющую ненависть к героину, столкнувшему меня в пропасть, и когда меня в следующий раз захлестнет неуправляемая потребность уколоться, обратиться именно к этим воспоминаниям. Меня все еще швыряло из стороны в сторону, я все еще толком не понимала, хорошо мне или плохо, но эти хаотичные метания в большей степени походили на мучительный поиск своего истинного «Я», чем на привычную для любого наркомана психическую неуравновешенность.