Обаятельный гарем желает познакомиться

Нет, отчисления Ирмаин, конечно, получал исправно. Но большая часть прибыли –  баснословной, сказать откровенно –  уходила халифу. Изрядно наваривались и главы строительных артелей, и прочие мастера-исполнители.

Зато формулировки договора настолько туманны, что можно попробовать настоять на их пересмотре. Осталось только уговорить на это Ирмаина. Кажется, он с удовольствием и вовсе отказался бы от денег, если бы взамен его оставили в покое и позволили работать, не отвлекаясь на “всякие глупости”.

– Эрти, –  в кабинет заглянула Джарис. –  Керим говорит, к тебе пришла твоя мать.

– Что? –  я едва не рассыпала бумаги. В первую секунду почему-то подумала о своей, земной матери. Тут же, конечно, вспомнила, что этого не может быть. Значит, пришла… моя здешняя мать.

Что ж, я давно не видела ее и действительно буду рада встретиться.

– Пусть кто-нибудь проводит ее в сад.

Дворец Ирмаина ай-Мируза был выстроен двумя изогнутыми симметричными крыльями –  каждое со своими башенками, куполами, переходами и галереями: мужская и женская половины. А в пространстве между двумя почти смыкающимися крыльями и располагался сад. Не особенно большой, но в нем хватило места и для нескольких аллей, и для фонтанчиков, и для беседок. Вообще-то он тоже был разделен, но ни Ирмаин, ни слуги, за исключением садовника, в нем практически не бывали, так что сад целиком негласно стал “женским”.

Вспыхнувшая было радость мгновенно угасла, стоило мне выйти в сад. Увы, уже издалека я поняла, что визитом меня почтила Зейнаб, “старшая матушка”, а вовсе не моя кровная мать.

И что она здесь забыла?

За спиной Зейнаб маячила темная фигура, закутанная в плотную ткань с головы до пят.

Само собой, недовольства я не показала.

– Матушка, –  я коротко поклонилась, сложив перед собой руки. –  Счастлива видеть тебя в здравии.

Жестом я пригласила гостью в беседку.

– А ты неплохо устроилась, –  Зейнаб с каким-то недовольством озиралась, поджав и без того тонкие губы. Наверное, в юности она была красива –  но я всегда помнила ее вот такой, с вечно недовольными складками у губ и глубокими морщинами между бровями.

Это что… зависть? Ну да, в гареме у отца такой роскоши, как сад, не было.

– Не жалуюсь.

Закутанная женщина в никабе вошла в беседку следом за Зейнаб и устроилась рядом с ней. Я решила ее пока игнорировать. Не представляют –  значит, скорее всего, служанка.

Джарис, неотступно следующая за мной, встала чуть в стороне от входа в беседку – так, чтобы ей было хорошо видно все происходящее. Зейнаб косилась на нее с недовольством, однако возразить не могла –  здесь хозяйка я.

С поклоном в беседку вошел Рами и поставил на низком столике поднос с фруктами и сладостями. Так же молча с поклоном вышел.

Вот и умница. Бурчать о том, что вечно его отвлекают, будет потом. При своих –  можно. А чужим ни к чему знать, что евнухи у нас –  сплошь творческие личности.

Что ж, будем считать, что все формальности соблюдены.

– И что же привело тебя ко мне?

– Я слышала, –  неторопливо начала старшая жена моего отца, –  твой муж дает тебе много воли и слушает твои советы. Даже отправлял самостоятельно выбирать невольниц для гарема.

– Мой муж занятой человек, –  я кивнула. –  Я стараюсь помогать ему всем, что в моих силах.

– А когда он намерен взять себе еще жен? Неприлично такому уважаемому человеку оставаться с одной женой…

– У тебя есть кто-то на примете? –  я решила действовать напрямик. Иначе эти окольные расспросы могут продолжаться еще долго. А у меня дел невпроворот.

И Зейнаб уверенно кивнула.

– Сафира, –  она обернулась к закутанной фигуре, и та, наклонив голову, стянула никаб. А затем посмотрела прямо на меня.

– Но… ты же…

Сказать, что я была шокирована –  ничего не сказать. Сафира точно не стала вдовой –  она была еще замужем, когда я покинула родные стены. То есть всего пару недель назад. И если бы ее муж умер, она все еще была бы обязана носить черно-белые траурные одежды.

И если она не овдовела, значит…

– Талак?

Сафира, сузив глаза, коротко кивнула.

Интересно, что же она такого натворила, что муж вышвырнул ее? Разводы –  большая редкость.

Пожалуй, я была впечатлена –  наглостью обеих. Женщина, над которой муж произнес талак –  развод –  возвращается в дом отца с позором. Если ее там, конечно, вообще примут. Если бы я вернулась с талаком, в лучшем случае Зейнаб отправила бы меня на самые черные работы…

А сейчас они сидят передо мной как ни в чем не бывало. И надеются, что устрою новый брак для опозоренной сестры?

– Ты высоко взлетела, но должна помнить, откуда пришла… –  уверенно начала Зейнаб.

– Должна? –  я вздернула брови. –  Мой супруг отдал за меня богатый калым. Я принесла своему отцу почести и немалые деньги. Не думаю, что я что-то должна.

И она… опустила глаза. Помолчала.

– Ты изменилась…

– Просто немного повзрослела.

На 38 лет –  не так уж и много ведь на самом деле, правда?

– Нила, –  Зейнаб снова подняла на меня глаза. Ну надо же, она все-таки помнит, как я просила себя называть! То есть раньше она этого не делала специально, чтобы побесить? –  Ей некуда больше идти. Твой отец… очень разгневался.

Еще бы!

– Прошу…

Ого! Честно говоря, не ожидала, что Зейнаб вообще умеет просить.

По-хорошему, выгнать бы их обеих в шею. За 17 лет жизни Нилы ни от одной из них я не слышала доброго слова.

Но… во-первых, правила разводов здесь страшно бесили меня саму. Какой бы ни была Сафира, такой участи она не заслужила. Не говоря уже о том, что за прошедшие шесть лет она могла и измениться. В конце концов, в детстве она просто копировала отношение своей матери.

И было еще одно обстоятельство…

– Сафира? А сама ты что думаешь?