– Насколько? – плохое предчувствие змеей обвило шею.
– О-о-очень дорого! – старуха повернулась ко мне и заглянула в лицо. Ясные и яркие зеленые глаза так противоречили глубоким бороздам морщин, что казались позаимствованными. – Ты готова?
– Я хочу знать, что это! – ноги так и норовили сбежать, мыски уже развернулись в сторону выхода, но я силой заставила себя стоять ровно. Язык прилипал к небу.
– Ты заплатишь полную цену только после полного спасения чужака. А пока… – старуха посмотрела на природу через вырубленное в стене окно без ставней и сказала: – приноси мне ежемесячно по редкой птице.
– Но.
– Не согласна? Тогда выметайся отсюда! – старуха махнула скрюченной левой рукой в сторону открытой настежь двери. А правой, без единой морщинки, взялась за банку с травами. – Брысь!
Я не спрашивала, откуда она знает о чужаке. Так же, как не задавала вопросов несколько лет назад, когда отца лихорадило. В тот раз Травница молча кинула в меня пузырьком с зельем, едва я ступила на первую ступень крыльца, и сказала:
– Это мой должок твоей матери.
Тогда я голову ломала от мыслей, что бы это значило? Но расспрашивать духу не хватило. Моя мама умерла от лихорадки, когда мне было всего пять. Тогда Травница отказалась помочь, из-за чего отец чуть не выгнал ее из клана.
После слов старухи я задумалась о том, почему та не помогла, и пришла к двум вариантам: либо старуха недолюбливала Смелую – мою мать, либо мама ценой своей жизни спасла моего отца в будущем.
Невероятно? С Травницей не было ничего невозможного!
– Цена настолько высокая? – я вспомнила прошлое. Моя расплата тоже будет такой страшной? Всего лишь за жизнь чужака?
Старуха взяла высушенную тыкву, открыла крышку и понюхала снадобье:
– Годное! – потом повернулась ко мне и сказала: – Уверена, что сможешь избежать судьбы?
– Вы меня пугаете! Я что, должна заплатить своей жизнью за его?
– Нет, – удивила меня старуха. – Нисколько.
Она медленно подошла ко мне и ткнула пальцем в грудь:
– Твое сокровенное желание сбудется!
– Тогда какая это плата? Птиц жалко, конечно, но принесу… – пробормотала я.
– Так ты согласна?
Цела останусь в итоге, сокровенное желание тоже сбудется. Птиц только надо приносить старухе да потом еще что-то попросит. Ну, так ладно, справлюсь, достану!
Тыква легла в мою руку, а Травница заглянула в глаза:
– Берешь?
– Беру! – кивнула я с готовностью, а потом спросила: – Когда принести первую птицу и какую?
– Принеси. – старуха посмотрела в окно, – обелиску.
Нет! Только не она! Вот же, ведьма, знает, что просить!
– Не согласна? – Травница протянула руку к тыковке.
– Нет! Согласна! – я сжала сосуд со снадобьем в руке. – Что с этим делать?
– Дай выпить. А рану мажь вот этим, – Травница провела рукой над головой, словно выбирая, какой пучок травы сорвать. Сдернув один, добавила в котелок с бурлящей смесью, что стоял на огне. Размещала палкой, которая растворилась в жидкости, загребла половиной тыквы получившееся зелье и перелила в банку.
– Вот этим. Дай остыть, затвердеть и мажь.
– Хорошо, благодарю.
– Благодарю? – хрипло засмеялась над моими словами старуха. – Ну-ну, Пернатая, лети! Принеси мне обелиску как можно быстрее!
Я выскочила из дома и понеслась в сторону опушки, словно за мной гнались волки. Прижимая к груди снадобье и мазь, я старалась как можно быстрее убежать от этого давящего ощущения капкана.
«Чужак, как ты там? Держись, только продержись еще немного!» – сосредоточилась я на другом, чтобы побыстрее забыть визит к Травнице.
Я чуть не пробежала мимо раненого торговца и, запыхавшись, опустилась около него на колени.
– Что же ты такой бледный! – я наклонилась над ним, чтобы послушать, дышит ли чужак.
– Это ты… – прошептал он пересохшими губами. Веки дернулись, и он приоткрыл глаза: -Ты пришла.
Внутри все скрутилось в клубок. В этих отрывистых словах я услышала, что он уже и не надеялся на помощь. И не будет винить, если ничего не выйдет.
– Я не дам тебе умереть! Ты выживешь! – сейчас все зависело только от меня.
Я должна спасти торговца! Это тоже жизнь! Ничуть не хуже, чем жизнь одного из Лесных! Почему Зубастый так противится?!
Я села на подстилку, приподняла голову мужчины и осторожно положила себе на колени. Чужак скривился от боли. Нож все еще торчал в груди мужчины, но вытаскивать его было нельзя, пока мазь не остынет.
Я открыла снадобье и аккуратно приложила к губам чужака. С трудом, но он сделал мелкий глоток. Потом еще немного, и еще, словно через боль.
Такие мужественные черты лица! Такие необычные! Не зря говорят, что горцы самые красивые мужчины! И кожа бледнее нашей, и черты лица другие!
« О чем я думаю?!» – я сбилась и сильно наклонила тыкву так, что поток усилился и торговец закашлялся.
– Воды, – прохрипел он.
– Точно! – я мысленно застонала. – Конечно же, воды!
Я убедилась, что он допил снадобье, и посмотрела на его лицо. Торговец то ли потерял сознание, то ли уснул от бессилия и дышал тихо -тихо.
– Я не могу оставить тебя на земле. Ночью здесь ужасная влажность, поэтому все дома Лесных на деревьях. – а про себя добавила, что все, кроме одной старухи, которой все нипочем!
Чужак уже крепко спал и не услышал мои слова. Надеюсь, это снадобье отправило его в исцеляющий сон.
Что же делать? Оставлять на земле нельзя, тащить в клан тоже.