Запах Солнца

– Да, у меня тоже на даче есть одна береза, – попыталась сделать вид я, будто ничего не заметила, – она помнит мою первую любовь, и вторую, и третью, и все так же шумит у меня по диагонали от окна в яхт-клубе.

«Я так благодарна этой березе за то, что она все это помнит, за то, что она всегда была со мной, и что она будет шелестеть так же моим детям и внукам А когда я умру, то и я буду этой березой», – об этом я промолчала.

– «Мне пора, нужно идти забирать из школы доченьку», – сказала я контрабасу.

* * *

Сейчас я на берегу Волги. Синее-синее небо, а в Питере, как мне только что сказали, льет дождь и потоки по колено. Тут +24. Я забралась на сосну с чашечкой кофе, взятой из дому, правда, боюсь перепачкать голубые джинсы смолой, поэтому стараюсь замереть и не двигаться. Я хотела бы всю жизнь просидеть вот так под сосной.

Передо мною в тишине копошатся голуби, у них поразительно изумрудные грудки, они клюют хлеб, который кто-то им набросал, их было четверо и сейчас подлетел пятый, и потом еще шестой. Меня они не замечают, эта так смешно, когда они подходят к самым моим ногам и от их крыльев мне щекотно. Почему они не улетают и не боятся меня?

Может быть, это и есть идеальная степень существования – никакого влияния на мир, и тогда тебе в руки само прилетит все живое? Наблюдай жизнь в каждой капле, и тогда она сама покажет тебе свои чудеса.

И тогда березы на берегу будут шептать только для тебя, и от весенней земли повеет розами – но затем только, чтобы родить фиалки и море невиданных трав.

Откуда земля знает, какие чудеса рождать? Откуда в ее недрах проявляется такая мудрость и благость, которая в таких многообразных количествах и гениальности творения проявляется во всем живом? Чудеса рядом, чудеса на небе, чудеса под землею, только руку протяни.

Если небо проецирует чудеса, рожденные из земли, то насколько легче вызывать их из воздуха. Мы все в детстве любили летом закапывать в землю все свои собранные сокровища и цветы, разноцветные камушки, фантики, чтобы потом расчистить это место под стеклышком от земли и получить заряд первого неземного вдохновения. Так и мы, как только расчистим какое-то место в душе, она становится способной творить чудеса, только надо дать им место. Надо дать им место, чтобы они проросли розами по весенней земле и своим непорочным запахом тронули небо, чтобы оно улыбнулось и закапало из облака слезами умиления.

Когда смотришь на просыпающегося ребенка – это настолько ангельское существо, что ты даже не знаешь, как это так может быть. Вот ты – и вот ангел, и невозможно руку протянуть. Это такие ангельские черты лица, как улыбка с неба, как запах роз после дождя. Вот белый голубь прилетел, сел мне на плечо и удивленно посмотрел на меня искоса.

Ветер доносит такой запах счастья отовсюду – упоительный тополиный аромат прикасается сзади и улетает ввысь с перепевом щебечущей птицы. Откуда это счастье, это райское волнение, эта благостная, такая полнозвучная весть о том, что мы не умрем?

Вот тень от птицы сквозит по траве и над моей головой. На берегу под скамейкой валяется с утра пьяный дяденька. Два дня до Пасхи, но он не дотерпел. К нему уже дважды подошли, но он так крепко спит. Наверное, ему во сне так же хорошо, как и мне.

Земля по весне родит чудеса. Вот вдали на том берегу над рекой стайка ракит окуталась зеленой дымкой, ведь ждешь именно этого весь год, а потом замечаешь, словно случайно, такую благость, безыскусно и трогательно саму ложащуюся тебе в руки, на миг завернувшись в озаренное солнце…

Как молился преподобный Ефрем Сирин: «Благий Человеколюбец! Если на траву, на цветы, на всякую зелень земную обильно изливаешь благодать Твоя во время свое, то кольми паче подашь Ты просимое рабу Твоему, умоляющему Тебя. Вот вся земля облекается в ризу изпещренных цветов, сотканную без рук человеческих – веселится и празднует праздник…»

Небесный мир – это и есть наш мир. Только многократно отраженный в синем небе и спустившийся к нам на землю. Каждый видит этот мир разным, в той или иной степени небесности, из которой состоит он сам. Вот ангелы в поле поют, это вовсе не колосья пшеницы.

Посадим колосок – прорастет ангел, соберем их по весне и сядут нам на плечи птицы земные. Домой пока нельзя возвращаться, нужно жить на земле и сеять колосья. Только то, что посеяно трудом и молитвою, прорастет.

Когда я несусь над переливами аллей над усадьбами – я лечу. Домой нельзя. Велено жить на земле. Душа моя тоскует неимоверно. Вот-вот упадет с неба звездой.

Время растить детей. Я всегда буду звездою для доченьки, мы с тобою будем – две звезды над ее домом.

Волга – синяя-синяя и течет из прошлого в будущее. Все земные реки – это не реки, а души, это мы думаем, что они реки. Она настолько благостно дышит всем своим существом и стихает за поворотом, чтобы явить свою благость кому-то еще, кто ее встретит дальше.

Белые бабочки чуть касаются облаков и земли, тишина. И тут же снова – трепетный перезвон птицы, вылетевшей у меня из рукава, и снова тишина, только иголочки на сосне шелестят. Мы с рекой все записываем, чтобы, пока не скроемся за поворотом, рассказать кому-то об этом дальше.

Вот и ветер. Только облака благоухают улыбкой Господней.

На земле по весне дует ветер, он колышит траву. Все дрожит, все меняется. У деревьев мудрый и нежный взгляд, и по ночам я хожу сквозь деревья. Я прикасаюсь к березе – и понимаю, что она – другая сущность и говорит мне: «Здравствуй!», – чувствуя мою руку на своем стволе. Она такая нежная кроткая сущность, то ли дерево, то ли душа. То ли глаза ребенка, то ли белая лошадь на горизонте, то ли растаявший в тумане холодный дождь.

Я знаю, неумолчный шелест берез – это слова тех, кто был с нами, но только теперь уже сказать ничего нам не могут. Они проросли деревьями, и вдруг весь шелест превратился на миг в белую бабочку – это улыбка моей бабушки, что умерла по весне.

Много лет назад я уже умерла, это было еще до встречи с тобой, а потом я не умерла, а превратилась в тебя и в дочку: ты – моя левая половина, а дочка – правая.

Душа моя столько раз прорастала по весне одуванчиками. Как пахнет травой. Время растить деревья, время восстать из земли и дать плоды вечные, дать жизнь следующей жизни.

Тогда земля сможет рождать снова и снова – это как когда идет дождь и пахнет березами, как когда у дымящихся луж нежатся червяки, а солнце вдруг плеснет с неба так откровенно и удивительно, что лужи зарябят и запахнут ветром морским и водорослями…

Так пахнет то ли весной, то ли корюшкой, я не понимаю…

29 апреля 2016 г.

написано на берегу Волги,

за два дня до Пасхи

Полмиллиона в желтом конвертике

Однажды под скамеечкой я нашла золотой. Я бросила его в реку. Река вскипела и выплеснула в небо голубой воздушный шарик с тремя золотыми, развевающимися колечками, ленточками. «Что за чудеса!», – подумала я.

Тогда я бросила монетку на зеленый газон. Там вырос дворец. Тогда я поставила свою чашечку с кофе на поребрик и, понимая, что так не может долго продолжаться, задумалась, что бы предпринять дальше.

Мимо пробегала серая кошка. Я выдала ей беличью шубку и даже сочинила стихи: «Зачем же снимать шляпки? Можно сделать юбки, а из юбок туфельки кошечкам на ножки».

Потом все разноцветное белье на веревках в городе превратила в разноцветные анютины глазки на клумбах и наоборот – развесила сушиться дизайнерские наряды Haute Couture после показа в Париже.

Потом все стеклышки от битых бутылок на земле переделала в самоцветы.

Из песка я наделала подземных гаражей, пусть все ставят машины, чтобы не ругались с соседями. По центру возвела детскую площадку с кораблем с флагом под парусом, ведь скоро – День Победы.

Тут не хватало запаха шашлыков, поэтому я собрала тюльпаны на клумбе, их зажарила на шампуре, и они превратились в помидоры. Помидорами на палочках я угостила детей в колясках, после чего тюльпаны вернула на клумбы.

Всем небесным птичкам я раздала букетики из разноцветных шариков и лиловые мобильные телефоны – чтоб звонили прямо в небо. Но они стали звонить друг другу и с тех пор только и делают, что болтают.

Вдалеке куковала кукушка. Я соорудила перед ней такое зеркало, что все ее стуканья в бесконечность отражались дважды: один раз здесь – и, чуть касаясь души, в зазеркалье, – таким образом, каждый насчитывал себе вдвое больше лет.

Летающие по весне газеты я превратила в белые занавески на окнах, никаких последних новостей, только ветер и хлопающие окна на затопленной, как в детстве, от солнца веранде.

Стоило только мне посмотреть на россыпь синих мускариков, как из них возник фонтан, голубовато-зеленый, от него веяло чудесами и пряниками. И все, кто подходил к этому фонтану, говорили: «Христос Воскресе!» Один старичок с красным знаменем подошел, перепутал и случайно сказал: «Цуцел-Муцел!»

Все поребрики вокруг фонтана я раскрасила в голубой – и через один –в сиреневый цвет.

Потом мне надоело уже бедокурить, и я ушла в магазин за новыми пропеллерами.

До пропеллеров я не дошла, потому что увидела магазин туфелек и тут же в него свернула, я очень любила покупать без тебя туфельки, потому что какие мне нравились – ты мне такие не разрешал. Правда, я их потом никогда не носила. Ну и что.

Я купила две пары одинаковых полусапожек на шнуровке, черные и красные, я их всегда покупала парами, чтобы можно было поменять: один черный и один красный, в зависимости от наряда. Поскольку я на себя нацепила черные, то, когда я расплачивалась на кассе, никто не заметил, что одни уже на мне, и я заплатила только за красные, – и гордо вышла, размахивая пакетом.

Это меня так вдохновило, что я решила сходить на экскурсию в банк. Но вместо банка мне подвернулся большой мебельный центр «Вавилон», и как только я вошла, я вспомнила, что раньше в мебельном магазине в серванте в тумбе в нижней полочке мы держали деньги. Раньше все так делали, но я полностью об этом забыла и стала вспоминать, в каком же именно серванте. Все шкафы в знакомой середине зала были переставлены, и тут меня посетила мысль, что все-таки, может, мы переложили эти деньги в банк, и я стала пересчитывать свои деньги в банке, слава Богу, все сошлось.

Но тут я подумала, что не все же знают, что деньги надо держать в банке, а так и держат по старинке в мебельном магазине в полочках. Тут я увидела витрину из беленого дуба «Оскар», мы как раз такую покупали с тобой пару лет назад, – «Подумают, что это наша», – поэтому я уверенно засунула руку в нижний левый ящичек, якобы хочу посмотреть фурнитуру – и нащупала конвертик, из которого вылезали стодолларовые и по сто евро бумажки.

Я тут же сцапала его ладошкой и переложила в свою сумочку. Но успела заметить, что конвертик был такой пухлый, что бумажки из него прямо вылезали. «Ну, где-то полмиллиона», – подумала я.