Сколько нужно мужчин, чтобы…

– Из аэропорта сразу топай на автобус, ни в какие машины, такси не садись! – напутствовал Сударушкин.

Но мы прилетели поздней ночью: наш самолет неожиданно посадили на дозаправку в Ростове-на-Дону, где часа через три-таки отыскался необходимый керосин.

По прибытии, игнорируя окрики из авто, я направилась к автобусной остановке. Но увидела там только мужчин. Обратилась к самому молодому приятной наружности парню. Как объяснил студент Нико, автобус скоро подойдет, правда, чтобы добраться до «Аджарии», надо будет сделать пересадку, и мне очень повезло – он едет в том же направлении. Однако, вопреки словам Сударушкина о том, что гостиница находится в центре города, наше такси заколесило по окраинному микрорайону с многоэтажками.

Выйдя из машины, Нико предложил зайти в гости к его сестре. «Конечно, жаль, что ваш прославленный актер Давид Чантурия сейчас на съемках и не смог меня встретить. Но Давиду, точно, не понравится, что его гостью завезли не туда, куда обещали! Ты ведь не хочешь его огорчить?» – строго выговорила я.

Слегка изменившись в лице, Нико велел таксисту разворачиваться. И уже у самой гостиницы аккуратно переспросил: «А ты, правда, знакома с Давидом, как его…?»

– Чантурией? Да, мы встречались в Москве! – небрежно бросила я. – Он и забронировал для меня номер в «Аджарии».

Нико поднес мою сумку к стойке администратора. И поднимаясь в лифте, я подумала: «Какое счастье, что грузины знают и чтят своих актеров!»

Утром, поглядев в окно на разноцветный многоуровневый город, я радостно отправилась знакомиться с ним. Но на улице мое приподнятое настроение быстро растрепалось, как неуместно нарядная прическа. Какие-то типы беспрестанно дергали меня за пальто. Это дутое финское пальто 52-го размера тетя Катя, лужская мамина подружка, приобрела на полученные за макулатуру талоны. На меня оно было огромным. Но я купила размахайку, прельстившись ее воздушной легкостью и необычной салатной расцветкой. И шапочку с кисточкой потом нашла – в тон.

Но даже если в Тбилиси подобного не носили, это ведь не повод – бесцеремонно задирать незнакомую даму – не правда ли? И когда очередной встречный парень намеренно налетел на меня (и я едва успела отпихнуть его угрюмую щербатую рожу!), поняла, что нужно срочно разыскать ребят, с которыми училась в ВКШ: армянина Лешу Гаспаряна, работавшего в республиканской «Молодежке», и Кетеван – с нею мы жили в одной комнате вместе с азербайджанкой Раминой.

То есть, на самом деле, мы с Дэмом и Глашкой обитали у станции метро «Кировская» (теперь – «Чистые пруды»). Здесь мужу, подрабатывавшему дворником, выделили убитую служебную квартиру на первом этаже, где нас считали своим долгом навестить все родственники-друзья-знакомые. А комплекс ВКШ располагался в конце линии метро – на Ждановской, впоследствии переименованной в «Выхино». Перед экзаменами я иногда оставалась там ночевать. Корпя над билетами, мы с девчонками еще успевали поговорить «за жизнь», и по утрам от переизбытка чувств пели, взявшись за руки, пугачевскую «Без меня тебе, любимый мой…»

В первой же попавшейся в Доме печати шумной компании – на мой вопрос «Не подскажете, как найти Алексея Гаспаряна?» – обернулся незнакомый бородач. «Вы меня ищете?» – спросил зачем-то отрастивший бороду Леша. В нашей группе он был одним из заводил – наряду с Левоном Арутюняном из Еревана и Валерой Мардарем из Кишинева. Съездив домой на новогодние праздники, Валерка вернулся с новеньким портфелем-дипломатом, заполненным бутылками «Букета Молдавии». И в зимнюю сессию, выскочив утром из спального корпуса, парни рассовывали по сугробам опорожненные за ночь бутылки «Букета», которым по весне предстояло расцвети пышным цветом.

Мы вспоминали об этом и хохотали в подвальчике, где подавали много вина и мясо, и где совсем не было женщин, и грузные грузины сурово взирали на меня. Потом поехали к Лешиному другу. Опять пили вино и смотрели фотографии. И худой светловолосый фотокор козырял новым словечком «эксклюзив», потрясая фотосвидетельствами нараставшего грузино-абхазского противостояния. А Леша жаловался, что у него начало болеть сердце.

Я сидела на кровати с металлическими шишечками. Заиграло танго. И когда фотограф излишне нервно прижал меня к своему штативу, Леша прокричал от окна: «Слушай, а как поживает твой муж Дэм?»

Школяры, как называл их муж, пару раз собирались у нас на Чистых прудах, и тогда все, что можно было съесть и выпить, мгновенно сметалось подчистую. После чего какой-нибудь подвыпивший школяр, вспомнив о собственных детишках, что ожидали его на просторах необъятной родины, вязался к Глашке с дурацкими сказками. И та снисходительно пережидала сей сентиментальный порыв.

Глашуля спала за перегородкой во второй комнате. Там стоял найденный Волькой на свалке огромный шкаф – с дырой на дверце. Мы смеялись, мол, это даже удобно: пришел муж домой и сразу заглянул в смотровое отверстие – не прячется ли там любовник жены?

Перед командировкой я случайно нашла свои старые письма, которые писала Дэму еще до замужества. Я вышла за него не по любви – просто боялась остаться одна. Но очень надеялась жизнь наладить и стать счастливой. И детишек еще хотела нарожать! Возможно, если б я не приехала в Москву, где соперниками Вольки оказались мужики совсем другого калибра, со временем все как-то и сладилось бы? Хотя, если муж, засыпая, пристраивает свою голову на твоем плече, а ты вовсе не относишься к типажу жены-матери, поневоле начинаешь раздражаться.

А тут еще он забредил отъездом. Один из его дядек на западной Украине совсем сбрендил, мечтая выбраться на «настоящий Запад». И все затевал какие-то невероятные проекты, и даже плот построил. И, вроде, попытался на нем переправиться, но бдительные советские пограничники задержали беглеца. И когда все вокруг стало рушиться, а точнее, когда возникло предчувствие грядущей разрухи, Дэм тоже засобирался. Возобновил переписку с одноклассницей Агатой, выехавшей пару лет назад в Германию. Куда-то бегал, хлопотал. Но вдруг сообразил, что в этом деле мы с Глашкой для него обуза. И начал ссориться из-за пустяков, а по ночам засыпал на моем плече.

Кажется, башню у меня снесло в метро. Вино закончилось, и мы решили сгонять в «Аджарию» за оставшейся в моей дорожной сумке бутылкой молдавского коньяка. Это последнее, что я четко запомнила. А в подземке все в голове перемешалось: какие-то вагоны и потом перрон, и бледный Волька с синюшными губами – сначала оттолкнул нас и, было, рванул прочь, но вдруг вернулся и стал тянуть меня из-за решетки, а Глашка, с другой стороны, вцепилась в мою руку и заревела, и я зарыдала, и Дэм. И Лешино плечо промокло от моих соплей и слез.

В гостиницу нас не пустили. И парни отправились к администратору, а я осталась у входа. Но не успела взглянуть на звезды, как меня с обеих сторон подхватили под руки и потащили по ступенькам вниз. Я орала и лягалась, а на стоянке сумела вырваться. И бросилась к отъезжавшему авто, выкрикивая «Меня зовут Милица Берсенева!» Тут, наверное, меня и пристукнули.

Очнулась уже за городом, на каком-то холме, по подолу которого вилось шоссе с бисеринами светящихся автомобильных фар – так красиво могла бы написать в иной ситуации. Двое похитителей вытащили меня из машины, и в темноте нарисовался силуэт третьего: «Говоришь, Милицией зовут? Что ж, порадуй-ка. Милиция, хорошим минетом!»

– Не могу! Не умею! Не стану! – дернулась, было, я.

Но он коротко тюкнул меня по лицу и, когда я запрокинулась назад, ударил под дых. Я согнулась, хватая воздух, и тот ловко вставил в рот пенис, как будто всегда проделывал это только таким способом. Пенис был, что называется, роста ниже среднего, и надолго не задержал.

Отплевываясь, я выпрямилась, и то ли меня сзади подтолкнули, то ли сама рванулась. Пролетела кубарем по склону, завершила последний кульбит на обочине и кинулась к проезжавшему такси.

– Быстрее! Уезжаем! Давай на Малую Бронную, 13! – выкрикивала я московский адрес Сударушкина и дергала таксиста за рукав.

– Куда едем? – мрачно переспросил водила.

– Я ж говорю – на Малую Бронную!

– А это где?

– Послушай, в Москве все таксисты Малую Бронную знают!

– Так то в Москве. А мы в Тбилиси.

– Останови! – еле выговорила я и выскочила из авто. Потом меня долго тошнило-выворачивало на придорожные кустики. А когда вернулась в салон, таксист протянул огромный клетчатый платок.

– Я вчера прилетела. Встречалась со здешними друзьями. А возле «Аджарии» меня похитили.

– Похитили? Кто?

– Они не представились. Хорошо еще, не сломала шею, пока скатывалась с насыпи!

– Впервые слышу, чтобы у нас в центре города людей выдергивали! А ты кто?

– Я журналист. Меня отправили в Армению написать про землетрясение. То есть, про нынешние восстановительные работы. А я попутно решила Тбилиси посмотреть. Посмотрела! И что вы тут все за уроды такие?

Я вцепилась в него, затрясла и, кажется, хотела укусить. Остановив машину, он обхватил меня и стал поглаживать, приговаривая: «Успокойся-успокойся!» Я попыталась вырваться, но потом затихла. А он продолжал поглаживать – все более энергично и настойчиво, шумно задышав.

Мы стояли где-то на окраине, кругом было темно и безлюдно. Разве, по близости могли колесить те бандиты, что умыкнули меня от гостиницы. И водила попался огромный – ручища обхватом в придорожный столб. Такого не одолеть, пожалуй!

Я попыталась перехватить инициативу: «Давай завтра встретимся. Хотя бы приведу себя в порядок!»

Он запыхтел и потянул за кофточку.

– Подожди! – неминуемое насилие следовало превратить в паритетный половой акт, минимизировав проявление агрессии. – Расстегни лифчик. Теперь погладь, вот здесь. Поцелуй, ох, пожалуйста, поцелуй! Нет, больно не надо делать. Ведь приятнее, когда нежно-нежно. Давай покажу – расстегни ремень.

И слегка куснула его за толстое ухо.

«Милица, Милица!» – рычал он, вдруг обнаружив в моем имени раскатистые «р-р», и так раскачивал машину, что она грозила перевернуться. И, наконец, рванул с горы своего живота – в пропасть.

Черт знает что!

Потом мы заснули даже. Но поутру, когда в окна забило солнце, он уже буравил меня неприязненным взглядом. И было видно, как в мохнатой его башке скрежещут шестеренки мыслей про то, что его обманули, конечно, и, на самом деле, я обычная проститутка и просто не поладила с клиентами. И самое смешное, я сразу загундосила в тон: «Отчего мы скуксились? Рули в гостиницу, дорогой! Ой, а где моя перчатка? Ты не сидишь ли на ней?»

И между ног у него пошарила.

Так бывает: если кто-то рассказывает о своих печалях, высматривая ответную насмешку или злорадство, и тогда злодейский отблеск-таки проскальзывает по твоему лицу. Хотя ты и не относишься к разряду людей, которых радует, что у соседа корова сдохла. Со мной такое тоже случается, вероятно, из-за профессиональной привычки эмоционально подстраиваться под собеседника.

В гостинице, едва войдя в номер, услышала телефонный трезвон.

– Наконец! Нашлась! Куда ты вчера пропала? – закричал Леша.

– Меня похитили! Увезли куда-то за город. Но потом удалось сбежать.

– Бли-и- ин! А мы переговорили с администратором и вернулись, а тебя уже нет! Бли-и-ин! – повторил он. – Хотели в милицию заявить, но решили подождать до утра. Вдруг ты сама куда-то намылилась! А потом жена дома устроила скандал. Но ты главное, сейчас не исчезай, я скоро приеду!