Индийский принц, или Любовь по заказу. Исповедь функции

Что это? Презрение? Ненависть? Виджендра спокойно брал и свою и мою обувь и отдавал ее, забирал, когда требовалось. А тут… там не было речи ни о какой любви, а тут… а тут…

Я не могла прийти в себя. Стояла как мокрая курица посреди дороги и не знала, куда нести яйцо.

– Наташа, отдай их, – напомнила Ручи – они в этот деньчасто называли Мини настоящим ее именем.

Я вернулась в настоящее. Уныло протянула за стойку. Номерок. Это только начало моей жизни с Пунитом. Еще ничего и уже конец. Мысль, осознание этого ударило в голову. Кровь прильнула к лицу. Я покраснела. Потом резко побледнела. Лавочники, что продавали тут же цветы и другие подношения, с испугом посмотрели на меня. Зашептались. Лица озабоченные.

– Пани? – послышалось сбоку.

Я обернулась. Обращались ко мне. Я кивнула. Воды мне не мешало бы.

Мне быстро протянули высокий из нержавейки стакан, полный густой местной воды. Чистой, но с тошнотворным привкусом. Я все равно выпила половину. Полегчало.

Пунит даже не заметил, что со мной стряслось.

Нам вручили шифоновые платки на голову. Мне достался насыщенно-синий. Все они окаймлены золотистой мишурой.

Поднимая полы длинных широких шелковых штанов, чтобы не сильно завозить, замочить и не споткнуться, запутавшись в них, я проследовала за компанией. Мы поднялись по узким ступеням на широкую площадку и разделились. Мы с Ручи и малышкой остались тут, а парни прошли по темной галерее.

– Куда они? – спросила я тихо Ручи.

– Это мусульманский храм. Женщины и мужчины отдельно.

Тут только я и поняла, где мы. С нашей стороны стена зарешечена. Как окно, с восточными изгибами, резное. Каменное. На нем повязаны красные и оранжевые шерстяные обрывки ниток.

– Это желания, – пояснила моя спутница. – Люди приходят сюда и завязывают. Хочешь подойти ближе?

Мы прислонились. Сквозь дырки увидели высокие каменные надгробия. Святыня. Внутри никого, только зеленеет трава и спят мирно усопшие души. Возможно помогают тут живущим.

– Вон, смотри! – тихонько шепнула Ручи, указывая чуть левее. – Видишь? Амит. А вон и Пунит.

Через такую же зарешеченную перегородку парни смотрели на надгробия. Тоже заметили нас и похихикивали, тыча пальцами.

Все так сильно меня впечатлило, что никакие желания даже не приходили в голову.

– Спасибо вам всем за то, что я есть тут. За то, что я в Индии и вижу все это. Спите спокойно.

Большего не пришло в голову, но и от этого мне полегчало. Даже стерлась обида за обувь, за Пунита, за разрушенную сказку.

Но вместо одной сказки про любовь к чужеземному мужчине, появилась другая – к чужой стране.

Я медлено обулась и пошла вслед за широкой спиной Пунита.

Как вмиг он сделался мне совсем чужим из совершенного незнакомца? До чего изменчива жизнь!

Вот Кали и показала мне его истинное лицо. И так быстро…

…Мы не успели выйти из лабиринта узких галий, как в сандалях что-то треснуло и стопа ощутила совершенную свободу. Я посмотрела вниз. Сандалия, купленная на Пахаргандже, не вынесла унижения, какое ей нанес Пунит своим презрением, и порвалась. Причем капитально. Я горько усмехнулась: ну вот. И это почти в первый день. Как я теперь гулять буду? В чем ходить до середины августа, когда обратный билет?

С горем пополам дотащила ногу с кожаными лохмотьями до машины и залезла внутрь. Мусульманские пацанята черной стаей окружили нашу машину и трясли ее, не давая проехать и даже сдвинуться. Все заглядывали в салон и кричали мне: мэм, мэм саб, аре, плиз! А чего просили, я так и не поняла, может денег.

Ашвани с Пунитом распалялись и стучали по головам, рукам. Амит завел машину и медленно угрожающе полез на дорогу. Мальчишки даже не боялись быть раздавленными и лезли под колеса, на капот, висли на ручках и зеркалах. Их уже разгоняли откуда ни возьмись появившиеся два рослых мужика в потасканных куртах и вязаных шапочках на макушке. Амит набирал скорость и вскоре мухи остались позади, пытаясь все еще догнать автомобиль.

– Пагаль, – шипел сквозь зубы Пунит, пялясь в окно, – чокнутые.

– Почему такая грустная? – спросила меня его сестра.

Указала на обувь:

– Тут гая. Порвалась.

Она окрикнула брата:

– Пуно, декх! Смотри, у Наташи порвалась сандалия. Что делать?

Он недовольно взглянул вниз, как будто свежее говно ему оттуда язык высовывало, и поморщился:

– Ну и что?

– А что я одену? – склонила я вопросительно голову.

Он пренебрежительно махнул и отвернулся:

– Я тебе новые куплю.

– Купишь новые? – не послышалось ли.

– Да.

– Когда?

– Сейчас.

И я решила, что мы едим в магазин или на рынок.

Мы петляли какое-то время, выезжая то на широкие хорошо асфальтированные дороги со светофорами, то сворачивали на пыльные, деля проезд с ленивыми коровами и бычьими упряжками.

Остановились в пробке на углу с высящимся деловым центром. Вывески гласили, что здесь располагаются биржи, банки, консалтинговые, аудиторские фирмы… высокие статные парни в белых накрахмаленных рубашках и галстучках отдыхали на пригорке, кто покуривая, кто просто болтал друг с другом, совсем близко от дороги, что можно спокойно разглядеть не только черты их лиц, но и родинки, царапинки от неловкого бритья.

Я повернула голову в их сторону. Секунда. Другая… я вдруг ловлю себя на мысли, что многие их них в несколько раз красивее Пунита, которого я сначала считала внешне безупречным. Перевела на него взглял. Он сидел недовольный, сутулый. И такой противный, что я поморщилась: и с ним я собиралась связать судьбу? Он жадный в добавок, и спесивый. Нет бы честно признаться, что у него нет денег водить меня на прогулки, я бы поняла. А он изо всех сил гнет из себя удачливого дельца и рассказывает сказки о своих огромных доходах, будто у него на всех счетах в индийских банках уже по миллиону долларов. Ну или хотя бы рупий.

Я с завистью опять взглянула на парней в белых рубашках и под ложечкой засосало: я хочу лучшего. Но мы тронулись и я не успела себе никого выбрать.

Пыльные тесные дороги привели нас к возвышающимся громадам великолепных резных индуистских храмов. Один светло-серый, другой красный. Оба из сказок Шахирезады. Я обомлела. Никогда не видела такой красоты. И как люди могли додуматься такое выстроить? Если это сделали люди, конечно.

Мы припарковались на закрытой стоянке напротив. За каменным забором высился спиной к нам еще один божественный силуэт. Какие огромные фигуры богов тут строят. Похож размером на нашего Петра Первого Церетели. Только без корабля.

На этот раз все разулись в машине и прихватили мой Кодак.