Опасная работа

–Мама, не выдумывай! – чувствуя себя между двух огней, выдохнула я, – я лишь помогаю Индреку подобрать подходящее жилье.

–А сам он, что, шагу без тебя ступить не может? – риторически вопросила явно не удовлетворенная моей реакцией мама, – ты ему вроде в гиды по столице не нанималась? Ава, пошли ты его лесом, или вон, пускай к Женьке подселяется, будет выёживаться, ему Ленка быстро мозги сковородкой по башке вправит, у нее опыт в этом деле богатый! Я понимаю, ты без работы уже скоро на стенку полезешь, но не ввязываться же теперь в авантюры! В общем так, я договорюсь с Дашей Меркуловой, завтра отнесешь резюме в департамент, а я постараюсь, чтобы тебя долго не мурыжили. А то уже смотрю, ты от безделья маешься и черт-те что творишь. Всё, доча, до вечера.

Я искренне надеялась, что до слуха Индрека донеслись лишь невнятные отголоски нашей с мамой беседы, иначе мне впору было незамедлительно сгореть со стыда. Дурдом какой-то! Кажется, мама никогда не избавится от привычки отчитывать меня, как подростка, какого бы возраста я не достигла. И в пятнадцать, и в двадцать, и в тридцать я неизменно получала свою порцию маминых нотаций, и утешала себя только тем, что аналогичным образом мама обращалась и с отцом, благополучно разменявшим шестой десяток. Справедливости ради, нужно сказать, что в свое время папа добровольно уступил маме лавры «главы семьи», и при всем желании я не могла припомнить ни одного эпизода, чтобы он в этом раскаивался. Так уж исторически сложилось: будучи классическим «маменькиным сынком», после смерти бабушки отец женился на той, кто сходу продемонстрировала ему авторитарный стиль. Нрав у мамы всегда был решительный и жесткий, но за интересы своей семьи она стояла горой. Когда нас принудительно выселяли из заложенной квартиры в столице, мама лично спустила судебных приставов с лестницы и держала оборону до тех пор, пока нами не занялась полиция. Однако, невзирая на далеко не женскую силу воли, внешне мама была довольно видной дамой, и сколько я себя помнила, за ней постоянно ухлестывали разного рода невзрачные мужичонки, инстинктивно чувствующие в ней поддержку и опору. Обычно таких кавалеров мама культурно отшивала, а вот особо навязчивым поклонникам запросто могла и дать физический отпор, причем, рука у нее была, ох какая тяжелая! Именно благодаря маме, мы выжили в этом жутком кошмаре с банкротством и переездом в райцентр – ее несгибаемый внутренний стержень не позволил отцу впасть в отчаяние, а мне – потерять надежду. Да, мы с папой ее безгранично обожали, но лично я смогла вздохнуть свободно, лишь вырвавшись из-под ее контроля. Даже три года неудачного гражданского брака я порой вспоминала с ностальгией – пусть из этих отношений ничего не вышло, зато я жила отдельно от мамы. Впрочем, мама великолепно умела держать меня на коротком поводке даже из другого города: она была уверена, что лучше знает, что мне нужно делать, а я, в свою очередь, в знак протеста поступала назло и в девяноста девяти процентах ситуаций убеждалась в маминой правоте. Пожалуй, последнее обстоятельство и являлось наиболее обидным, наглядно показывая, как можно к тридцати годам толком не нажить собственного ума!

Не знаю, слышал ли Индрек, как мама устроила мне форменную взбучку по телефону, но в его бесцветных глазах по-прежнему сквозило откровенное равнодушие, из чего я сделала оптимистичный вывод, что чужие семейные разборки волнуют моего спутника равно в той степени, в какой они касаются его драгоценной персоны. Похоже, до тех пор, пока мама не вознамерится проинспектировать, как протекает моя вольная жизнь в столичном мегаполисе, Индрек лишний раз даже не вспомнит о ее существовании. Тем не менее я испытывала значительные сомнения, что с Индреком у мамы сработают излюбленные методы разрешения межличностных конфликтов, а, следовательно, лучше было вообще ни под каким предлогом не допускать их встречи. А еще я так и не намекнула маме, в какую беду угодила по собственной дурости, и сделала я это вовсе не потому, что в считаных миллиметрах от жизненно важных органов недвусмысленно ощущалось прикосновение холодного острия, а совершенно по иной причине. Причем данная причина была настолько идиотской, что даже вообразить сложно – я в бесчисленный по счету раз поступила вразрез с мамиными наставлениями, и мне до боли опротивело снова и снова с горечью признавать ее абсолютную правоту. Будь что будет, хватит вечно держаться за мамину юбку, за свои ошибки нужно отвечать самой. И пусть мама буквально за шкирку вытащила меня из едва не закончившихся трагедией отношений, пусть она регулярно поддерживала меня деньгами и пусть она только что пообещала по блату трудоустроить меня в Департамент по статистике – хотя бы с чем-то я должна, наконец, разобраться самостоятельно?

Явственно отразившаяся у меня на лице решимость, однозначно, не понравилась резко насторожившемуся Индреку. Его глаза слегка потемнели, а сжимающие оружие пальцы заметно напряглись. Индрек молча смерил меня задумчивым взглядом, словно прокручивая в голове содержание моего разговора с мамой и безуспешно пытаясь отыскать в нем признаки зашифрованного клича о помощи. В итоге, Индрека, естественно, постигло разочарование, но тревожное состояние, судя по всему, так и не отпустило: он вдруг так пристально и внимательно посмотрел мне в глаза, что моя душа устремилась в пятки со сверхзвуковой скоростью.

–Ты жаб боишься? – без каких-либо эмоций в голосе осведомился Индрек, и я откровенно растерялась от столь нелогичного перехода от одной темы к другой.

–Не знаю, – неопределенно повела плечами я, – не приходилось с ними сталкиваться вживую.

Индрек настойчиво подтолкнул меня по направлению к остановке, и несколько минут мы шли по влажному асфальту, со дня укладки которого не прошло и месяца, но количество ям и выбоин уже невольно вселяло страх перед будущим. Дождя вроде бы не наблюдалось, однако, на улице поднялся ветер, несущий с собой ледяное дыхание грядущей зимы.

–Увидишь жабу, не пугайся! –внезапно предупредил меня Индрек, и я чуть было не перелетала через искусственную дорожную неровность, в просторечии именуемую «лежачим полицейским», – вспомни о том, что перед тобой всего лишь безвредное земноводное, которому не повезло с внешностью. Действительно опасаться следует тех, кто поражает неземной красотой – уродливые бородавки заставляют нас брезгливо держаться на расстоянии, тогда как обманчивая красота искусно заманивает в сети. На каком маршруте можно отсюда уехать в Старый Центр?

ГЛАВА X

Честно сказать, я так до конца и не поняла, что это было, глубокая философия или ценный инструктаж, но обратиться за уточнениями к Индреку так и не решилась. Интуиция подсказывала мне, что в данном случае «многие знания есть многие печали», и когда придет время снабдить меня дополнительной информацией, Индрек непременно сделает это и без моей подсказки. Его олимпийское спокойствие меня по-прежнему раздражало, однако, я вынуждена была признать, что безупречное хладнокровие Индрека фактически уравновешивало взвинченное состояние моей нервной системы и не позволяло мне впадать в панику. А поводов для мандража, между тем, у меня хватало с избытком…

Мой спутник не доверял мне до такой степени, что каждое непроизвольное движение воспринимал в качестве попытки к бегству, и реагировал на него соответствующим образом – лежащая на моей талии рука моментально напрягалась, словно напоминая о возможных последствиях подобных провокаций. Мое сердце в ужасе сжималось, и на несколько секунд прекращало биться, а когда ритмичные сокращения возобновлялись после мучительно долгой паузы, я отчаянно хватала воздух пересохшими губами в инстинктивном стремлении пополнить образовавшийся дефицит кислорода. К сожалению, Индрека, мои страдания совершенно не трогали, и его бесцветные глаза задумчиво созерцали окружающее пространство, не выражая при этом ровным счетом ничего. В искусстве органичного слияния с толпой Индрек достиг поистине немыслимых высот, и даже я сейчас с трудом представляла, как он выглядит без вязаной шапочки и бесформенной дутой куртки, хотя еще совсем недавно этот человек с аппетитом ел яичницу у меня на кухне.

Пока наш автобус с многочисленными остановками колесил по городу, на улице неожиданно выпал первый снег. Правда, назвать сие недоразумение полноценным снегом у меня не поворачивался язык: крошечные снежинки таяли прямо на лету, а под ногами мерзко чавкало грязное месиво. Как только наш транспорт поравнялся с остановкой, Индрек без особого пиетета выдернул меня из салона и настойчиво потащил за собой, уверенно перепрыгивая через регулярно преграждающие нам путь лужи.

–Куда мы идем? – осторожно подала голос я, – или мне по статусу не полагается этого знать?

–По статусу тебе вообще не полагается находиться рядом со мной, – отчеканил Индрек с теми пренебрежительными интонациями, которыми обычно хотят указать собеседнику, что гусь свинье не товарищ, – но так уж сложились обстоятельства, что мне приходится терпеть твое общество. Я не могу подвести заказчика, а если нам не удастся вернуть мою вещь, то успешное выполнение задания автоматически окажется под угрозой, чего ни в коем случае допустить нельзя. Просто прими это как должное и не донимай меня вопросами, ладно?

–Как скажешь, – расстроенно кивнула я, понимая, что большего я от Индрека все равно не добьюсь, – ты, наверное, тайный агент под прикрытием, раз твоя работа сопряжена со сплошными секретами….

–Если тебе нравится так обо мне думать, я не возражаю, – усмехнулся Индрек, – хотя меня и не интересуют твои домыслы. А теперь, по существу: я уже говорил тебе, что Эмбер не питает ко мне симпатии, поэтому будь готова к проявлению агрессии.

–Хотела бы я посмотреть на того, кто тебе искренне симпатизирует, – фыркнула я, – поверь мне, когда ты вот так тычешь мне ножом под ребра, я испытываю к тебе далеко не дружеские чувства, и если этот твой любимый способ установления контакта, я отлично понимаю всех твоих недоброжелателей.

–Я пытался договориться с тобой по-хорошему, но ты сама не стала меня слушать, – напомнил Индрек, – зато потом дело сразу пошло на лад, разве не так? Язык силы – наиболее эффективное средство коммуникаций, такова человеческая природа. И не только человеческая…

Что подразумевалось под загадочной ремаркой моего спутника, я так и не поняла, но, учитывая немногословность Индрека, он, вероятно, сказал мне более, чем достаточно, и мне оставалось довольствоваться этими не внушающими оптимизма сведениями за неимением альтернативных вариантов. Если я адекватно истолковала сказанное Индреком, мне нужно было постоянно держать ухо востро, не поддаваться на провокации и, самое главное, ничему не удивляться. Раз уж Индрек не отпускает меня от себя ни на шаг, значит, я ему действительно нужна, и пусть даже из сугубо эгоистичных побуждений, но он обязательно встанет на мою защиту, если мне будет угрожать реальная опасность. Да, весьма сомнительное утешение, но на общем беспросветно мрачном фоне происходящих вокруг меня событий это уже по крайней мере хоть что-то.

Квартал, за которым среди жителей столицы закрепилось неофициальное название «Старый Центр», представлял собой неподражаемый образец архитектурной эклектики. Такого потрясающего смешения стилей нельзя было увидеть ни в одной другой части города: безликие коробки из стекла и бетона мирно соседствовали здесь с отреставрированными историческими зданиями, построенными в начале прошлого века, а буквально в нескольких метрах от сияющего небоскреба банковского офиса можно было обнаружить расположенный в приземистом деревянном домике музей. Старый Центр давно утратил прежний престиж, и недвижимость в данном районе ценилась в основном среди преданных поклонников минувшей старины, хоть лет двадцать назад тут бурлил эпицентр столичной жизни, а квартиры продавались за огромные деньги. Но уже скоро стало ясно, что дома в Старом Центре не отвечают современным требованиям: аварийные инженерные коммуникации, устаревшая внутренняя планировка, необходимость проходить длительную и затратную процедуру согласования, чтобы получить разрешение на реконструкцию фасадов – все эти факторы привели к тому, что популярность квартир в исторических домах значительно снизилась, а их оценочная стоимость упала в разы. Столица приросла новыми микрорайонами, элитными коттеджными поселками, и жилье в Старом Центре перестало быть привлекательным объектом долгосрочного инвестирования, так как капитальный ремонт квартиры в пятиэтажке порой обходился в настолько внушительную сумму, что на эти деньги, в принципе, можно было построить свой дом, причем вовсе не на задворках цивилизации. Кстати, о частном секторе…

Уму непостижимо, но каким-то чудом в Старом Центре сохранилась целая улица, полностью состоящая из частных домов, причем, домов настолько убогих, что приснопамятный барак на Северинова по сравнению с этими сараями представлял собой чуть ли не пентхаус. Вместо того, чтобы срочно инициировать снос древних развалюх, столичные власти старательно делали вид, что их не существует вовсе, и надо сказать, это у чиновников великолепно получалось. Стоило углубиться во дворы и обойти надёжно скрывающие нелицеприятную картину высотки, как взгляду открывалось жуткое зрелище, наводящее на мысль о пространственной аномалии. Частные дома образовывали своеобразный анклав, квартал в квартале, и населяющие их люди словно проживали в другом государстве, а возможно, и в другом мире, отстающем в развитии лет эдак на пятьдесят. Технический прогресс не заглядывал сюда даже краем глаза: скажем, с наступлением холодов над частным сектором неизменно повисала черная завеса дыма, повсюду распространяющего запах гари и жестоко царапающего легкие обитателям близлежащих многоэтажек –это местное население массово затапливало свои допотопные печки. Почему мэрия допускала подобный абсурд в двадцать первом веке, не мог объяснить никто. Ходили слухи, что чиновникам никак не удавалось договориться с владельцами домов о размере компенсаций за изымаемые участки, и судебные процессы неоднократно завершались в пользу жителей частного сектора, а среди старожилов столицы вообще бытовала легенда о проклятии, когда-то наложенном на это место могущественной ведьмой. В чем заключалась суть проклятия никто толком не знал, но судя по текущему состоянию данной улицы, разъяренная колдунья напророчила, что здесь никогда не будет наружного освещения, асфальтового покрытия и центрального отопления, а любого из жильцов, кто осмелится заняться ремонтом своей обветшалой халупы, неизбежно постигнет страшная кара. Несмотря на то, что я всю жизнь провела в столице, до сегодняшнего дня судьба ни разу не заносила меня в эти дебри, но уверенно ведущий меня в направлении частного сектора Индрек, похоже, был твердо намерен исправить досадную оплошность.

Репутация у этого гиблого места сложилась в точности под стать антуражу: в народе господствовало устойчивое мнение, что приличному человеку лучше сюда не соваться. Впрочем, если приличный человек заинтересован в покупке наркотиков, или мечтает навести черную порчу на ближнего своего, то, как говорится, сюда ему и дорога. Сказать наверняка, в какой степени правдивыми являлись слухи о том, что в Старом Центре можно запросто приобрести запрещенные вещества, мне было сложно, а по второму пункту я кое-что слышала от мамы, чья подруга лично обращалась за помощью к здешней цыганке. Учитывая, что специфика оказываемых цыганкой услуг требовала соблюдения конфиденциальности, многого мама не рассказывала, однако, суть я все же уловила: лечить бабка не лечила и сглаз не снимала, а вот запустить обратный процесс – это всегда пожалуйста, но, естественно, не бесплатно. Насчет предсказаний и гаданий мама ничего не говорила, но когда мы с Индреком перешли дорогу, разграничивающую частный сектор и высотные дома, я начала подозревать, что таинственная Эмбер, и цыганка из маминого рассказа – это один и то же человек.

К понятию «дорога» я вынуждена была прибегнуть лишь потому, что не смогла найти подходящего слова для описания довольно широкой колеи, сразу за которой начинались перекошенные, просевшие, обшарпанные, и просто отвратительные на вид постройки, огороженные гнилыми досками, весьма бездарно изображающими забор. Сама же колея была заполнена густой мутной жижей из смеси расквашенного грунта и тающего снега – ноги моментально утонули в грязи по щиколотку, и я поняла, что после этого экстремального похода кроссовки тоже отправятся на помойку вслед за ботильонами.

–Как тут только люди живут! – не сдержалась я, в очередной раз провалившись в вязкую субстанцию подозрительно бурого цвета.

– Да откуда тут люди? Нечисть одна, – презрительно хмыкнул Индрек, форсирующий пересеченную местность с непрошибаемой уверенностью гусеничного вездехода, – сброд со всей столицы, настоящий паноптикум редких видов.

–В смысле, нечисть? – запоздало насторожилась я, выдергивая ногу из плотоядно чмокающей грязи.

–В прямом, – безразлично сообщил Индрек, – но ты не бойся, я знаю подход к этому контингенту. Я не собираюсь здесь надолго задерживаться, по-быстрому вытрясем из Эмбер информацию о моей вещи и сразу уйдем.

–Жуть какая-то, – передернула плечами я, и исподтишка заглянула Индреку в глаза, однако, в отличие от слов, явно содержащих признаки психического расстройства, взгляд моего спутника не давал ни малейшего повода усомниться в его адекватности. Разве что цвет поменялся на темно-серый, с едва заметным оттенком синего.

Хриплый многоголосый лай взорвал тишину и эхом понесся над крышами домов – казалось невидимая свора сейчас в полном составе выскочит из-за хлипкого ограждения и растерзает нас на мелкие кусочки. Еще через мгновение хоровой лай перешел в дикий, истошный вой, периодически перемежаемый утробными взрыкиваниями.

–Ужасно боюсь собак! – клацнула зубами я и почувствовала, как от страха у меня сводит челюсть и немеют все четыре конечности разом.

–Это не собаки,– «успокоил» меня Индрек, крепко удерживая меня за беспрестанно трясущийся локоть, и вдруг громко крикнул в пустоту, – Эмбер, отзови своих крошек, иначе я поочередно сдеру с них шкурки и продам любителям экзотических наркотиков, которые сделают из них курительные смеси.

ГЛАВА XI

–Чтоб тебя демоны сожрали! – с ненавистью пожелал в ответ надтреснутый старушечий голос, и за кривым, наполовину сгнившим забором, служившим единственной ненадежной преградой между нами и заходящейся в исступленном вое сворой, внезапно началось какое-то странное шевеление, сопровождающееся недовольным цыканьем и уже совсем не поддающимся рациональному объяснению потрескиванием. «Неведомые зверушки» в унисон взяли душераздирающе высокую ноту, сделавшую бы честь прославленной оперной диве, и вдруг дружно замолчали, будто разом лишившись способности издавать звуки. Воцарившаяся на улице тишина ощутимо излучала незримую угрозу, и в бесконтрольном порыве я отчаянно закрутила головой по сторонам в поисках наиболее предпочтительного направления для панического бегства из этой обители кошмаров.

–Стоять на месте, – жестко пресек мои робкие поползновения Индрек, как только я инстинктивно попятилась к оставшимся за спиной высоткам, – одна ты отсюда не выберешься! Оглянись назад!

Я осторожно повернула одеревеневшую шею, несколько раз моргнула в расчете, что чары страшного наваждения все-таки развеются, однако, представшая передо мной картина даже не думала меняться. Плотная стена непроницаемого тумана разделила окружающий мир надвое, отгородив частный сектор от многоэтажек. Зыбкое, клубящееся марево сочилось мокрым снегом и, казалось, дышало как живой организм, словно в глубине этой молочно-белой пелены скрывался безжалостный страж границ между измерениями, готовый в клочья разорвать нарушителя.

–Что это за…? – одними губами прошептала я, не в состоянии отвести неотрывно прикованный к мерно колышущемуся туману взгляд.

–Местная разновидность силового поля, – совершенно будничным тоном просветил меня Индрек, -весьма интересная штука: ломает хребет, перемалывает кости и поглощает еще живую добычу без остатка. Если быть точным, это гигантское растение-хищник, без труда переваривающее практически любой биоматериал. Так что я бы настоятельно попросил тебя не соваться к нему в пасть, или по крайней мере, не делать этого до тех пор, пока Эмбер не возьмет след моей вещи. Эмбер, открывай уже ворота! Тебе прекрасно известно, что все эти спецэффекты на меня давно не действуют, не трать попусту время!

–Чего тебе надо? – проскрипела из-за забора старуха, – ты обещал забыть ко мне дорогу!

–Прости, дорогая, но тебя оказалось невозможно забыть, – выразительно ухмыльнулся мой спутник, – ну что, ты меня впустишь, или мне самому войти?

–Кого ты с собой привел? – подозрительно осведомилась по-прежнему невидимая Эмбер, и меня прошиб холодный пот, – ты же знаешь, что я не люблю гостей.

–А я не люблю, когда меня заставляют подолгу ждать на улице, – мрачно сообщил Индрек и с размаху пнул хлипкие доски. Пронзительный вопль, преисполненный невыносимой боли, сотряс окутанные туманом окрестности, а тот участок забора, в который пришелся удар Индрека, внезапно подернулся сизой дымкой и окрасился в кроваво-красный цвет.

–Идем! –стальные пальцы Индрека мертвой хваткой стиснули мое запястье, и я с ужасом обнаружила, что его глаза потемнели до такой степени, что зрачки в них стали почти не различимы. Понимая, что такими темпами неподвижное оцепенение отпустит меня достаточно нескоро, Индрек решительно увлек меня за собой. Кровавое пятно часто пульсировало на фоне обшарпанных досок и стремительно увеличивалось в размерах, а дымка таяла и истончалась под пробирающий до корней волос аккомпанемент сдавленных стонов, доносящихся, казалось, со всех сторон одновременно. Еще через секунду в центре пятна возник просвет, и Индрек уверенно втянул меня в обрамленный трепещущими лохмотьями плоти круг.

–Что ты творишь, живодер проклятый? Ему же больно! – в ярости прошипел дребезжащий голос откуда-то из глубины тонущего в белесом мареве двора.

–Я предупреждал тебя, Эмбер, чтобы ты убрала свой зверинец. И хватит уже наводить туман, ты же знаешь, что у меня модифицированное зрение, – холодно напомнил Индрек, и его невозмутимое спокойствие невольно заставило меня выйти из ступора и снова начать хотя бы элементарно дышать. О том, чтобы оглядеться вокруг, пока не велось и речи, равно как и о попытке пошевелиться. Неподвижно застыв перед лицом пугающей неизвестности, я молча созерцала, как из медленно расступающейся пелены плавно выплывает стройная женская фигура, вопреки моим предположениям принадлежащая вовсе не древней карге, а юной девушке совершенно неземной красоты.

–Бедняга, как же тебе досталось, – сочувственно пропела девушка сочным контральто, и ее смуглая ладонь с нежностью коснулась отрывисто сокращающегося разрыва в заборе. В результате короткой серии из нескольких хитрых пассов отверстие полностью затянулось, нанесенное Индреком повреждение исчезло и чудесным образом восстановленная ограда опять приняла обманчивую форму гнилых досок. Так как мое внимание было целиком сосредоточено на манипуляциях с забором, я не сразу заметила, что создававшее нулевую видимость марево успело за это время окончательно рассеяться. Машинально окинув взглядом двор, я поймала себя на мысли, что и дальше была бы не против находиться в счастливом неведении.

–О, господи! – я отпрыгнула настолько резко, что безупречная реакция Индрека едва не дала сбой: только в последний момент ему удалось удержать меня на месте.

–Тихо! Это всего лишь жабы! – Индрек обеими руками сжал мои трясущиеся плечи, но я все равно продолжала дрожать от отвращения, – ага – пассивно ядовитое животное, она нападает только для самообороны. Не пойму, как ты их дрессируешь, Эмбер, но лают они у тебя не хуже собак.

Немного отойдя от шока, я волевым усилием приоткрыла один глаз и с опаской взглянула на выстроившихся в идеально ровную шеренгу земноводных. С полтора десятка огромных жаб по –прежнему, сидели, не шелохнувшись: бурая шероховатая кожа, усеянная множеством конусовидных бородавок с заостренными вершинами выглядела мерзко до тошноты, а выдающиеся костные гребни над глазницами вызывали приступ неуправляемого страха. Несколько секунд жабы изучающе созерцали меня пугающе осмысленными глазами, а затем ближайшая ко мне особь вдруг начала раздуваться. С характерным шипением спущенной покрышки тварь выставила вперед голову, словно собралась со мной бодаться, недвусмысленно напрягла мощные задние лапы, оттолкнулась и прежде, чем я сумела осмыслить происходящее, в молниеносном прыжке бросилась прямо на меня.

–Фу, Эмбер, что за манеры? – с нарочитым осуждением осведомился Индрек, которому вне всяких сомнений полагалась золотая медаль в чемпионате по ловле гигантских жаб на лету. Я даже испугаться толком не успела, не то чтобы отклониться с траектории прыжка, а Индрек уже поймал жабу в воздухе и теперь задумчиво удерживал ее на весу. Амфибия обиженно надувала мешок под нижней челюстью и безуспешно дергала перепончатыми лапами, а ее разом притихшие сородичи неуверенно покряхтывали, вопросительно таращась на хозяйку.