Оборотень по объявлению. Медвежья услуга

Мимо свистели машины, изредка кто-то любопытный сбавлял скорость и притормаживал, а я с удивлением увидела огромный светоотражающий треугольник, который стоял в паре десятков метрах от нас по полосе движения.

– Вам больно? – мужчина хотел было поймать мою руку, но я быстро убрала их в карманы куртки.

– Нет, с чего вы взяли?

– Вы нахмурились, – виновник аварии всем своим видом выражал раскаяние.

– Просто расстроилась, – тихо пояснила я, забирая сумку из салона. – Похоже, такси остается здесь.

– Тогда позвольте подвезти вас. Это меньшее, что я могу сделать, – мужчина показал в сторону своей машины.

– Вам же нужно ждать патруль, – я с надеждой осмотрелась по сторонам, будто рядом вдруг могло возникнуть пустое такси, водитель которой горел бы желанием меня подвезти.

– Я уже решил этот вопрос. Так как виновник я, то взял всю вину на себя. Знаете, с детства не терплю быть в долгу, – мужчина воспользовался слабостью моих рук и выхватил ручку дорожной сумки. – Я всегда отдаю долги. Да и совесть не позволит мне оставить ночью красивую девушку одну на автостраде. Согласны?

Я замялась. С одной стороны, мне жутко не хотелось прыгать к незнакомцу в машину, пусть даже баснословно дорогую. С другой, умом я понимала, что еще опасней будет ловить машину вот так, на кольцевой…

– Хорошо, только с таксистом расплачусь, – я не успела сделать шаг, как мужчина перекрыл мне дорогу.

– Не нужно. Я выплатил ему достаточную компенсацию за все: включая стоимость вашей поездки, – незнакомец поймал мой взгляд и не отпускал несколько секунд, за которые я не знала, что и подумать – Поедем?

– А ваша машина на ходу? – ухватилась я за последнюю соломинку не понимая, почему так не хочу садиться в вылизанную дорогущую машину к прекрасному незнакомцу.

– У меня пострадала только задняя часть, не страшно, – мужчина закинул мою сумку на заднее сиденье, открыл пассажирскую переднюю дверь и сделал приглашающий жест. – Садитесь довезу в лучшем виде. Обещаю больше за рулем на звонки не отвечать – только по гарнитуре.

Я села в кожаный салон и втянула аромат шикарной жизни. Этот аромат не описать даже в уме, он какой-то особенный, таинственный. И немного бьющий по нервам. Эх, надо было заказывать у Маринки, чтобы с успокоительным ждала! А то я подозрительное даже в шикарной тачке вижу!

Ну, виноват мужчина, теперь исправляется. Ничего такого. Не все богачи плохие люди. Просто моя паранойя сегодня цветет буйным цветом!

– Итак: куда вас отвезти? – хозяин Майбаха завел двигатель, и тот заурчал, словно довольная дикая кошка.

–Улица Островского двадцать один.

Глава

15

Я открыл глаза, попытался встать и тут же поплатился за это: башка затрещала, содержимое желудка попросилось наружу, а кости заломило.

– Не брыкайся!

Голос был подобен удару по гонгу, прямо в мозг.

– Рома!

– Не ори, – хрипло попросил я, но вместо этого раздалось лишь "хр-р-р".

– Попей! – друг бесцеремонно приставил бутылочное горлышко к моему рту: – Пей же! В тебе такая доза транквилизатора, что надо ведро воды осушить, чтобы в себя прийти.

Транквилизатор! Это все объясняло. И гул в голове, и боли в теле, и чувство тошноты. Я за секунду осушил бутылку и, не глядя, поставил рядом. Рука дотронулась до бетонного пола, и я осмотрелся. Клетка! Замечательно! Докатился!

Вторая бутылка оказалась в руках, и я выпил ее залпом, до последней капли. Плотный смог в голове рассеивался. Тело, наконец-то, стало адекватно воспринимать команды мозга.

– Что я тут делаю? – голос скрежетал наждачкой по горлу, и я забрал третью бутылку из рук Ромика.

– Ничего не помнишь? – друг устало протер глаза, и я обратил внимание, что белки глаз у него покраснели.

Я обратился к воспоминаниям, продираясь, словно через терновые кусты, через туман в голове. Когда все прояснилось, тут же вскочил на ноги и завертелся по клетке. Ромик сидел рядом со мной в запертой решетчатой коробке пять на пять метров, что стояла на нижнем этаже Берлоги и служила местом успокоения и наказания особенно буйных. И на тебе: глава клана Бурых заперт здесь собственной персоной. Но удар по гордости я еще стерплю, а вот если подверг риску наш клан – то себе не прощу.