Квартира, муж и амнезия

– Тамарочка, вызови милицию – пробормотала Рита. Вспышка яростной паники прошла так же внезапно, как нахлынула, и теперь она дрожала, то ли от слабости, то ли от избытка чувств.

– Вызову, Риточка, всех вызову, – пообещала Тамарочка и вышла. Минут через пять вернулась, заставила выпить полстакана какой-то резко пахнущей настойки. Дрожь прекратилась, навалилась сонливость, и Рита, засыпая, услышала быстрый Тамарочкин говорок из-за двери.

– Еленочка Леонидовна? Это опять Тамара беспокоит. Еленочка Леонидовна, вы не могли бы посоветовать хорошего невропатолога? У моей приятельницы нервный срыв и провалы в памяти? Как, говорите? А на дом вызвать можно? Ага, записываю…

**

– Понимаете, у неё были очень тяжелые три последних года. Её мать перенесла два инсульта, после второго вообще оказалась полностью парализована, и Рите пришлось всё тащить на себе. Других ведь родственников не было. Вернее, тётя Тая была, но это потом выяснилось, когда Татьяна Аркадьевна умерла уже.

– Татьяна Аркадьевна, это матушка, я полагаю?

– Да, так звали мою тёщу. Мы с Ритой познакомились совершенно случайно, в сети…

– Где, простите?

– В Интернете, на сайте знакомств. Я ведь нефтяник, по две недели в тундре работаю, вахтовым методом. Вокруг одни мужики, иногда так тоскливо становится! А в Интернет залезешь, фотографии женщин посмотришь – развеешься. Я так Риту-то и приметил. Смотрю, мордашка симпатичная, глазки весёлые. Почитал анкету – землячка. Интересно стало… Познакомились, смотрю, одна девка с жизнью бьётся, мамашу свою тащит парализованную, в долги кошмарные залезла. Жалко мне её стало, хорошая ведь девчонка-то. Настоящая. Наши, тюменские, все настоящие. Поженились мы, в общем.

Голоса доносились из-за закрытой двери. Глуховатый старческий баритон задавал уточняющие вопросы, а молодой мужской голос рассказывал какую-то в чём-то знакомую, а в чеём-то новую для Риты историю. Фото с весёлыми глазами… Да, она тогда вывесила на сайт лучшую свою, тюменскую ещё, фотографию. Папа тогда был жив, мама здорова, Рита верила, что впереди у неё только хорошее. И смотрела с фотографии этому хорошему прямо в лицо. Гришка, тот, рязанский, когда они уже познакомились, говорил, что в жизни она точно такая, как на фотографии. Вот только глаза стали другие, будто внутрь себя она всё время смотрит, о своём думает. А она и думала. Про маму.

Рита повернулась на другой бок, не желая расставаться с приятным сонным оцепенением. Мама… Полтора года надежды и ещё полтора года тупого служения угасающему телу. После второго инсульта врачи разводили руками и говорили, что жить ей осталось два-три месяца. Протянула пятнадцать, и всё это время Рита вертела с боку на бок тяжёлое мычащее тело, делала ему уколы, кормила с ложечки, собирая с подбородка вываливающуюся из обвисших губ еду и вздрагивая от всплесков тоски в родных ореховых глазах. Только глаза в этом теле оставались мамиными, именно они удерживали Риту в этой реальности. Потому что иногда ей казалось, что она спит и видит дурной сон. А стоит проснуться, и всё окажется совсем другим. Мама будет здорова и счастлива, Рита не станет гнуться у компьютера ночами, подрабатывая составлением рефератов по экономике, случайным компьютерным набором и участием в каких-то сомнительных маркетинговых Интернет-опросах. А достанет свой диплом экономиста-международника и устроится в какую-нибудь хорошую фирму. И замуж выйдет. И кончится это её распроклятое одиночество, от которого хочется наложить на себя руки.

– Скажите, молодой человек, а как она перенесла смерть матери? – спросил баритон за дверью.

– Да вроде спокойно, – ответил смутно знакомый мужской голос. – По крайней мере, без особых слёз. Да и тётя Тая помогла очень, поддержала. Квартиру эту Рите подарила. Хотя, правда, мы с Ритой поругались пару недель назад. Я просил её, чтобы подождала с переездом, пока я с вахты вернусь, а она ни в какую. Бери, говорит, отгулы, и поехали. Не могу, говорит, больше жить в этой провинции. А у нас отгулы взять – проблема. И так бурильщиков некомплект. Попытался ей объяснить – в слёзы. Не любишь, говорит, работа дороже меня… Ну, вы знаете, что женщины могут наговорить в таких сценах. В общем, обиделась на меня так, что, оказывается, даже Тамарочке не сказала, что замужем!

– Точно, точно! Если бы она не позвонила мне позавчера из Праги, прыгал бы ты, Гришечка, под дверью. Ни за что бы тебе ключи не дала! – вступила в разговор Тамарочка, и Рита окончательно проснулась. Она в тёти Таиной квартире, которая вот уже две недели как её дом. За дверью – Тамарочка, которая уже две недели как её соседка. И мужчина, который, оказывается, уже почти месяц как её муж…

Но как же так? Почему же она помнит совсем другое? Помнит другую часть своей жизни, где нет у неё никакого мужа? Но почему тогда он рассказывает такие подробности из её жизни, которые случайный человек знать не может? Почему в её квартире находятся его вещи? Почему у них общие фотографии? Почему обручальное кольцо – Рита пошевелила пальцами – ей впору?

Она принялась ещё раз перебирать в памяти события последних дней. Выставка, шеф, сказочная Прага, чистенький вагон, соседка, залитый кофе «Черновик» Лукьяненко, параллельная реальность… А вдруг это правда? Может, теория, о которой ей рассказывала соседка, верна? Может быть, она, Рита, сделала в ночном поезде свои полшажочка? Когда кофе, к примеру, пролила? Помнится, её тогда тряхнуло будто! И перешла в другую реальность, где всё почти так, как в прежней? Только в этой реальности она не одна. В этой мама умерла, зная, что Рита счастлива. В этой реальности у неё есть замечательный любящий муж. А работа? Работа у неё есть в этой реальности?

Рита скинула с себя покрывало, на ощупь, нашаривая у кровати тапочки, обулась, пригладила волосы и вышла из комнаты в смежную гостиную.

Журнальный столик был придвинут к дивану. В двух старомодных креслах с деревянными подлокотниками сидели Тамарочка и опрятный пожилой мужчина профессорской внешности. Они рассматривали фотографии в Ритином альбоме. «Кодаковский» альбомчик лежал чуть в стороне – свадебные снимки они, видимо, уже посмотрели. Муж сидел на диване и комментировал:

– Это Рита с родителями, в Крыму. Здесь ей двенадцать, кажется. А это с подружкой какой-то, не знаю с кем.

– Да с Маечкой же, ты что, не знаком с ней что ли? – узнала Тамарочка. Гриша оторвал взгляд от альбома, собираясь отвечать, и заметил Ритку.

– Рита, ты зачем встала? – он кинулся к ней навстречу, замешкался, пролезая между столом и диваном.

– Как ты себя чувствуешь, голова не кружиться?

Ритка прислушалась к своим ощущениям. Голова не кружилась. Она легкой была, голова. И пустой. И где-то на донышке зарождалось ощущения ясности и покоя.

– Всё в порядке, Гриша, я хорошо себя чувствую, – с удивлением сказала Рита и охотно прильнула к широкой груди мужа, пристраивая на ней голову и вспоминая ощущения. Ведь если они уже не в первый раз обнимаются, должна же она хотя бы телом про это вспомнить, раз мозгами не получается! Голова отчего-то не пристраивалась, Рита поёрзала немного и затихла где-то возле Гришиного бицепса. Нет, ощущения совершенно новые. Наверное, она в параллельную реальность перешла вся, целиком, вместе с памятью тела.

– Девочка моя, милая, как же ты меня напугала, – сказал Гриша и погладил Риту. Сначала два раза по волосам, потом три раза по спине.

– Гриш, я всё вспомнила! Я вспомнила, что ты – мой муж! – пробормотала Рита в Гришину подмышку, и рука мужа сбилась с третьего раза, на несколько секунд придавив спину неожиданной тяжестью. Ритка подняла голову и попыталась заглянуть Грише в лицо. Не получилось, и тогда она из-за его плеча стала рассматривать гостей. Пожилой профессор из своего кресла с любопытством наблюдал за событиями. А Тамарочка, – она успела сменить свой утренний халат в синий цветок на бледно-зелёное платье – та и вовсе перекрутилась вся на своем сидении, жадно впитывая каждый их жест и каждое слово.

– Ритка, правда, что ли? Ты вспомнила? Вспомнила! Она вспомнила, – сообщил Гриша, оборачиваясь к гостям. Рита пошевелилась, размыкая Гришины объятия.

– Очень хорошо! Позвольте представиться, – встал из кресла профессор и слегка наклонил голову, представляясь. – Лев Казимирович Дворецкий, профессор. Приглашён в ваш дом вашим мужем, дабы помочь вам в ваших затруднениях.

Рита обошла мужа и подала профессору руку, невольно сбиваясь на его манеру речи:

– Очень приятно, Маргарита. Все затруднения кончились, мне очень неудобно, что мы вас побеспокоили. Вы позволите предложить вам чаю?

– Всенепременно, сударыня, с удовольствием выпью чашечку!

– Гриша, будь любезен, порежь хлеб, сыр, и что там еще есть в холодильнике! Тамарочка, я была бы очень признательна, если бы ты смогла помочь Грише на кухне. А меня прошу извинить, мне потребуется некоторое время, чтобы привести себя в надлежащий вид!

Тамарочка быстро закивала. Рита улыбнулась всем сразу легкой улыбкой и пошагала в ванную.

– Нет, доктор, вы видите, что твориться-то? Теперь она заговорила по чудному! – зашептала Тамарочка, как только Рита вышла из комнаты. Рита улыбнулась про себя этому шёпоту и, закрывая двери ванной, услышала профессорский вердикт

– По-моему, тут ничего серьёзного. Обычное переутомление. И шок, вызванный долгой болезнью матери.

«Понятно? – показала Ритка язык своему отражению. – Переутомление, небольшой шок и переход в другую реальность. Господи, как хорошо-то! Как хорошо, что в жизни у меня теперь совсем всё наладилось! Квартира – мечта! Муж – супер! Работа… Так, а что с работой-то? Кем я работаю в этой реальности?» Ритка быстро поплескала в лицо прохладной водой («О, щёчки розовенькие стали!»), расчесалась («Надо бы подстричься, оформить это лохматое безобразие») и вышла на кухню.

– Гриш, а мне с работы не звонили? Я ведь документы привезла, отдать нужно сегодня же.

– Звонила девка какая-то, я трубку брала, – ответила Тамарочка. – Сказала ей, что ты заболела и сегодня прийти не можешь. Знаешь, как вцепилась – что с тобой, чем заболела! Уж я врала, как могла!

– А потом мужик звонил, – сказал Гриша. – Шеф твой, что ли? Пришлось объяснить этому зануде, что ты лежишь с температурой и, хотя и рвешься бежать в офис, я, как муж, тебя не отпускаю.

– А он что? – осторожно спросила Рита.

– Сказал, что пришлёт курьера за документами. Нужны, говорит, очень.

– Тогда я пойду их достану! – бросилась Рита в прихожую. Там пошебуршила в сумке, вытащила коробку с пражским печеньем – так, это к чаю. И тоненькую папочку-скоросшиватель с несколькими файлами. Полистала листочки с договором – вроде всё в порядке, с переходом в другую реальность не изменились…

Зазвонил домофон, сообщая, что к ним пришли, и Рита в задумчивости нажала кнопку входа. А потом ей в голову пришла мысль, от которой она бессильно опустилась на стул. А вдруг в этой реальности от неё нужны совсем другие документы? Ё-моё, вот ведь попала в переплёт! Что же делать теперь?

Ну, хотя бы дверь открыть – звонят. Рита поднялась со стула и пошла на настойчивый дверной звонок. Открыла.

– Здравствуйте, Рита, я за документами, – сказал шеф.

«Он что, в этой реальности – курьер? – обмерла Ритка. – Так получается?»

ГЛАВА 4

Было что-то в этой девчонке, его землячке, определённо, было. А иначе он её бы и не выбрал. Не красотка, нет. Да он и просил не присылать ему куколок – Дунечки хватило с лихвой. Чётко обрисовал в кадровом агентстве, кто ему нужен: толковая помощница с хорошим образованием и знанием минимум двух языков. И никаких девочек. Чем старше, тем лучше. Хорошо бы лет сорока. И пусть не красавица, но и не распустёха какая.

Сложную, наверное, задал задачу – агентство ему два месяца помощницу искало. Присылали массу самых разных резюме, на одно он даже отреагировал. Уж больно подходящей показалась кандидатка: тридцать два года, английский и немецкий язык, предпринимательский опыт. Пригласил на собеседование, пришла: декольте до пупа, ногти на руках – сантиметра полтора длиной. Попросил составить письмо на английском, всего-то и текста, что «Дорогой мистер Смит, сообщаем вам, что заказанное вами оборудование отгружено такого-то числа. И напоминаем, что согласно нашей договоренности мы ждём от вас первый транш не позднее последней декады этого месяца». Кандидатка полчаса у компьютера сидела, сопела, в потолок смотрела, ресницами своими хлопала. А потом приволокла распечатанный листочек и положила ему на стол, так наклонившись, чтобы он прелести её смог рассмотреть поподробнее. Рассмотрел. Прелести понравились. Перевод – нет. Судя по абракадабре, которую дамочка ему притащила, она элементарно запустила текст на Интернет-переводчик. Сообразительная оказалась! Только вот догадаться, что программа переводит слова, а не понятия, соображалки не хватило. И познаний в английском – тоже. А так как ему помощница нужна была, а не любовница, пришлось с дамочкой распрощаться.

Матвей хмыкнул, вспоминая, как расстроилась кандидатка, как надеялась ещё на что-то, попросив закурить. Как красиво пускала дым, запрокидывая голову, потряхивая волосами и покачивая, нога на ногу, туфлей на шпильке. Туфля была красивая. И нога тоже: коленки круглые, щиколотки тонкие. Хороша была дамочка, определённо, хороша. Ей бы к нему полгода назад прийти – повёлся бы, точно, повёлся. И на ножки-коленочки, и на грудки-реснички. А теперь – нет. Теперь, после Дунечки, на грудки-коленочки у него иммунитет. Стойкий. Стопроцентный. На всю оставшуюся жизнь.