Недетские сказки о главном

Василий, водитель, жалостливо посмотрел на Асю.

– У вас есть три дня. Пока душа стоит на очереди к переработке, её можно спасти.

Дед лежал на диване. Ася наконец осмелилась и подошла. Протянула руку и подняла кепку с его глаз. И отпрянула, скривив губы. Она не знала, как выглядит человек в коме, но представляла именно так. Еле пульсирует жилка на шее. На веках отпечатался покой, свинцово-надсадный, как на картине Левитана.

У Аси в университете изучали искусство, и как выглядит вечный покой она таки знала. Хоть искусство и ограничивалось для неё в последнее время просмотром картинок в пинтересте, где Мона Лиза с Ван Гогом гнут пальцы в блестящем кабриолете. «Клиповое мышление убьёт ваше поколение», – назидательно кивала головой мама, а затем листала рилсы подружки, которая была замужем за богатым алжирцем, и вздыхала.

– Вы отвезёте нас к заводам? – словно из ниоткуда появился Дима.

– Неа, – начал застёгивать кожаную куртку Василий. – Это не ко мне! Жить хочу.

– Подождите… – наконец очнулась Ася, – вы хотите сказать, что дедушка умрет… через три дня? Если ничего не предпринять?

– Всё именно так и работает, девочка, а ты разве не знала?

– Я тут пришелец. Из Москвы, у меня, простите, культурный шок, первый раз за МКАДОМ, раньше сразу в Тай и Дубай. Конечно, я не понимаю.

Ася говорила телеграфом, так же думала. Пунктир, точка, провал… мысленная кома. Надо было что-то делать.

«Деньги развязывают язык, поднимают настроение, излечивают близорукость и глухоту. Чудесная эта штука деньги, особенно если ты в России» – говорила мама.

– Даю пять тысяч рублей. Понимаю, вам нужно кормить семью. Это все мои сбережения…

Ася сжалась, ожидая обиды и неприятия. Но водитель на удивление бодро улыбнулся, его глаза засияли, как до блеска начищенные спидометры.

– Пошли в машину. Только Аньку придётся с собой захватить. Мы живём за заводами.

***

За окном волги меланхолично рябил лес. Как удачно контрастировала с ним Анька! Это была полная противоположность смуглого отца с редкой лохматой шевелюрой. Блондинка с подвижными бровями, аккуратным вздернутым носиком, в уггах и розовой нелепой куртке, она была милой, как сахарная вата и непредсказуемой, как вкус леденцов Бёрти Боддс.

– Если ты дала ему хоть сотню рублей, – наклонилась она к Асе, – я его убью. И не важно, что батя.

– Ну… мы договорились по-хорошему, – уклончиво отвечала Ася. Теперь она понимала, что Анька и её полная противоположность. Димка мог влюбиться бы в такую.

Ася поёжилась, сжала плечи. Стыдно было ревновать, когда дедушка при смерти. Впрочем, кого она обманывает? Вся её поездка – истеричный порыв, никак не акт любви. Последний раз они виделись с дедом, когда ей исполнилось пятнадцать. Гуляли по городу, собирали каштаны и отчаянно не знали, о чём говорить. Любовь невозможна по факту родства.

– Па-ап, а что если мы…

– Не вздумай! Я поверну назад.

Ася и Аня переглянулись.

– Чёрная Королева забрала у меня кое-кого. Я хотела попробовать…

Василий резко затормозил.

– Выходите и идите дальше сами! Сейчас же.

– Ах ты ж! Ненавижу тебя! – всплеснула тонкими ручками Анька, закатила голубые глаза-леденцы. – Ты и при жизни маму не любил. Это русалку-то! Променял на кикимору.

– Прекрати ёрничать, едем домой.

Хлопнуло три двери, друг за другом. Снег заскрипел на обочине: еле слышно под ногами Димки, потерянно-равномерно под кроссами Аськи и ударными притоптываньями под стройными ножками Аньки.

– Коза! А ну-ка стой! Там пост королевской нежити впереди. Придётся идти через лес, – сокрушался Василий.

***

– А кого ты хочешь вернуть? – тихо, как падает снег с веток, спросила Ася.

– Мамку. Правда давно она умерла, полгода как уже. Этот эгоист, – кивнула она в сторону отца, – ненавижу его, одно название папка. Работает извозчиком смерти так сказать у королевы. Души транспортирует с помощью радио. А тут другим помогает за деньги, а мамку вернуть не захотел! Верняк, была слишком красивой и обаятельной. Русалочий ген. Ревновал!

– Надумывает девка, – с видом философа рассудил Василий, дал дочери легкий подзатыльник. – Я сейчас не просто карьерой, жизнью рискую. Дочери! На себя-то плевать.

Димка шёл чуть впереди, плечи напряжены, ноги путаются в буераках.

Всё Асино существо стало причудливым детектором, который призрачными щупальцами изучал каждую ямку, каждый лог. Скрип снега резал по нервам.

Впереди, за соснами, уже виднелась охранная вышка и бетонный забор, огни прожекторов, освещающих территорию завода.

– А вот теперь самое интересное, – стиснул зубы Василий, – лапки. Охраняют завод. И тени. Это антиматерия в худшем виде. Коротко говоря… есть человек, а есть античеловек в этом же человеке. Тени – это перевернутые сущности. Служат королеве. И вот с ними мы с Анькой иметь дело не будем, верно?

– Мы идём… до конца, – кинула Анька, но её голос хрустнул, как снежный наст.

Нарастал звук. Ася не могла пошевелиться. Звук оборачивал белые ленты ужаса вокруг тела, мумифицировал волю. Чавканье, топот и хруст снега.

– Это лапки… Души умерших бродячих собак, – пояснил Димка.

Ася пригляделась: снег вокруг них покрывался следами от невидимых лапок. Рядом кто-то завыл. Вой прошёлся по оголённым проводам нервов, отдался в каждой клеточке эхом.