– Как – умерла? – не поверила Ритка. – Я же звонила ей в воскресенье вечером! Она в порядке была, и голос был бодрый!
– Ну а в понедельник утром сердце остановилось! Что удивляться, в её-то возрасте! Хорошо, что бог дал лёгкую смерть, без болезни, без немощи! Раз – и всё!
– Раз – и всё… – тупо повторила Рита. Что же это такое? Только ведь маму схоронила, а тут тётя Тая раз – и всё.
– А где она? Её же хоронить надо?
– А это вы у Тамарочки спросите, она с Таисией хлопотала. У неё и ключи от квартиры остались. Сейчас позову!
«Географичка» подошла к пятой квартире, позвонила в великолепную дверь, дождалась, пока её открыли, и сказала:
– Здравствуй, Тамарочка! Тут к Таисии племянница приехала, выйди, поговори!
– Племянница? Откуда это у Таисии племянница взялась?
Из пятой квартиры вышла хмурая женщина лет за сорок. Полноватая, в простом халате в синий цветок и клетчатых тапочках с серой опушкой, она как-то не вязалась с шикарностью двери. Ни шика, ни блеска, ни солидности. Не женщина, а тётка.
– И что за сказки, девонька, ты нам тут рассказываешь? У Таисии нет никого, одинокая она, – обличающее спросила тётка, вперив в Риту цепкие тёмно-карие глаза.
– Таисия Семёновна – моя тётя, старшая сестра моего отца. Вот, если не верите, посмотрите!
Рита достала из сумочки паспорт и протянула его, но не Тамарочке, которая уже потянула руку (слишком хищным показался Рите её жест), а «географичке». Та, по крайней мере, взирала на происходящее с любопытством, а не с враждебностью.
– Видите, я Зубова Маргарита Ивановна. А тётя Тая – Зубова Таисия Спиридоновна.
– Да, действительно, – покивала «географичка» – всё сходится.
– Сходится – не сходится… Всё равно без милиции нельзя печать снимать! – не унималась соседка.
– Почему нельзя? – удивилась Ритка. – Это же моя квартира!
– Ну, положим, твоей она станет через полгода, если в наследство вступишь, – задумчиво сказала Тамарочка
– А разве надо вступать? Тётя Тая мне её подарила! Надо? – спросила Рита опять у «географички», и та участливо ответила.
– Если дарственная есть, то не надо. Только собственность надо зарегистрировать!
– Анна Макаровна, а тебе не попадёт, что тебя так долго внизу-то нету? Ты ведь уже минут пятнадцать как здесь топчешься-то! – спросила Тамарочка, и «географичка» подхватилась:
– Ой, точно! Не дай бог, менеджерша из «Бриза» домоуправу наябедничает, что консьержки нет!
Она заспешила вниз по лестнице, а Ритка, которой надоела вся эта говорильня на лестничной клетке, принялась открывать дверные замки. Верхний на два оборота вправо, нижний на три оборота влево. Затем потянула створку на себя, и та открылась, прорвав бумажку точно посредине печати.
– Скажите, а куда тётю отвезли? Ну, тело. Надо же похороны организовать, – спросила Рита Тамарочку, которая наблюдала за её манипуляциями со странным выражением лица. То ли с досадой, то ли с недоверием.
– Сделано уже всё. Кремировали её. Вчера.
– Как кремировали? А почему так быстро?
– Потому что не знали, что у неё племянница есть. Никому почему-то твоя тётя Тая про тебя не сказала.
– А… прах куда дели?
– Не знаю куда. Иди в крематорий, спрашивай, родственница.
Это «родственница» прозвучало так презрительно, что Ритка, наконец, вспылила:
– Послушайте, как там вас! Тамара? Вы почему так со мной разговариваете, Тамара? У меня родная тётя умерла, а вы смотрите на меня, как на воровку! Говорю же вам: тётя Тая – моя тетка. Родная. Квартиру эту она мне подарила. И что бы вы там себе не придумали, теперь здесь живу я!
«Потому что жить мне просто-напросто больше негде. И опять нужно самой решать, что мне теперь делать!» – мысленно добавила она, решительно хватая чемодан и перетаскивая его через порог. Потом, вспомнив, опять повернулась к Тамарочке, которая по-прежнему наблюдала за её передвижениями.
– Скажите, сколько я должна вам за хлопоты с кремацией? И отдайте мне ключи от моей квартиры!
– За хлопоты с тебя ничего не возьму, мы с Таисией Спиридоновной дружили, да и собес денег дал, – сдалась Тамарочка. – А ключи я сейчас принесу.
Она скрылась за своей дверью, а через пару минут, когда Рита уже втащила в квартиру второй чемодан и сняла пуховик, позвонила и протянула через порог связку из двух ключей.
– Вот, держи. Вторая связка у участкового. Я позвоню ему, скажу, что у Таисьи родственница объявилась. Пусть придёт, принесёт. Заодно познакомится и вообще… документы проверит.
Рита устало кивнула, притворила дверь и прошла в квартиру как была, в обуви. Все равно полы мыть. Светлый паркет был испятнан чьими-то следами. Наверное, тех людей, кто без неё нашёл умершую тётю Таю. Всё, больше в её жизни умирать некому, разве что ей самой.
**
– Ритка, ты не представляешь, как я рада видеть тебя вживую, а не читать твои письма в этом дурацком «мыле»! Слушай, так быстро тебя нашла, сама не ожидала! Иду, а сама прямо изнываю от нетерпения: какая же теперь у Ритки квартира? Слушай, ну шикарно ты устроилась, шикарно! Совсем рядом с метро живёшь! И Кремль, можно сказать, из окна виден. Слышно, как куранты бьют?
– Иногда слышно!
Майка, давняя задушевная и, пожалуй, единственная её подруга, была прежней: шумной, яркой, весёлой. Позвонила два часа назад на мобильный – «Ритка, я в Москве, как тебя найти?» – и теперь носится по квартире живым смерчем. Прошло больше года с тех пор, как они виделись, хотя словно и не разлучались: общались через электронную почту и знали друг про друга всё-всё-всё.
– Ну, Ритка, ну, молодец! Ну, ты устроилась! – резюмировала Майка, обегав все сто двадцать метров новой Риткиной жилплощади. Везде любопытный нос сунула – и в ванную с огромным окном, и в кладовку размером с приличную комнату, и на антресоли, где пылилось тёткино барахло, а у Риты за неделю всё никак руки не дошли разобрать. И не поленилась же, егоза, стремянку ставить, под трёхметровый потолок лезть! Наконец подруга осела на кухне у круглого стола под белой кистястой скатертью («А на кухне-то скатёрку и занавесочки надо бы поменять!») и потребовала «чаю и зрелищ»:
– Давай, Ритка, рассказывай с самого начала, как ты москвичкой стала!
– Май, ну я же писала тебе!
Ритка аккуратно нарезала маковый рулет, разложила его на блюде и прикинула, чего ещё им для полного счастья не хватает. Чернослив, курага, Майкина коробка конфет и её же бутылка сухого красного, сервелат в тонкой тети Таиной тарелочке. Сырку еще подрежет, и можно начинать, пока курица в духовке дозревает.
– Мало ли что ты писала! Вернее, писала ты много чего, но я хочу послушать. Из первых уст! Рассказывай!
– Ну что рассказывать, – Ритка налила чаю в чашки и села к столу. – Мама умерла на следующее утро, как меня бросил Гришка. Знаешь, я даже на помощь его рассчитывать не смогла… Позвонила, наткнулась на эту цацу, ну, я писала тебе, которую в квартире у него застукала, та сказала, что нет у меня гордости, и трубку бросила… Знаешь, я так разозлилась на них, у меня аж второе дыхание открылось!
– По-моему, двести двадцать второе!
– Не знаю. Смогла, в общем, как-то обзвонить нужные конторы, а потом и тётя Тая приехала, выстроила всех этих шкуродёров.
– А откуда она взялась, твоя тётя Тая?
– Да я мамины бумаги разбирала, чтобы друзьям её и знакомым о смерти сообщить – Мария Сергеевна, сиделка, сказала, что так положено. Ну и нашла в старой книжке Зубову Таисию Спиридоновну. Папину сестру. Я слышала про неё, знаю, что она старше папы на пятнадцать лет и в сильной ссоре с ним была. Мама никогда подробно про неё не рассказывала. Я даже думала, что тётка умерла уже, семьдесят четыре года всё-таки. Но дала телеграмму в Москву на всякий случай. А она приехала. И, представляешь, так смогла всё устроить, что цены на похороны втрое меньше стали. А у меня тогда денег почти не осталось, я ползарплаты за кредит отдала. Мне тётю Таю будто бог послал, она и денег привезла, и квартиру подарила.