Над синевой во мгле

Мысли Инги ещё бежали бы и бежали, но её взгляд остановился на ярком пятне. Это был отблеск от хрустальной статуэтки, которую когда-то ей подарила мама, на счастье. И этот яркий комочек света оказался не шариком и не кружочком… Она смотрела на мерцающее пятно как загипнотизированная. И вдруг поняла – это точка! Точка! Она поставит точку в конце этого этапа серости и вырвет из своей жизни отравленную стрелу.

Затянув в тугой узел свои проблемы, Инга оставила записку с целью исключить поиски по поводу её исчезновения. Она собрала вещи и уже на следующий день, прихватив с собой статуэтку, неслась в плацкартном вагоне поезда в Новосибирск. Своё нижнее место Инга уступила довольно пожилой женщине. Женщина сдержанно, не очень радостно поблагодарила Ингу, что странно и необычно. Нижнее место для пожилых – это прямо бизнес-класс. А пожилая и грузная дама не очень-то оценила уступку попутчицы, но, взяв её руку, глядя Инге в глаза, завораживающе сказала:

– Не переживай, всё у тебя будет хорошо. Не сразу. Придётся потерпеть и перетерпеть. От мужа сбежала? Ну ничего… встретишь ты своего единственного.

На предсказания о хорошем и единственном Инга не обратила внимания, восприняла как благодарность за место и быстро вспорхнула на вторую полку. А вот «терпеть и перетерпеть» на неё подействовали. Эти слова, как жало, вонзились резко и с пронизывающей болью.

«Опять терпеть?» И тёмная тень воспоминаний стала медленно наползать на неё, зависая в этом маленьком пространстве – между лежащей на верхней полке Ингой и гладким потолком плацкартного вагона. И протиснулась же эта темень – плохое протиснется и в щёлку, и в щёлочку. Мрачные мысли чуть было не затянули Ингу, но монотонный стук колёс убаюкал её. Инга уснула.

Ранним утром, с ощущением бодрости и прилива сил, как после выпитой чашечки ароматного кофе, без чувства тревоги и мрачности, Инга покинула вагон поезда, прибывшего в Новосибирск. Она вышла на перрон и сразу окунулась в муравьиное царство – все куда-то спешили: догоняли, обгоняли, тащили и перетаскивали, как муравьи. У этих маленьких тружеников своя цель, своя задача, свой путь. Оживлённость движения вывела Ингу из состояния дремоты. Не дремоты после раннего пробуждения, а дремоты, в которой она пребывала в далёком провинциальном сибирском городке. Инга вышла на платформу другой для неё жизни. С ощущением новизны происходящего она почувствовала себя счастливой – не потерявшейся и растерявшейся, а счастливой. Инга обрадовалась своему состоянию, которое уже очень давно не навещало её.

Она зашла в камеру хранения, чтобы оставить чемодан с вещами и швейную машинку. Со швейной машинкой, которую ей подарила бабушка, Инга не расставалась. Эта волшебница, служила ей и головой, и руками, и ногами, была её квантом – неделимой величиной её энергии, её света и её настроения.

Сдав вещи в хранилище, Инга покинула вокзал и направилась в центр города.

Над городом вскипало утро, подогреваемое солнцем. И ранние блики утопили город в восхитительную розовость ранней свежести.

Наблюдая красоту просыпания природы, Инга, очарованная какой-то необъяснимой неуловимостью, поднялась на мост, выросший перед ней, как могучий страж, и с первой минуты восприятия мост заявил о своей силе и своём величии. Она почувствовала себя лилипутом, с уверенностью карабкаясь по телу к открытой ладони Гулливера. А на ладони – город-миллионер! Город распахнул свои объятия, гостеприимно зазывая Ингу в свои владения. Странное чувство сказочной лёгкости сопровождало её. Дойдя до середины моста, она остановилась. На мосту никого не было. Город ещё спал. Инга, убедившись, что она наедине со своей судьбой, под защитой большого Гулливера, открыла сумочку, достала ключи и, как хирург, удаляя больное, ненужное, не раздумывая, бросила ключи в реку, в Обь.

Путь падения ключей, от моста до воды, показался Инге долгим и волнующим, наконец она услышала звук соприкосновения ключей с мощной толщей реки. Обь заглотнула прошлое Инги, оставив в памяти момент соприкосновения её прошлого с её настоящим. Девушка развела руки и громким, надрывным шёпотом, как это бывает, когда чего-то очень ждёшь и очень надеешься, почти закричала:

– Город, прими меня!

И над будущим Инги восходило раннее утреннее солнце! Но она об этом ещё ничего не знала.

Глава 2

Человек, по-настоящему мыслящий, черпает из своих ошибок не меньше познания, чем из своих успехов.

    Джон Дьюи

Покидая мост, Инга осторожно, дабы не нарушить покой города, стала входить в него, разрезая покров спящего, безмолвного, но живого обитания большого пространства.

Она шла по незнакомым улицам, ещё сохранявшим, в столь ранний час, свежесть весеннего воздуха, а навстречу ей стремительно нёсся поток цивилизации – многоэтажные дома с красивыми фасадами, тротуары с оформленными клумбами цветов, рекламные щиты по обеим сторонам широких дорог, автобусы в гамме ярких цветов, и каждая смена картинок – со своим лицом благополучия и власти. Это бесконечное царство коробочек с антеннами и трубами, башнями из стекла и камня захватывало пространство. Но Инга не замечала этого архитектурного наслоения, она смотрела на панораму города, а её взгляд был направлен внутрь себя, блуждая по лабиринтам восприятия.

После небольшого городишки с размытыми, грязными дорогами, десятком магазинов типа «Сельпо», проржавелым транспортом и ещё много чем, не выдерживающим конкуренции, Инга попала в царство благосостояния.

Для кого-то благосостояние, а для кого-то – внушительный стресс. Оказаться в большом городе – без друзей и родных, без кредитных карт и каких-либо финансовых возможностей, с суммой, которой даже не хватит оплатить суточный номер в гостинице, – это стресс! Но Инга обладала непобедимой силой оптимизма и жизнелюбия. Она и в куче навоза найдёт свою играющую радостью бусинку. Её труды и её работа шли рука об руку с пословицей «…из говна – конфетку». Это точно про Ингу, и здесь смыслообразующие оба слова – и говна, и конфетку.

Инга срослась со своим воззрением, создавая свои изделия, она их конструировала и видела разницу между простым пошивом и интеллектуальным: простое изделие шьётся, а эксклюзив – конструируется, как «Лего» из кубиков, квадратиков и кружочков складывается в форму, в конструкцию.

Оказавшись, в положении внушительного стресса, она принялась конструировать своё решение исходя из «места и времени».

Пробежав по своим плюсам и минусам, Инга приняла решение остановиться не в гостинице, а в общежитии, желательно студенческом. Она определилась в адресах общежитий трёх-четырёх университетов и направилась к ближайшему. А ближайшим оказалось общежитие Новосибирского государственного университета, НГУ, с важной пометкой: общежитие предоставляется только студентам. Ну не беда! Договориться можно везде и обо всём. По крайней мере, это вариант. Спасательная цель, к которой направилась Инга, оказалась недалеко от метро «Октябрьская».

«Отлично! Только бы повезло с “главнокомандующим”, то бишь с вахтёршей», – думала Инга, подходя к общежитию. Здание в девять этажей, обложенное светлой плиткой, показалось Инге очень даже приветливым. Перед входом в общежитие она притормозила, сделала три глубоких вдоха и… вошла. Войдя в холл и не успев ещё закрыть хорошо дверь, увидела внушительный стол 70-х… И восседателя! С начёсом на крашеных волосах цвета «бешеной морковки» и длинными ногтями ярко-бордового цвета. Облик «главнокомандующего» завершала стена с ключами за спиной дамы неопределённого возраста. Возраст неопределённый. Но вид! С абсолютно определённым синдромом начальника – сообщал: «Я всё знаю, и я всё решаю».

Этот типаж женщин был знаком Инге: сколько она прошла проходных, продавая свои изделия по организациям. Сама Инга очень легко сходилась с людьми, в ней не было ничего бабьего, того, что отталкивает, проникает во взгляд, мимику, отражается в ответных репликах…

В жизни очень важно уметь обыграть ситуацию, минуя острые углы. Умение балансировать определяет успех. Не зря Вито Корлеоне (Крёстный отец) ценил искусство вести переговоры выше, чем физическую силу и опыт.

«Никогда не сердись. Никогда не угрожай и не унижай. Умей договориться». Корлеоне оценил бы умение Инги говорить, договариваться и сообщать лицу приятное выражение.

Преткновения в общении у неё вызывали равнодушные люди, которые не выражали ни злости, ни доброты, и этим отсутствием ВСЕГО они рождали недоверие и насторожённость.

Аполлинария Макаровна, так звать-величать даму со взглядом «самой наисамейшей и самой наиглавнейшей», восседала на своём стуле, как на троне. Хотя какая разница? Что на стуле, что на троне сидеть приходится на своей пятой точке, то бишь на заднице. И это место, на которое опиралась Аполлинария Макаровна, было очень выразительным.

– Здравствуйте! – с улыбкой произнесла Инга.

В ответ Аполлинария поприветствовала гостью кивком головы, и её взгляд с поднятием бровей молча спрашивал: «Вы кто?»

– Что Вам угодно? – поставленным, как у театралов, голосом спросила Аполлинария.

Вид вахтёрши, сидевшей по ту сторону стола, не испугал и не встревожил Ингу, и она как можно спокойнее ответила:

– Вы бы не могли мне помочь остановиться у Вас? Для меня гостиница дорого, а в городе я никого не знаю, – неожиданно для себя, откровенно и просто выложила Инга.

Спокойный голос Инги и обращение «к НЕЙ, к Аполлинарии Макаровне!» изменили настроение вахтёрши. Перед ней стоял человек, просящий о помощи ЕЁ – Аполлинарию, и от НЕЁ, от Аполлинарии, зависит: «как будет направлен шар: в лузу или мимо».

– Вы приехали работать или учиться? – строгим, но уже не высокомерным тоном спросила Аполлинария.

«Сказать, что уехала от мужа, – значит, разведёнка, да ещё молодая. Это может оказаться красной тряпкой для дамы не первой молодости», – подумала Инга.

– Ну что молчишь? Учиться приехала? – настойчиво продолжала Макаровна.

– Нет, работать.

– Работать? А чему ты обучена, что умеешь? – с откровенной насмешкой спросила Аполлинария Макаровна.

Услышав этот вопрос, на который Аполлинария ждала провальный ответ, Инга обрадовалась. Она очень боялась, что разговор с «королевой вахты» не дойдёт до этого долгожданного момента. Вместо ответа она открыла сумочку и достала одну из пяти шляпок. Это был стратегический запас Инги на случай выживания.

На стол Аполлинарии легло что-то необычное, в гофрированном из фольги футляре, выполненном Ингой по собственному дизайну.

Этот ОБЫЧНЫЙ, на первый взгляд, предмет вызвал НЕОБЫЧНЫЙ интерес Аполлинарии.

– Что это?

– А Вы взгляните! – ещё не зная, как будут разворачиваться события дальше, но что Аполлинария получит вполне исчерпывающий ответ на вопрос «А что ты умеешь?», Инга не сомневалась.

По мере открывания футляра глаза Аполлинарии медленно принимали шарообразность, и восхищение собралось в одном возгласе: «Боже мой, какое чудо!»

Инга переждала момент восторга и предложила примерить шляпку. Хотя понимала, что с обликом Аполлинарии Макаровны может справиться только шапка-ушанка – боХатая, мЭховая. Аполлинария, напялив на себя эту красоту, уже ни за что не хотела расставаться с ней. И, к удивлению Инги, шляпка ей оказалась очень даже к лицу. При всей казарменной выразительности Аполлинарии, лицо её по типу соответствовало шляпным лицам, и, надев шедевр Инги на себя, она преобразилась до неузнаваемости.

И пусть хоть кто-нибудь позволит себе не согласиться, что не одежда красит человека.

Тёмно-серый кадр в ту же минуту преобразился в насыщенно-цветной.

– Это что, ТЫ делаешь, САМА??? – с нескрываемым удивлением спросила Ингу Аполлинария.