Энтот ихний брадобрей
Нас словил, как пескарей.
Оказывается, не столько накупленное бесполезное барахло вводило мужиков в уныние, сколько посещение парикмахерской. Приятели понимали, что новые причёски – худое приобретение, так как, к сожалению, не долговечно. Ведь волосы скоро отрастут, возвратив образу прежний вид, а вот денежки, увы, назад не воротятся.
Протас: Тот мошенник изловил!
Оболванил и завил,
Накрутив таких кудёр!
Нет, чтоб сразу наудёр!
Сели там, раззявив рот
И лишились вмиг бород.
Савел: Как курчат нас осмолили!
Диколоном сверх полили —
Хороши, как женихи,
Дурачины от сохи!
Протас: Да, два олуха небесных!
В городу искали честных,
Только в данной местности
Не способны к честности.
Денег нет, а впечатленье —
Выплата за исцеленье.
Сколь хитрюг тут обитает!
Савел: Зла на оных не хватает!
Как с деньгой ты, все тут вьются,
А теперь, поди, смеются.
Однако посадцы и не думали смеяться над незадачливыми селянами, а если и смеялись, то незлобиво. Ведь они также любили позубоскалить и друг над другом, причём с самым невинным видом и даже с некоторым сочувствием.
Доставалось и горожанам попавшим впросак или в какое-то щекотливое положение, причём частенько из-за болтливости собственных жён, и даже уже известным нам вдовушкам Марефе и Евлохе по причине их нестандартных фигур. Бедные вдовы за всю свою жизнь уже столько наслушались показного сочувствия и нелесных эпитетов, регулярно доходивших до них благодаря словоохотливости подруг, что уже и обижаться перестали на насмешки и сомнительные комплименты.
Дело в том, что Евлоха страдала излишней худобой, а Марефа – чрезмерной тучностью, и так как подруги были практически неразлучны, то контрастность телосложений особенно резко бросалась в глаза, о чём любили позубоскалить все местные мужчины, мысленно раздевая и сравнивая подруг. Что и говорить, полнота одной и худощавость другой являлась притчей во языцех на Посаде, породив массу шутливых поговорок: «Глянь, вдовица со вдовицей – как клубок с вязальной спицей!» или: «Во, мешалка и горшок, катышок и черешок!». Навязчивое сопереживание совсем не радовало бедных вдовушек, заставляя думать, что они не такие, как все, однако ломать многолетнюю дружбу подруги не собирались! Но больше от всеобщего «сочувствия» страдала всё-таки Евлоха ввиду того, что её чрезмерно хрупкая, почти невесомая худощавость расценивалась согражданами как некий физический недостаток сравнимый с уродством. Так, например, печник Кочуб, разговаривая со знакомым из Повельи, пытался сосватать ему Евлоху, однако, когда сват показал предлагаемую невесту, интереса у жениха не возникло, и во время последующей пирушки приятели основательно повеселились.
Приятель: Эта что ль, белявая?
До чего ж костлявая!
Кочуб: Ну, худа.
Приятель: Тоща, как спица!
Кочуб: На мощах не сладко спится?
Сны голодные что ль снятся?
Можно местом поменяться,
Самому чтоб снизу лечь.
Приятель: Друг, мечтаний не калечь!
Неуместно замечанье.
Где любовь, когда бренчанье:
Будь хоть сверху, хоть внизу,
Грохот, будто на возу
Скобяной товар нагружен.
Не прельщает вид наружен.
Обнадёжили Петрушку,
Пригласивши на пирушку.
Тот готовился, не ел —
Помереть вперёд успел.
Кочуб: Да уж вижу: рад мощам,
Как собака кислым щам!
Приятель: При такой худо?блости
Выпуклые области
У неё – как вмятины.