Почему Анчаров? Книга 5. Материалы Анчаровских чтений, отзывы и рецензии на творчество Михаила Анчарова

– Либо вы будете задевать всех, и это войдёт в привычку, и тогда вы вырастете большая и красивая, вы и сейчас красивая, и вам будут подчиняться, но счастья у вас не будет.

Она внимательно слушала. Потом заметила, что слушает внимательно, и это её разозлило.

– Почему это? – спросила она с вызовом и потом добавила: – Все обучают…

– Привыкнете командовать и будете всех презирать. Все вам будут неинтересны, и вы пропустите свою любовь.

Она уже не подкидывала мяч, и ей было интересно, и она смотрела на меня серьёзно, – я произнёс магическое для её возраста слово – любовь.

– А если вы будете доброй с людьми, то вам будет интересно с ними, и к вам будут тянуться.

Я подумал и сказал опять:

– С женщинами, которые командуют, всегда хитрят. Им не доверяют и боятся. А женщина, которая добрая, и с достоинством, и с жизнью в глазах… Перед такими – плащи в грязь!

А потом она возвращает ему комплимент:

– Я вот думала иногда, вот что в вашем поколении привлекательно? Вот попросту… Можно о поколении?

– Валяйте.

– Я раньше думала, может быть, вы покоряете комплиментами. И это есть. А женщине это всегда приятно. Вот вы утром сказали – плащи в грязь, под ноги… Сейчас этого не говорят. Сейчас под ноги кидают только обёртки от мороженого.

– Не в этом дело.

– Конечно. И я говорю, не в этом дело. Всему этому можно научиться. И место уступать, и целовать руку. Вы целуете руки женщинам?

– Ага.

– Я так и думала. Не это действует. Знаете, что действует?

– Что?

– То, что вы все боитесь разлуки.

И замолчала.

Крепко она меня поддела. Мне это даже в голову не приходило.

– В этом что-то есть, – говорю я, а сам чувствую: Есть! Есть!

– Вы поэтому и встреч боитесь.

– Занятно, – говорю я. – Каждая встреча – это потенциальная разлука. Вы это имеете в виду?

– Сейчас боятся драм, скандалов, а вы больше всего боитесь разлук. Это женщина сразу замечает. Разлук сейчас не боятся. Расстаются легко. А вы боитесь.

– Слишком их было много. Сердце не выдерживает.

– Так надо же дополнять! Надо не бояться встреч, как мы, и надо бояться разлук, как вы. Тогда всё будет хорошо.

Все эти диалоги – очень сложные примеры, как автор проходит по тонкой грани, отделяющей его от пошлости. Иначе говоря, он работает с манипуляцией сентиментальностью – а уж сентиментальности у Анчарова хоть отбавляй. Для студентов Литературного института я бы прочитал специальный курс, как нужно работать с мужской сентиментальностью. А перед нами особый род сентиментальности немолодых, но ещё сильных людей, красивого поколения с дырками на пиджаках от снятых орденов, которые лет пятнадцать было носить не принято.

Вот она – советская романтика.

При этом советская романтика воевала с мещанством, вкладывая в это понятие разные смыслы. В середине шестидесятых эта война напоминала отчаянную атаку польских уланов на немецкие танки. С той только разницей, что романтики, вращая над головой сабли, вдруг видели перед собой не панцерваффе, а своих сограждан, родственников и соседей. Некоторые успевали порубить саблей соседский шкаф, а остальные замирали в недоумении – что-то сбоило в романтической схеме, хоть и пафос никто не отменял, да и обыватель бывал омерзителен.

Главное в том, что внимательное чтение анчаровской прозы может дать очень точное понимание того оптимизма начала шестидесятых, вообще всей советской идеологической конструкции, высший взлёт которой приходился на полёт Гагарина. Несмотря на все хрущёвские окрики, дисбаланс экономики – жива идея социализма с человеческим лицом, половина мира закрашена розовым цветом, с Китаем ещё не поссорились, и Африка с Латинской Америкой пойдут по нашему пути. Всё это исчезнувшее, сгинувшее, как первомайская демонстрация, видение считывается по песням и повестям. И дело не в том, что Анчаров хотел зафиксировать идеологические правила, нет, – он запечатал в бутылку воздух оттепели.

И эта пыльная бутылка стоит среди книг на полке.

АНАТОЛИЙ КУЛАГИН

Выступление на презентации книги в книжном магазине-клубе «Гиперион»

(24 июля 2018 года)

Сам факт выхода биографии Михаила Анчарова чрезвычайно важен для истории авторской песни. Биографии других больших бардов уже существуют, а вот анчаровская «припозднилась». Сама его фигура оказалась как бы заслонена могучими учениками, прежде всего Высоцким и Галичем. Но заслуги Анчарова перед авторской песней требовали, чтобы такая книга была. И она теперь, слава богу, появилась. Книга возвращает нам эту фигуру в том масштабе, которого она заслуживает, и многое расставляет по своим местам.

Написать её могли только те люди, которые её написали. Они всю жизнь занимаются изучением биографии и творчества Анчарова. Это Юрий Всеволодович Ревич, держатель мемориального сайта Анчарова, и Виктор Шлёмович Юровский, составитель нескольких сборников произведений писателя. Без их подвижничества ничего не получилось бы.

Биограф всегда оказывается перед несколькими подводными рифами, обойти которые очень сложно. Мне показалось, что почти во всех случаях авторам удалось эти рифы обойти.

Во-первых, существует проблема отбора материала и его пропорций. Оставаясь один на один с жизнью большого человека, поначалу теряешься: как с этим массивом быть? У тебя, допустим, 20—25 авторских листов. Как правильно распределить материал, чтобы он максимально пропорционально был расположен в книге? Разумеется, центральная эпоха жизни Анчарова – это оттепель, вторая половина пятидесятых и первая половина шестидесятых. Это годы расцвета его песенно-поэтического таланта. Закономерно, что именно об этих годах в книге говорится больше всего. Но и другие эпохи, которые обычно оставались в тени, тоже освещены здесь довольно подробно. Например, впервые детально говорится об обстоятельствах анчаровской биографии в послевоенные годы, на рубеже сороковых-пятидесятых годов, до песенного взлёта; прежде эта эпоха оставалась как бы в тени. Это относится и к последним годам жизни, когда Анчаров от прозы отошёл, от литературной жизни отошёл, от песен тем более отошёл, и могло бы показаться, что жизнь его идёт ровно, по накатанной плоскости. Но и в ту пору, как выясняется по прочтении книги, было много любопытного, в том числе и в отношениях писателя с литературным миром, объясняющих, почему Анчаров не стал известным прозаиком, почему в восьмидесятые-девяностые известность его снизилась…

Другая проблема – это, конечно, чувство такта, с которым нужно писать. Если пишешь о человеке, приходится касаться его личной жизни, отношений с женщинами, вообще – с окружающими… Мне понравилось, как деликатно это сделано в книге, независимо от того, о каком периоде жизни идёт речь. К людям, которые противостояли Анчарову, тоже нет жёсткого подхода (дескать, этот хороший, а этот нет). Всё было сложно, ситуации бывали разные… Авторы не обходят острые углы – они с ними деликатно обходятся. Очень хорошо, что подробно сказано об отношениях Анчарова с ведущими бардами. Ведь Анчаров и авторская песня – это тема, которая ждёт своего исследования. Представляется такая работа на уровне как минимум кандидатской диссертации. Кое-что об этом написано, но пока мало. Для исследователя, который за эту тему возьмётся, книга станет бесценным подспорьем.

Я не хочу сказать, что авторам удалось обойти абсолютно все подводные рифы биографического жанра. Существует, например, проблема читателя, адресата – человека, на уровень которого книга рассчитана. В своё время академик Лихачёв ратовал за жёсткое разделение научных жанров: есть литература научная, предназначенная для специалистов, а есть научно-популярная, адресованная широкому читателю. Как смотрится на этом фоне книга Юрия Всеволодовича и Виктора Шлёмовича? У меня впечатление компромиссное, противоречивое. С одной стороны – это первая книга об Анчарове, а первая книга должна быть научной. Ведь авторы идут по целине, собирают материал, который наука ещё не освоила. Популяризировать его нужно бы потом, когда сложится определённая научная база данных. Данная книга и представляет собой такую базу: авторы её выступают в качестве учёных, исследователей. Кстати, я как внутренний рецензент книги (и мой коллега Андрей Евгеньевич Крылов) спорили с авторами по поводу необходимости точных ссылок с указанием номера страницы. У авторов были сомнения по этому поводу, но мы настаивали. Ведь книга всё-таки научная. Но, с другой стороны, она напоминает и популярное повествование, например, в начале, где речь идёт о детстве героя. Там подробно говорится о войне в Испании. Специалисту – филологу или историку – не нужно читать книгу об Анчарове, чтобы узнать о войне в Испании: для этого есть специальная научная литература. А рядовому читателю, любителю – пожалуй, нужно. Сейчас вообще многое нужно объяснять, особенно молодёжи. Время ушло вперёд, и люди нашего поколения, оставаясь в кругу своих, сложившихся несколько десятилетий назад, пристрастий и интересов, не всегда этот разрыв ощущают. Я работаю в вузе и однажды спросил у студентов, будущих гуманитариев, кто из них смотрел фильм «Семнадцать мгновений весны». Только трое из двадцати пяти подняли руки. К этому можно относиться как угодно, но это реальность. Конечно, молодые люди знают много такого, что мы не знаем (и, может быть, никогда уже не узнаем). Но этого – не знают. Сетовать бессмысленно: нужна кропотливая популяризаторская работа: книги, лекции, уроки… Другого пути преодоления культурной лакуны нет.

Так вот, некий дисбаланс между научным и научно-популярным подходом (точнее, попытка их совместить) в книге об Анчарове чувствуется. Меня это сначала смущало, а потом я подумал: ничего страшного в этом нет. Ибо в ближайшие десятилетия другая книга об Анчарове такого уровня появится вряд ли. И поэтому пусть книга Ревича и Юровского будет одновременно и научной, и научно-популярной, и каждый читатель возьмёт из неё то, что ему нужно.

Хочу поспорить с рецензентом книги Владимиром Березиным, автором довольно большой (и положительной) рецензии, выложенной на сайте «Открытая критика». Он считает, что авторам не надо было обрушивать на читателя такой большой массив информации. Но если сейчас не зафиксировать в печати то, что ими собрано и систематизировано, то неизвестно, когда ещё появится такая возможность. Так что ещё раз скажу: пусть в книге будет всё.

У книги очень насыщенный библиографический аппарат. Авторы перелопатили огромные пласты информации, огромное количество источников. Поэтому у них получилась не просто биография, а даже своеобразная энциклопедия анчаровской эпохи. Попутно затронуты реальные исторические события, от уже упоминавшейся выше войны с Испанией до перестройки, которую Анчаров тоже застал. Всё это позволило выстроить большой биографический контекст. В книге использован обширный иллюстративный материал. Многие снимки публикуются впервые. Это большой плюс.

Мы ещё и потому так радуемся этой книге, что «Молодая гвардия», издающая знаменитую серию «ЖЗЛ», вряд ли выпустит книгу об Анчарове. Ситуация на книжном рынке хорошо известна: люди покупают книги всё меньше, а «Молодая гвардия» всё же коммерческое издательство. И как хорошо, что на одну полку с «жэзээловскими» биографиями Высоцкого, Окуджавы и Визбора теперь можно поставить солидную, основательную биографию Анчарова.

ЮРИЙ РЕВИЧ

Немного об изобретениях М.Л.Анчарова и «третьей сигнальной системе»

Когда составляешь биографию любого человека, крайне важно показать место, которое его достижения занимали в общей картине своего времени, как они соотносились с деятельностью других, как на неё влияли, какое вызывали отношение и что осталось в сухом остатке нам, потомкам. Это, пожалуй, самый сложный момент, потому что тут запросто можно оторваться от реальности и впасть в любую из крайностей, например: превознести достижения до небес и при этом оставить непонятным, почему же до сих пор вашему герою не ставят памятники в каждом городе. Или наоборот: впасть в покровительственный тон всезнайки-потомка, снисходительно похлопывающего по плечу дремучего и необразованного предка.

Насколько в биографии М.Л.Анчарова нам удалось избежать этих крайностей, судить читателю, а сейчас мы приведём несколько фрагментов из книги, которые посвящены оценке самых, наверное, не понятых читателями сторон деятельности Анчарова: его технических и научных предвидений. Серьёзному рассмотрению эти грани его творчества никогда не подвергались, чему в немалой степени виной сам автор, демонстративно представлявший их в упрощённой, иногда шуточной и уж во всяком случае далёкой от какой-либо научности и техничности форме. Между тем сам Анчаров относился к этим моментам своего творчества вполне серьёзно и очень обижался, что они остаются незамеченными. Вот мы и рассматриваем на примерах, насколько эти обиды обоснованы и имеют ли его изобретения и идеи какое-либо практическое значение.

Анчаров потом много раз обращался к своему представлению, что творчество и вдохновение являются универсальным механизмом создания нового в любой области человеческой деятельности – это можно найти почти в любом его прозаическом произведении. В конце концов эта идея вышла из рамок анчаровского творчества, стала общепринятой, и её, наверное, можно причислить к главным и бесспорным положительным итогам эпохи. Идея стирала различия между научным и художественным видениями мира, которое тогда ещё вызывало беспредметные и бессодержательные споры о том, «кто лучше: поэт или учёный».

Осознав важность этой мысли, Анчаров решает попробовать, как это выглядит на практике – применение методов творчества к смежным областям, – и ему показалось, что получается. В «Самшитовом лесе» он напишет про себя в то время: «И надо было ждать, когда идеи признают производительной силой, а ждать Сапожников не мог, его бы разорвало, и была такая полоса и такая жажда придумывать, что он каждый день высказывал идеи, которые потом назовут «пароход на подводных крыльях, конвертолёт и видеозапись». И до сих пор ещё в журналах «Техника – молодежи» и «Наука и жизнь» появляются давние, отгоревшие сапожниковские новинки, но уже и многие люди умерли, которым Сапожников мог показать журнал и сказать: «А помните?“…» Очень характерная для Анчарова небрежность: «конвертолётов» не существует, есть «конвертопланы». Ну и как тут серьёзно относиться к такому вот изобретателю, который даже терминологию толком выучить не может?