Душа и тело

–Потерпи до утра и съезди к Майстеру – немного поразмыслив, посоветовал мой муж- скажи ему, мол так и так, Йенс стал совсем неадекватный, уснет пьяный с сигаретой и мало того, что сам сгорит, так еще и сарай этот спалит. Вот пускай Хайнц его с полицией и выселяет, а ты уже по обстановке решишь, что с этим уродом делать: или домой его заберешь, либо сразу бригаду за ним вызовешь… Короче, если мы с тобой сейчас в это дерьмо ввяжемся, сами в нем и захлебнемся, понимаешь?

– Ну да, ты прав, – неохотно согласилась Ханна, – итак уже по уши в дерьме… Эберт, ну вот за что мне такое наказание? Не дай бог, Йенс ночью загнется, на меня же его родственники скопом насядут, которые его и знать не хотели, и мамаша Беккер нарисуется…

– Успокойся, Ханна! – ободряюще попросил Эберт, – если что, я первый скажу, что ты изо всех сил старалась помочь Йенсу, но слишком уж запущенный случай оказался. Поехали отсюда, меня уже, наверное, Беата потеряла, странно, что не звонит до сих пор. Еще и этот дождь никак не кончится…

– Чтоб тебе пусто было, сволочь! – вместо прощания выдохнула Ханна в адрес своего гражданского супруга с благодарностью обратилась к Эберту, – спасибо тебе, хоть у кого-то светлая голова на плечах. Я бы тут уже все разнесла в щепки…

– Ага, -хмыкнул Эберт, – а потом Хайнц бы тебе иск об умышленном повреждении имущества впаял. Нет, Ханна, тут надо быть похитрее, а то проблем не оберешься. Ну всё, едем домой, до утра здесь нечего делать…

Когда две пары удаляющихся шагов полностью стихли за дверью, мне вдруг стало ясно, что всё это время я толком и не дышала. Меня шатало и покачивало, губы пересохли от волнения, а на лбу выступила липкая испарина. Но гораздо более сильный дискомфорт мне доставляли болезненно свежие воспоминания о только что услышанном диалоге. Если до сего дня я просто не любила и презирала своего мужа, то теперь я его ненавидела и боялась. Я представить не могла, как вернусь в Ор-Эркеншвик, загляну Эберту в глаза, лягу с ним в одну постель, усну и проснусь рядом с ним… Нет, нужно сегодня же наотмашь разрубить этот гордиев узел!

– Ты должна уйти! – Йенс поджег сигарету, нервно затянулся и красноречивым жестом указал мне на выход, – чем быстрее, тем лучше. И главное, ты должна навсегда забыть сюда дорогу. Тебе очень повезло, что Эберт отказался ломать дверь, но второй раз Фортуна может и не повернуться к тебе лицом. Не испытывай судьбу на благосклонность, Беата!

– Йенс, я не могу! – всхлипнула я, чувствуя себя загнанной в угол и совершенно не понимая, куда бежать. Я стояла напротив Йенса, в немой мольбе протягивала к нему обе руки и, будто выброшенная на лед рыба, раскрывала и закрывала рот, не в силах произнести ни слова. Это был очевидный тупик, абсолютная безысходность, холодная, безжизненная пустота…

– Можешь! Еще как можешь! – заверил меня Йенс и внезапно повысил голос почти до крика, -уходи сейчас же! Нет, лучше я сам тебя отвезу на роллере.

– Не надо, я дойду пешком, – тряхнула головой я, словно со стороны наблюдая, как в безвольной покорности опускаются мои руки, -знаешь, я бы предпочла, чтобы Эберт меня здесь увидел.

– Зачем? – Йенс раздавил на полу недокуренную сигарету, занес ногу, чтобы шагнуть мне навстречу, но затем вдруг передумал и остался стоять на месте.

– Так мне не пришлось бы с ним объясняться, – со вздохом призналась я, – он бы и сам все понял…

– О чем ты говоришь? – невесело усмехнулся Йенс, – если даже я до конца не понимаю, что ты делала здесь на протяжении двух лет, чего ты вдруг хочешь от Эберта? Тебе нужно прежде всего разобраться в самой себе, а уже потом принимать решения.

– Я уже во всем разобралась! – в последнем спазме неизбежной агонии расставания, я вплотную приблизилась к Йенсу и хотела было прикоснуться ладонью к его колючей щеке, но тот на лету перехватил мою руку.

– Уходи и больше не возвращайся! – попросил меня Йенс, именно попросил, а не потребовал, и я почему-то безоговорочно вняла его тихой просьбе.

На улице по-прежнему шел дождь: мелкий, затяжной и холодный. Дождевые капли смешивались со слезами, я почти ничего не различала перед собой и шла в Ор-Эркеншвик буквально по инерции. Дорога хорошо освещалась и у меня не было шансов сбиться с пути, и через полчаса отрешенного движения я добралась до парковки супермаркета, где оставила свою машину. Мокрая и продрогшая, я села за руль и долго не могла заставить себя тронуться с места. Неизвестно сколько бы я просидела в машине, если бы мой мобильник внезапно не напомнил о себе громкой трелью.

– Эберт, я уже еду! – предвосхитив вопрос своего мужа, сообщила я, – буду дома через несколько минут.

– У тебя странный голос, – сходу отметил Эберт, за пять лет брака научившийся распознавать оттенки моего настроения, – что-то случилось?

– Ничего, -солгала я, резко выжала сцепление и круто вывернула руль. Я вся дрожала от предвкушения грядущего разговора с мужем, но честно старалась сохранить хладнокровие.

– Ну и хорошо, – с легкостью поверил Эберт, – тогда я ложусь спать, с ног валюсь от усталости после Амстердама, думал отдохну, спокойно выпью пива с Куртом, как тут меня Ханна из дома выдернула. Пришлось ехать с ней в Хорнебург и уговаривать Йенса открыть дверь, но у него уже совсем ум за разум зашел от пьянства, начал нам полицией угрожать, можешь себе представить? В общем, ты одна ужинай, у меня уже глаза слипаются.

Нажав кнопку отбоя, я едва не разрыдалась от разочарования. Откладывать объяснение с Эбертом до завтра, ждать, пока он выспится после бурной ночи в квартале Красных фонарей и считать секунды до его пробуждения, чтобы поставить точку в нашей семейной жизни. Состояние мое было сейчас таково, что отрывистые удары сердца фактически заглушали голос разума, я лишь волевым усилием сдержала непреодолимое желание вернуться в Хорнебург. Собравшись с духом, я загнала машину в гараж, на цыпочках поднялась в спальню, мельком взглянула на крепко спящего Эберта и бесшумно спустилась в гостиную. Я по шею укуталась в плед, свернулась калачиком на диване в расчете на бессонную ночь, однако, так и уснула в крайне неудобной позе. Не удивительно, что, когда рано утром Эберт кое-как меня растолкал, я первым делом почувствовала ноющую боль в многострадальном позвоночнике, а уже затем сообразила, что мой всё еще муж настойчиво пытается донести до меня какую-то очень важную информацию.

– Беата, да проснись ты уже! –всячески тормошил меня Эберт, – только что Миа звонила, сегодня ночью Ханну убили.

ГЛАВА VIII

Невзирая на то, что остатки сна моментально сняло, как рукой, в течение следующих нескольких секунд я была непоколебимо уверена, что мне всего лишь приснился ночной кошмар. Но жуткое наваждение упрямо не собиралось развеиваться без следа, а когда исчерпавший все доступные способы меня разбудить Эберт резко сдернул покрывало, я окончательно осознала, что страшное известие прозвучало из уст моего мужа наяву, и распрямившейся пружиной подскочила на диване.

–Что ты сказал? – дрожащим голосом переспросила я, искренне надеясь, что все-таки ослышалась спросонья, и насильственная смерть Ханны – это не более, чем плод моего воспаленного рассудка.

–Я говорю, Ханну нашли мертвой! – безжалостно заставил меня проститься с иллюзиями Эберт, – давай вставай, одевайся побыстрей и сразу поедем. Нужно поддержать Мию…

Я потерла виски, надвое разламывающиеся в остром приступе внезапной мигрени, нервно сглотнула и рывком поднялась на ноги. Голова опасно закружилась, окружающее пространство качнулось и поплыло, а размытые контуры предметов слились в одно разноцветное пятно.

–Ты чего? – испугался Эберт, придерживая меня под локоть, – все еще болеешь, что ли?

–Недомогаю слегка, – неопределенно пожала плечами я, волевым усилием подавила мучительный рвотный рефлекс и уверенно заявила, – со мной все в порядке, сейчас только умоюсь…

В ванной я наспех ополоснула лицо, скрутила в тугой жгут растрепавшиеся во сне волосы, натянула первую попавшуюся на глаза одежду и почти бегом вернулась в гостиную к нетерпеливо приплясывающему на месте Эберту.

–Ты в курсе, как это вообще произошло? – уточнила я, уже сидя в машине рядом с мрачным, словно черная осенняя туча, мужем.

–Сама понимаешь, Миа в шоке, она постоянно плачет, половину из ее слов я и разобрать не смог, – Эберт вырулил из гаража, предупреждающе просигналил выехавшему на проезжую часть велосипедисту и с филигранной точностью встроился в поток автомобилей. Подавляющее большинство трудоспособных жителей Ор-Эркеншвика работало за пределами нашего маленького городка, и по утрам и вечерам на узких улочках наблюдалось весьма оживленное движение личного транспорта, тогда как днем здесь обычно стояла, что называется, тишь да гладь. Особняк Ханны располагался практически на выезде из Ор-Эркеншвика, и в эти ранние часы на дороге скапливалось довольно внушительное количество машин.

–Я мало, что понял, но я, в принципе, догадываюсь, как всё случилось, – Эберт притормозил пешеходном переходе, пропустил закутанную в платок турчанку с галдящим выводком разнополых детишек, и в ответ на мой вопросительный взгляд, пояснил, – не знаю, зачем Ханну опять понесло в Хорнебург, среди ночи, да еще и в одиночку. Она же прекрасно видела, что Йенс превратился в тупое и агрессивное животное, с которым совершенно бесполезно разговаривать человеческим языком.

–О, господи! – бесконтрольно вырвалось у меня, – ты хочешь сказать, что Ханну убил Йенс?

–Ну а кто же еще? – без тени сомнения подтвердил Эберт, – Хайнц Майстер застал его на месте преступления, притом, Миа сказала, что этот ублюдок спал мертвецким сном, и полиция его еле добудилась. Я всегда знал, что Йенс плохо кончит, но чтобы такое… Я же просил Ханну к нему не соваться, ума не приложу, почему она меня не послушала…

–Эберт, Йенс не мог этого сделать! – убежденно воскликнула я,– он не способен на убийство!

–Беата, прошу тебя, не будь наивной дурой, -раздраженно бросил Эберт, – вчера я сам слышал, как Йенс угрожал Ханне.

–Полицией, а не убийством! – напомнила я, – это разные вещи.

–Беата, ну что за глупости ты несешь? – выразительно скривился мой муж, -Йенс уже давно деградировал до скотского состояния, у него от пьянства все мозги к черту атрофировались. Ты просто его давно не видела, вот и думаешь, что он нормальный, а я только вчера был в Хорнебурге. Поверь мне, от прежнего Йенса в этой злобной твари ничего не осталось, у меня уши завяли, когда он Ханну матом покрыл. А она ему помочь хотела, к себе домой везти собиралась…

–Я все равно не верю, что это Йенс, – с упрямством заклинившей пластинки повторила я, чувствуя, что вот-вот сорвусь на истерический крик.

–Ханна тоже не верила, – мрачно парировал Эберт, – и где она теперь? Поплатилась жизнью за своё же милосердие. Всё выходим, и прошу тебя, не надо при Мие демонстрировать свою жалость к убийце ее матери. Уважай хотя бы ее положение, ей вот-вот рожать.

–Йенс никого не убивал! – в очередной раз не сдержалась я, но нечто в стальном взгляде Эберта мигом вынудило меня прикусить язык. Возможно, мне показалось, но, похоже, мой муж уже занес руку, чтобы влепить мне пощечину и лишь в последний момент передумал применять ко мне физические меры воздействия.

–Эберт, Беата, как хорошо, что вы так быстро приехали! – одной рукой Миа терла опухшие от слез щелочки глаз, а другой придерживала огромный живот. Ее прямые, светлые волосы неряшливыми патлами свисали по плечам, а сама она безостановочно шмыгала покрасневшим носом и периодически сморкалась в бумажный платок.

–Миа, прими наши соболезнования, и, главное, держись! – Эберт осторожно приобнял девушку, и решительно не позволил ей вновь разразиться безудержными рыданиями, -Миа, хватит! Ханну уже не вернуть, но ты сама скоро станешь матерью, и должна беречь себя ради малышки. Ну всё, успокойся, и лучше присядь…. Беата, налей Мие воды!

–Спасибо! – Миа залпом осушила стакан и бессильно растеклась в кресле. Эберт присел на корточки, аккуратно взял девушку за руку и ненавязчиво спросил:

–Полиция уже была? Что они говорят?

–Да, – кивнула Миа,– полицейские только что уехали. Эберт, боже мой, как такое возможно? Он задушил маму и спокойно лег спать. Хайнц его даже разбудить не смог! Разве это человек? Это чудовище, которое надо пристрелить, как бешеную собаку! Знаете, что сказал мне офицер? Когда они растолкали Йенса, он даже не вспомнил, что убил мою маму, это как вообще может быть? Он валялся пьяный в ноль и ему было все равно, что в коридоре лежит мамино тело. Что это за зверство? Сколько раз я говорила маме, не трогай его, пусть сдохнет своей смертью, но у нее была такая добрая душа, что она до последнего продолжала заботиться о Йенсе, помогала ему, и что получила взамен? Я ненавижу его, я бы сама его убила, я…

–Миа, тихо, тебе нельзя так волноваться, – мягко прервал излияния девушки Эберт, – мы с Беатой разделяем твое горе, для каждого, кто был знаком с твоей мамой, ее смерть – это невосполнимая потеря. Это ужасная трагедия, Миа, но ты должна быть сильной, хорошо? Ханна была чудесной женщиной, мы очень ее любили, и скорбим вместе с тобой. Ты можешь во всем рассчитывать на нас, дорогая, не стесняйся просить о помощи, мы в любой момент придем к тебе на выручку.

–Спасибо, Эберт, – растроганно пробормотала Миа, – я не знаю, как мне жить дальше. Йенс разрушил всю нашу жизнь, он оставил детей без матери, внуков без бабушки…Я осталась одна в этом доме, мне так страшно… Лукас приедет только завтра, бабушка с дедушкой тоже доберутся лишь к вечеру… Мне так плохо здесь без мамы…

–Миа, Беата побудет рядом до приезда твоих родственников, – не считая нужным предварительно заручиться моим согласием, обнадежил глотающую слезы Мию Эберт, – к сожалению, у меня есть неотложные дела в Дортмунде, но я постараюсь надолго не задерживаться.