Царевна, спецназ и царский указ

В Тридевятом это решалось просто. Прежде всего для того и нужно было родительское благословение –  чтобы мужа или жену наследнику по уму выбрать, а не только по сердцу. Хотя и по сердцу, конечно, тоже. Потому что если в царской семье меж мужем и женой неладно –  то и в стране лада не будет. Но если наследник излишне порывист –  жена его должна быть мудрой и рассудительной. Если наследница слишком мягка –  муж ее должен быть тверд и решителен.

Если же первый наследник вовсе выйдет негодящим, так ему до поры и не давали разрешения на брак –  тогда трон наследовал второй или третий ребенок в семье, а то и племянник какой, тот, что первым найдет подходящую пару, которую благословят царь с царицей. Тот же, кто вступал в брак без такого благословения, и вовсе терял права на престол.

А когда царь или царица умирали, оставшийся без пары соправитель считался уже лишь хранителем венца –  до восшествия на престол новых царя с царицей. Если наследник или наследница к тому времени уже вошли в возраст и вступили в благословленный брак, то и власть им по обычаю переходила сразу, а вдовый отец или мать лишь помогали им на первых порах с делами справиться.

Вот только в этот раз недоброе вышло. Царица Анна, принявшая престол своих предков вместе с благословленным мужем, погибла совсем молодой –  Альке, единственной наследнице, тогда едва годик исполнился. Царь Игнат, любивший супругу пуще жизни, остался хранить трон для дочери. Алька точно знала –  не появись в их семье Наина, все шло бы так, как заведено предками. Но Наина появилась и стала частью семьи…

…Когда Альке было пятнадцать, батюшка тяжко заболел. Тогда-то спешно вызвали из академии Наину, учившуюся на втором курсе –  на колдовском факультете, конечно. И при свидетелях-боярах Игнат передал царский венец на хранение ведьме-недоучке.

После его смерти-то все увидели наконец настоящее Наинино лицо. Только поздно было…

– Так, может, ей просто тот жених не нравится? –  прервал затянувшееся молчание Светик и тут же смутился под взглядом вскинувшейся царевны. – Ну, то есть, может, она думает, что из него царь не выйдет? Или…

– Он мне должен нравиться! –  обиделась Алька. –  Никогда в Тридевятом наследников не неволили! И потом, чего это не выйдет-то? Он, между прочим, и в академии на факультете управления учился. И рода он самого лучшего. И батюшке он нравился.

– А сколько ему лет тогда было? –  как бы невзначай спросил Ратмир. –  Елисею твоему? Когда батюшке нравился.

– Да какая разница?!

– Ты погоди, царевна, –  размеренно прервал ее Савелий. –  Ты нам вот что скажи. Вот сбежала ты. А дальше-то что делать думаешь?

– Ну… –  честно говоря, планировать что-то далеко вперед Алька не умела и не любила, а действовать всегда предпочитала по обстоятельствам. Может, и появилась-то у нее эта привычка в пику Наине –  та, напротив, всегда все на несколько шагов вперед рассчитывала. –  Вот, я сбежала. На свободе теперь. Теперь меня Елисей найдет… а там… ну… надо, чтобы она нас благословила все-таки. Может, мы народное восстание поднимем? Меня теперь хоть народ узнает. И тогда… Или… Вы, главное, не выдавайте меня, вот Елисей придет, он непременно что-нибудь придумает…

– Так.  – Михайла снова одним веским словом заставил ее замолчать. –  Разобраться тут надо. С одной стороны…

– Да чего тут… –  Алька снова вскинулась, набрала в легкие побольше воздуха, подскочила, забыв даже о натруженных своих ногах, и возмущенным взглядом обвела богатырей. Да только, наткнувшись на ответный, пристальный и недобрый взгляд колдуна Ратмира –  глаза в глаза –  вдруг споткнулась на полуслове, да так и замерла с открытым ртом.

– Спать, –  коротко приказал маг без диплома. И царевна рухнула мешком –  Светик, снова случившийся ближе всех, едва успел ее подхватить, чтобы вовсе на пол через лавку не перевалилась.

***

– Свет мой, зеркальце, скажи… –  тон был обманчиво-ласковым: правительница Наина Гавриловна, только что прочитавшая пришедшую с птицей весточку из академии, смотрела в зеркало с нескрываемой яростью. –  Где эта мерзавка?!

– Понятия не имею, –  зевнуло ее отражение. –  Она твой подарок в окно выбросила. И ни одного зеркала рядом!

Глава третья, в которой судьба царевны решается без ее ведома

– Так-то лучше, –  ровно продолжил Ратмир. –  Теперь и спокойно обсудить можно.

Михайла бросил на него взгляд –  не то чтобы одобрительный, но понимающий, и спустя мгновение кивнул. Светик тем временем с пыхтением отволок беспробудно спящую царевну на уже привычное ложе –  его собственную кровать –  и вернулся за общий стол.

– Итак, –  заново начал Михайла, –  есть у нас тут царевна. С одной стороны, и впрямь –  не дело. Наследница ведь. По всем законам и обычаям –  пора бы правительнице Наине трон ей уступить. С другой…

– Видели мы ту наследницу, –  холодно усмехнулся Ратмир. –  Куда ей страной-то править?

– А что, –  нахмурился Акмаль, –  хорошая девушка. Ну, молодая, может, наивная еще. Так никто старым не рождается. Оботрется. По праву-то, выходит, не Наинино это место. Пора и честь знать. Наине самой-то немногим больше было, когда царь Игнат помер. Ничего, три года страну держала –  да одна, без всякого мужа.

– А присягу воинскую мы Наине Гавриловне давали, –  задумчиво произнес Михайла. –  Не наше это вообще-то дело –  решать, кто на троне сидеть должен.

– Вообще-то в присяге было сказано еще “во благо Тридевятого царства и во соблюдение законов его…” –  негромко возразил Анжей. –  А закон-то, похоже, на Алевтининой стороне. А еще я слыхал, будто и впрямь Наиной-то не все довольны. Налоги в последнее время вдруг поднялись…

– Ты что думаешь? И ты? –  Михайла посмотрел прямо Олешека, а затем на Светика, и оба разом опустили глаза.

– Она красивая, –  невпопад ляпнул юный Святослав и тут же засмущался. –  То есть, я хотел сказать, хорошая же царица будет! Настоящая. И впрямь ведь дочка-то родная единственная, и по праву… –  ученик запнулся, стушевался окончательно и замолк.

Олешек вздохнул.

– В наших краях, –  тяжко, с расстановкой, начал он, –  правителя иначе выбирают. Кто из сыновей докажет, что сильнее, что сможет всех в кулаке держать –  тот и будет наследником…

На мгновение все разом представили битву на кулачках между правительницей Наиной и царевной Алевтиной. Михайла даже головой потряс, чтобы избавиться от этого видения, а Светик вдруг мечтательно разулыбался.

– Ну а ты что скажешь? –  Михайла обернулся к своему заместителю. Тот помолчал несколько мгновений и тоже вздохнул.

– Скажу, пожалуй, что не дело все же наша царевна затеяла, –  негромко заговорил наконец Савелий.  – Не знаю уж, как по закону там, неученый я. И кому править –  не ведаю, не моего ума дело. А только как бы ни было, все ж одна семья они, в ссоре ли, нет ли. Не чужие люди. Не на месте сейчас сердце Наинино, коли не вовсе каменное оно. Злиться-то наверняка злится, а все душа болит. Пропала девица в глухом лесу –  одна, безоружная, мира не знающая, куда идти не ведающая, то ли медведь задрал, то ли люд лихой обидел. Что там Наина сейчас думает, чем казнится? Нельзя так оставлять, грех на душу брать. Сказать ей надо –  что жива, здорова, цела, не обижена. Неважно, кто там царица, кто царевна, кто правительница, кто наследница, что делили, да не поделили. А вот просто –  по-людски.

Все пристыженно примолкли: о чувствах всесильной правительницы Наины никто из богатырей как-то не задумывался. Только Михайла кивнул одобрительно.

– Сообщим. А дальше?

– А дальше она велит вернуть царевну в столицу или доставить в академию, –  вмешался Анжей. –  И царевна снова сбежит.

– Ну, от нас-то, может, и не сбежит, –  скромно возразил Олешек.

– Что, в кустики ты за ней присматривать пойдешь, как нужда припрет? –  усмехнулся Анжей, и Олешек стушевался. –  С ней целый отряд шел –  и не уследили. Мы, может, и пристальнее следить будем, а все веревкой не привяжем. Не арестантка все ж –  особа царская. Все одно захочет –  так сбежит. Да она целую ночь по лесной чащобе из одного упрямства шла –  легко ли было царевне, привыкшей на перинах лебяжьих спать и золотыми ложками есть? Ведь не крестьянская девка. Поди, и страху натерпелась, и похоронила сама себя сотню раз. А все шла. И жалеть не думает! Верит, что все верно сделала. Значит, снова сбежит. И снова пойдет. И на второй раз ей не повезет, как с нами…

– Стало быть, надо Наине Гавриловне сообщить от царевны в тайне, да еще убедить ее как-то, чтобы возвращения Алевтины Игнатьевны пока не требовала… –  задумчиво проговорил Михайла.

– И что мы с ней будем делать? Нянчиться по очереди? Заместо подвигов. Тот еще подвиг, конечно, если подумать, –  фыркнул Ратмир.

– Не нянчиться, а охранять, –  серьезно и веско возразил Михайла. –  Наша прямая обязанность вообще-то. Как бы ни было, она –  член царской семьи и наследница трона. А мы присягу давали престол Тридевятого хранить. С того мига, как она наш порог переступила, ее жизнь –  наша ответственность. И что бы ни случилось с ней –  наша будет вина.

– Ясно, –  колдун хмуро кивнул: надо так надо. –  Если сейчас вылечу, к утру до столицы доберусь.

– А царевна когда проснется? –  будто невзначай спросил Савелий.

Ратмир бросил короткий взгляд на девушку на ложе, как раз перевернувшуюся на другой бок, что-то пробормотал себе под нос и очертил рукой в воздухе какой-то знак.

– Нескоро. Пусть… выспится.

***

В эту ночь правительница Наина Гавриловна не спала. Она металась из угла в угол, открывала какие-то книги, перебирала свитки и с рычанием отбрасывала их. Растрепанная, с покрасневшими глазами, меньше всего она сейчас походила на великолепную властительницу, которую привыкли видеть подданные, при которой слуги боялись вздохнуть лишний раз, от чьего лишь взгляда замирали в страхе. Окно в ее светелке было распахнуто настежь –  разосланные во все города и веси голуби улетали и возвращались ни с чем, и особым указом им велено было нести вести сразу правительнице, минуя всех писцов и прочих прихлебателей. Благо, ученым птицам достаточно было метки, вывешенной на ее окне.

– Ну что, что я должна была сделать?! –  всхлипнула она в очередной раз, упав на лавку у письменного стола и уронив лицо в ладони. –  Куда она могла податься? И куда дойти?!.

В светелке, кроме нее, не было ни одной живой души. И тем не менее, собеседник у правительницы был –  или собеседница?

Ручное зеркальце в золоченой раме привычно стояло на ее столе у стены, прислоненное к стопке книг. И отражение смотрело на совсем не по-царски ревущую правительницу сочувственно.