Второй шанс

– Ты это, прости нас, Ивка, мы повинимся главврачу.

– Замечательно. Вы чуть не лишили меня работы.

– Извини, не знаю, каким местом мы думали, выполняя просьбу Марии. Не любит она тебя, не даст вам с Данилой спокойно жить. – Полина Григорьевна покосилась на собеседницу.

– Спасибо, что предупредили, я понимаю, вы не хотели мне плохого, – лукавила злая Иванна, но она надеялась: тётя Поля раскаивается.

Вечером за вечерним чаем Ивка решилась вызвать мать на откровенный разговор.

– Мам, скажи честно, что произошло у тебя с матерью Даньки? Почему она с детства меня ненавидит?

– Зачем тебе знать прошлые дрязги? – Елизавета Павловна выпрямилась и отложила вязание.

– Ваше прошлое мешает моему настоящему, – возмутилась дочь, с досадой швырнув чайную ложку в пустой стакан. Стекло жалобно звякнуло. Иванна взяла конфетную обертку и смяла её в руках.

– Что она сделала?

Ивка рассказала о подмётном письме подружек Кузнецовой.

– Узнаю Машеньку, всегда предпочитала чужими руками действовать. Сто лет назад мы учились в одном классе и даже слыли подругами. Вернее, я была одной из её подчиненных. У Маши в детстве выявили ревматизм сердца. Ты видела Кузнецову, она и сейчас красива, а в юности Машенька выглядела принцессой из сказки. Бедную больную девочку обожали родители, учителя носились с ней, как с писаной торбой. Маше нельзя напрягаться, бегать, работать, с ней можно только ласково, по-хорошему. Она быстро усвоила, болезнь даёт ей большое преимущество. Все её прихоти и капризы мгновенно исполнялись. Перечить даже никто не думал. Маша всё делала с улыбкой на ангельском личике, руководила действиями друзей и одноклассников, как прожженный иезуит. Никому даже в голову не приходило, что она из всего извлекает выгоду для себя. И я долго не замечала, пока глаза не открылись. Мне хорошо давалась литература, Маша попросила написать заметку о ветеранах к девятому маю. Сказала: «Проверим, какой из тебя будущий журналист?» Представляешь, дочь, я мечтала о журналистике!

Ивка удивлённо посмотрела на мать: «Вот это фокус, никогда бы не подумала. Я совсем не знаю её».

– Потом была ещё одна просьба и ещё. Она хвалила меня, и я старалась, строчила одну заметку за другой. А в конце года на школьную линейку приехали из областной газеты и вручили грамоту и приз молодой журналистке Марии. Мы не выписывали эту газету, я отыскала несколько экземпляров в библиотеке. Оказалось, все мои опусы напечатаны в этой газете.

– Ты поговорила с ней?

– Ага. До сих пор помню. В классе сунула ей под нос газету и спросила: «Зачем она под своим именем отсылала мои работы?»

Машенька безмятежно улыбнулась и громко сказала: «Представляете, Лиза только болтала о журналистике, а я писала. Теперь она завидует мне и клевещет. Нехорошо Лиза, не по-дружески поступаешь!»

Я, как идиотка, от такой наглости только рот раскрыла. С тех пор мы не разговариваем. А после школы я уехала поступать в институт и провалилась. Маша всем в селе говорила, что такая бездарность, как Лизка, и не могла поступить. Потом в Потапово приехал молодой ветеринар Леонид Самошин, и я потеряла голову. – Мать усмехнулась. – И не только я. Ещё две дуры, в их числе и Маша, проходу ему не давали.

– Господи, что вы в нём нашли? – удивилась Ивка, вспоминая облезлого, плешивого отца.

– Я сейчас покажу тебе. – Елизавета Павловна пошла в дом. Минут через десять она вернулась, держа в руках старый фотоальбом.

Ивка открыла потертую велюровую обложку альбома. С первой страницы на неё с улыбкой смотрел обаятельный красавец. Она перевернула ещё несколько снимков. Этот же парень снят с гитарой в руках на лавочке, а здесь он в поле среди ромашек.

– Не может быть! Я не помню его таким.

– А ты его и не видела таким. Он помотал нервы и мне, и Марии, и Ольге. Ольга оказалась умнее нас, вышла замуж за другого. А мы с Машей два года сражались за сердце Лёньки. Как-то разозлившись, я сказала ему: «Выбирай, или эта больная доходяга, или я. У меня хотя бы есть силы родить ребенка и содержать дом, а за ней тебе придется самому ухаживать».

Эти слова я всю жизнь не могу простить себе. Я подтолкнула его к решению. Через месяц мы поженились. Бывшая подружка встретила меня у магазина и прошипела: «За то, что отняла мою любовь и счастье – не знать тебе ни того, ни другого».

Маша вышла замуж спустя два года, за мужчину, который переехал в деревню из города. Я родила тебя только через три года брака. Думала – Бог наказал. А закадычная подруженька понесла сразу после свадьбы. Вот и появились вы с Данькой почти день в день.

Ивка смотрела на молодого отца и узнавала в нём свои черты: прямой нос, рот, глаза с густыми ресницами. Только у него эти черты сложились так, что получился красавец, а она просто симпатичная. И эта похожесть ей совсем не понравилась.

– И почему папаша превратился в зачуханного алкоголика?

– Он же ветеринар, а такой специалист нужен в селе всем. Это сейчас в Потапово десять коров, а тогда почти в каждом дворе скотина водилась. Леонид оказался хорошим специалистом, его уважали и расплачивались за работу угощением и бутылкой. Тебе пять лет исполнилось, когда отец попал в больницу с белой горячкой. Пить стал по-чёрному, с фермы его уволили. Так и покатился под горку.

– Ты могла оставить его! Я не помню отца трезвым и без матов, – вскинулась дочь.

– Я любила твоего отца и чувствовала себя виноватой. Он, когда напивался, упрекал, что перешла дорогу его настоящей любви. И теперь он заливает горе водкой.

– Мам, неужели ты верила его пьяным бредням? Он жил с тобой два года, а тётка Мария не выходила замуж, что мешало ему вернуться к ней. Так отец оправдывал своё пьянство и слабость. Нашел виноватую! – разозлилась дочь. – Жаль, что он выбрал тебя. Они друг друга стоили.

–Тогда бы вы с Данькой не родились, – напомнила дочери Елизавета Павловна.

– Что ещё тебя держало с ним?

– Жалость, доча, жалость. В тридцать два он выглядел на сорок пять. Вся красота куда-то улетучилась. Заработал себе кучу болячек. Я знала: он пропадёт без меня. Не могла я его оставить, а так хоть до пятидесяти дожил. Если бы не та отрава ещё бы протянул.

Десять лет назад, когда Саньке исполнился только годик, пришло из Потапово сообщение: паленой водкой отравились и родители Тоськи и её отец. Ивка плохо запомнила тот сумбурный день. Она и Таисия с маленькими детьми на руках не поехали на кладбище, их мужья взяли все хлопоты на себя. Иванна запомнила бледное, словно опрокинутое лицо матери и недоумевала: почему она так горюет? Тося же боялась одного: не лишиться молока. Подруга ещё кормила своего первенца Марка. У мальчика была сильная аллергия на любую другую пищу, и только молоко спасало ребёнка. Она оплакала своих непутевых родителей после, когда осознала потерю.

– Значит, у вас с Марией Савеловной давняя вражда. Что же мне делать? Жить в одном доме мы не сможем – это я уже поняла. Она не из тех, кто прощает и смягчается. Ставить Данилу перед выбором я тоже не буду, он всю жизнь заботился о матери. Для него она – любимая мама. И оставить его не могу, он мне дорог.

– Поговори с ним откровенно. Попробуйте что-нибудь придумать. К нам он не захочет переехать. Вам лучше жить отдельно.

– В вагончике на озере, – загрустила Иванна.

***

Выпал снег. По утрам мороз достигал двадцати градусов. Все работы в поле Данила закончил. Озимые радовали дружными всходами, их вовремя укрыло снежным покрывалом. Как не откладывала Ива разговор с Даней, тянуть дальше было нельзя. До регистрации брака оставалась неделя. Он ежедневно делился планами их будущей совместной жизни. К Самошиным приезжал, всегда с чем-то вкусным к чаю. С удовольствием беседовал с Елизаветой Павловной и Санькой, а когда они отправлялись в дом, влюбленные оставались наедине. Иванна дождалась ухода родных и решилась поговорить.

– Дань, ты сообщил матери о своих планах?

– Конечно!

– И что она сказала? – Ивка куталась в большой пуховый платок, Её знобило, хотя в комнате натоплено, тепло.

– Спросила, люблю ли я тебя, а потом добавила, чтобы я хорошенько подумал, – нехотя признался Данила.

– Иначе говоря, она не хотела бы этого брака?

– Не очень, но я думаю: узнает тебя получше и смирится. Ты такая замечательная у меня. – Он обнял Ивку и прижал к себе.

– Дань, она не смирится, не тешь себя. Вспомни, твоя мама меня с детства терпеть не может. Мы не уживемся в одном доме, лучше и не пробовать. Для тебя твоя мама – хорошая, наверно, так и есть, но по отношению ко мне она будет другой, тут уж ничего не изменишь. Что делать, если так получилось. Я узнала, почему она обижена на мою маму и несправедлива ко мне?

– Я знаю эту старую историю, – перебил её Данила. – Но какое отношение это имеет к нам. Мама тебя хорошо приняла в нашем доме, мы так славно тогда посидели. А Елизавета Павловна с тех пор изменилась в лучшую сторону, мало ли что в юности произошло. Она, наверно, жалеет, что тогда обидела маму.

– Погоди, ты о чём? – удивилась Ивка.

– В школе тётя Лиза завидовала маме и врала, будто все заметки в газету написала она. Но хуже всего поступила, когда разрушила уже назначенную свадьбу. Подпоила парня мамы и уложила к себе в постель. Он на коленях стоял, но мама его не простила. Говорят, он бросился под поезд.

Иванна от удивления потеряла дар речи. С трудом пришла в себя.