Гречневая каша

– Но мне снятся соревнования после девятого класса, – процедил Денис Александрович, чувствуя, как колотится сердце и похолодели руки. – Избавьте меня от воспоминаний об этой долбанной каше. Больше ничего я от вас не прошу. Какая разница, отчего я забыл эти два года. Может, ничего важного не происходило, вот и выбросил ненужный хлам из головы.

– Судя по вашей реакции, как раз наоборот: загвоздка именно там.

Денис Александрович сжал руки в кулаки, пытаясь остановить дрожь в пальцах. Во рту пересохло, а в душе поднималась очередная волна паники и страха.

– Следующий сеанс через два дня. Жду вас в шесть вечера, – доктор уселся за стол.

Денис Александрович на ватных ногах с трудом поднялся из глубокого мягкого кресла, буркнул:

– До свидания.

***

Бурный поток серо-жёлтой воды накрыл с головой, он пытался разглядеть в мутной воде хоть что-то и не мог. Лёгкие горели от недостатка воздуха, в голове помутилось, Денис не выдержал и вынырнул на поверхность. Его отнесло от берега на приличное расстояния. Он подумал, что сил доплыть до берега не будет, но в отчаянии набрал воздуха побольше, и снова нырнул под воду.

Денис проснулся от собственного тяжёлого дыхания. Не сразу отойдя от сна, схватился рукой за горло. Ему казалось, он ощущает во рту воду с песком. В висках пульсировала острая боль.

«Какой ужас! Неужели я когда-то тонул? Может, это воспоминание скрывает сознание. Или ещё хуже собирался покончить с собой. Ведь зачем-то снова нырнул в воду, хотя уже сил не осталось, – он сжал руками голову, кончики пальцев ощутили толчки крови в венах. – Я не помню целых два года собственной жизни? Что произошло со мной? Почему никогда не разговаривал с матерью о школе, друзьях? Да и она никогда не вспоминала жизнь в посёлке Майском, словно мы всегда жили в районном городке».

Он встал на ноги и покачнулся.

«Чёрт! Будто тонул на самом деле, а не во сне. Однако, докторишка взбудоражил память. Раньше снился славный, хоть и привязчивый сон, а теперь привиделся настоящий кошмар».

За завтраком его встретил только сын. Он допивал кофе, стоя.

– Привет, пап. Плохо выглядишь. Не выспался?

– Спал неважно, – отмахнулся Денис Александрович. – А мать куда с утра умчалась?

– Сказала по делам. Тебе как в старину письмо оставила. Я даже подшутил над этим. Всё пока, я побежал.

Денис выпил болеутоляющее, заварил крепкий чай, развернул записку.

Извини, не смогла сказать это глядя в глаза. Я ухожу от тебя. Надоело. Ты никогда не любил меня, а я устала изображать преданную жену. Последней каплей стал вчерашний поход в ресторан. Мои переживания и мысли тебе не интересны, моя жизнь проходит рядом с тобой впустую. Ты стал совершенно чужим человеком. Пропасть между нами всё растёт. Лучше расстаться сейчас, пока я окончательно не возненавидела тебя. Я подала на развод. Знаю, как человек холодного рассудка ты поступишь честно и не обидишь меня при разделе имущества.

Нина.

Денис сделал большой глоток и зашипел от боли, кипяток обжёг нёбо и язык. Он отставил чашку, перечитал письмо ещё раз. В душе царило спокойствие, будто давно предчувствовал такой исход. Нина и так слишком долго терпела холодность и равнодушие. Денис не желал признаваться, что ощутил облегчение, ему тоже надоело изображать нормального мужа, каковым он никогда не являлся.

На заводе Денис Александрович проработал полдня, отдал распоряжения и отправился на кладбище. Почти два часа просидел на скамеечке у могилы матери. Память упрямо отказывалась возвращать хоть частичку прошлого. Он смотрел на овальный портрет в чёрной окаёмке – здесь ей почти столько же, как сейчас ему. В семьдесят лет мать превратилась в измождённую старуху, но на могильном камне просила изобразить её полной сил. Денис горько усмехнулся: женщине не всё равно как выглядеть, даже на памятнике. Сколько он себя помнил, с ним рядом находилась мать. Будучи довольно жёстким категоричным человеком, считала себя не вправе сочинять розово-мыльные истории, на его вопрос: где мой папа? Ответила прямо:

– У тебя есть только я и бабушка с дедушкой. Извини сынок, но достойного кандидата в отцы не нашлось. Ты только мой. И больше на эту тему говорить не будем.

– Раз я Александрович, его звали Сашей? – не удержался он от второго вопроса.

Мать недовольно дёрнула плечом, лицо потемнело.

– Я тоже Александровна, ты носишь имя дедушки. Я же сказала, человек, давший тебе свои хромосомы, никто и звать его никак.

Теперь он снова задал бы эти вопросы – только некому. Родители матери умерли двадцать лет назад, других родственников не имелось. Что скрывает его прошлое? Отчего они уехали из Майского и никогда туда не возвращались? Неужели не оказалось ни одного друга, с которым захотелось бы повидаться? Может, он натворил что-то, или наоборот ему сделали плохо? Много лет он жил спокойно, ничто не тревожило его. Почему только теперь из подсознания прорвались сигналы в виде снов, тревоги и беспокойства.

Денис Александрович твёрдо решил съездить в посёлок и всё выяснить. И сделает это сразу после второго сеанса у психиатра.

***

Усталые и довольные ребята расселись вокруг костра: кто на бревнах, кто прямо на траве. От большого казана, висящего на железной треноге, исходил необыкновенно вкусный аромат гречневой каши с тушёнкой. Денис похлопал по бревну, приглашая Ромашку сесть рядом с ним. Лена Ромашкина, переступая через ноги одноклассников и стараясь не уронить глубокую эмалированную чашку, доверху наполненную кашей, пробралась к нему.

– Мне сразу на двоих насыпали. А ты в свою положи огурцы и помидоры, – посоветовала она, усаживаясь на шероховатое бревно.

– Держи местечко. Я мигом смотаюсь.

Денис в несколько шагов приблизился к эмалированному ведру с нарезанными овощами. Вернувшись к однокласснице, пристроил горячую чашку с кашей на колени, подложив под донышко свёрнутую куртку.

К поляне, где расположился спортивный лагерь тринадцатой школы, от густого подлеска поползли сумерки.

Денис обшарил карманы.

– Ложку где-то посеял. Попробую поискать.

Лена хмыкнула, округлив при этом и так большие голубые глаза.

– Вряд ли отыщешь в траве. Может, на кухне есть запасные? Хотя, если ты не против, можем есть одной.

Денис кивнул. Лена зачерпнула кашу и поднесла к его рту. Он осторожно снял губами гречку с ложки. Раскрывшиеся от жара и огня, будто бутоны цветов, зёрнышки гречки вобрали в себя вкус тушёнки, энергию живого огня и чуть горьковатый аромат дыма. Этот букет необыкновенных вкусов и запахов мгновенно запечатлелся на языке и во рту. Он ухватил колёсико огурца и с аппетитом им захрустел.

– Обалдеть! – невнятно произнёс Денис. На его лице появилось блаженное выражение.

Ложка с кашей коснулась рта Лены, Денис, как заворожённый смотрел на одноклассницу. Она снова зачерпнула кашу и протянула ему.

– Соблюдаем очерёдность.

Денис проглотил гречку, опять ощутив тот же неповторимый вкус и аромат.

В потемневшем небе раздался сильный раскат грома, будто с горы покатились огромные валуны, с треском ударяясь друг о друга. Через несколько секунд небо над поляной прочертила яркая вспышка молнии. После этого фейерверка стало ещё темнее. Учителя засуетились, приказали быстрее доедать и отправляться всем в палатки. Повара бросились убирать импровизированный стол из жердей. Денис и Лена, обжигаясь, опорожнили тарелку с кашей, смеясь, похватали последние кружочки помидор и огурцов. Первые тяжёлые капли с шипением упали в костёр, забарабанили по натянутому брезенту палаток. Лена взвизгнула от холодных капель, упавших за шиворот, на тонкую ткань футболки. Они быстро сполоснули чашки водой из ведра, пристроили их на жерди и, взявшись за руки, помчались к палаткам. Лена, прежде чем нырнуть в свою палатку, быстро коснулась его щеки прохладными губами. И от этого невинного поцелуя, и от начинающейся грозы, и отчего-то ещё не понятного, наполнившего душу Дениса восторгом и радостью, его сердце учащённо забилось.

Ребята зажгли в палатке фонарик, стало даже уютно. Капли воды сильнее забарабанили по палатки, выбивая стакатто летнего дождя. Денис слушал, как друзья комментируют каждый новый раскат грома, чередующийся со вспышками молний, и не принимал участия в несколько сумбурном разговоре. Он обхватил руками колени и закрыл глаза. Перед внутренним взором стояло лицо Ромашки. Он воочию видел её сияющие глаза, аккуратный маленький рот, розовый кончик языка, мелькающий между влажных белых зубов. В его душе ширилось и росло непонятное томление, похожее на сладкую боль. Денис не понимал, почему его сердце медленно, но верно наполняет всеобъемлющий восторг и радость пополам с печалью и тревогой. Приподняв кусок плотной ткани, закрывающей вход, он выглянул наружу. Молния осветила поляну, затухающий костёр, верёвки с трепыхающимися на них разноцветными флажками. Раздался мелодичный звон. Денис попытался найти источник необычного звука – открыл глаза и застонал от разочарования. Он лежал на кушетке в кабинете психотерапевта. Звон издавали часы, стоящие на столике рядом с кушеткой.

– Денис Александрович, как чувствуете себя? Я уже начал волноваться, четвёртое погружение оказалось слишком глубоким, с трудом вывел вас обратно, – доктор пытливо вглядывался в необычное выражение на лице пациента. От недовольного брюзги не осталось и следа. Сейчас Денис Александрович выглядел помолодевшим и кажется счастливым.

– Хорошо чувствую. Теперь я знаю, откуда появился бзик с кашей, – засмеялся Денис, заставив доктора удивлённо поднять брови. Тот даже предположить не мог, что его пациент способен улыбаться.

– Давайте обсудим увиденное вами, – предложил Алексей Семёнович.

Денис махнул рукой.

– В принципе обсуждать нечего. Кашу именно такого вкуса, который я запомнил, оказывается, варили в лесу на костре, – он лукавил, ему совсем не хотелось делиться с врачом воспоминаниями об однокласснице. Денис уже понял: не в каше дело, а в том с кем её ел. Он ещё чувствовал в сердце отголоски радости и нежной влюблённости в Лену.

Доктор хрустнул пальцами, опомнился: демонстрирует пациенту вредную привычку.