Осколки тысячи ветров. Вихрь Империи

Правитель империи людей развернулся и вошёл в шатёр. Слабо ощутимый приторный запах привычно заполнил мир вокруг него и сразу растворился, в который раз принятый человеческим сознанием. Эта сладковатая вонь не нравилась Императору, но менять шатёр он отказывался наотрез, как отказывался возвращаться домой, в свой дворец, пока не сотрёт с лица земли последнего из ублюдочных морфов.

За отодвинутым пологом спального угла подняла с ложа красивую головку ясноглазая девушка. Тонкие черты лица, высокие скулы, большие тёмно-медовые глаза, а главное – выглядывающие из пушистого облака непроглядно-чёрных волос острые кончики ушей. Всё в ней буквально кричало о том, что в этом удивительном, почти неземном создании течёт древняя кровь великого гордого народа закатных эльвов – хранителей тайных знаний и секретов мироздания. И где теперь этот народ? Верно. Там, где им и положено – ютится на выделенных ему землях в западных предгорьях, очерченных широкой полосой выжженого леса; пережёвывает своё поражение от рук дикарей, которых «мудрейшие» когда-то сравнивали с мелким гнусом. И пусть сей горький вкус пришёлся не по нутру большинству эльвов, они всё же согласились с ним. Согласились хотя бы для того, чтоб выжили жалкие остатки их остроухого племени. Потому что десять лет назад «гигантская волна» этого «гнус» поставил их на колени, и спорить с той «волной» стал бы только безумец.

В те времена земли людей поразила чума, и молодой правитель людей умолял закатных о помощи. Даже сам, лично примчался к границам их владений с небольшим отрядом. Но его непросто не пропустили в королевство эльвов. Ему было велено не приближаться к государству древних ближе, чем на два полёта стрелы, дабы не замарать «своей заразой» поселения остроухих. Видимо, эльвы решили, что естественное сокращение сильно разросшейся численности «варваров» лишним не будет, и людской гнев явился им расплатой за подобное заблуждение. Спустя недолгое время имперские учёные-маги всё же справились с мором. Пришлось выжечь целиком больше десятка деревень. Люди потеряли примерно одну треть своей численности, правда, в основном это были слабые и безнадёжные, чьи тела не имели сил бороться со смертельной хворью. Но тем злее и беспощаднее стали те, кто выжил, но потерял близких и любимых, кто ждал помощи от «старшего» народа и не дождался. Спустя несколько лет эта ярость накрыла закатные земли лавиной боли и отчаянья. И даже высокая магия не принесла эльвам победы над охваченными жаждой мщения легионами человеческой империи, которые методично превращали в руины закатное королевство. Неделя сменяла неделю, и становилось ясно, что действительность проваливается в хаос всё глубже и глубже. Тогда Высокие мира сего в последней попытке вернуть себе прежний статус воспользовались тёмными талантами морфов.

Пять лет назад оборотень, приняв облик Императора, убил его жену. Правитель людей не без оснований подозревал, что вышло это скорее всего случайно и что истинной целью была совсем не Лиора. Однако люди вовсе не ждали такой подлости от изменчивого народа, ведь в те дни у них была другая цель – отдать должное надменным ушастым, хотя теперь это уже не имело значения. Скорее всего, план оборотней был прост: заставить Императрицу собственными руками прикончить правителя людей. Ведь все знали, что Император ни за что не подымет руку на ту, ради которой жил. Как знали и то, что заклинания имперских учёных-магов превосходно отбирают неотражаемые жизни. И да, он не смог отразить на свою Ли вспоровший ему грудь «пепельный стилет».

По какой-то невероятной случайности Император выжил в ту ночь. Возможно, оборотни не учли появления накануне при дворе людей иремийского монаха, буквально выдернувшего своего молодого повелителя с того света. Но… даже целительское искусство, которое веками шлифовалось в стенах монастыря, затерявшегося в скалах у Южного моря, оказалось не в силах отобрать потерянную душу Лиоры у Матери перерождения. Мир Императора рухнул. Страшная рана в его груди затянулась, но отныне внутри, там, где раньше яркой звездой горела любовь, поселилась выжженая пустота. И тогда правитель людей решил положить на погребальный костёр своего сердца все до единой жизни мерзких оборотней. Все, от мала до велика. В итоге с лица земли почти исчезла целая раса.

Поначалу было сложно воплотить в жизнь это решение. Сперва нужно было закончить начатое с эльвами, вбить в их холёные рожи все их надменные ухмылки. И параллельно тихо и незаметно выдёргивать из этого мира многоликих ублюдков, да так, чтобы это не сразу бросилось в глаза. Поэтому начали с тех, кто попадался на тракте – путешественники, бродячие артисты – морфы были будто специально созданы для лицедейского искусства.

Первый улов составил буквально десяток оборотней, но и с этим можно было начинать работать. И учёные-маги начали.

Если бы на магических лабораториях не стояли «пологи тишины», вряд ли бы кто-то в столице человеческой империи смог бы спать спокойно. Пленников изучали, развязывали языки, практически выворачивали на изнанку, добывая информацию. И не важно, кто это был – мужчины или женщины. Для имперцев это было просто мясо.

После смерти Лиоры во дворце были усилены меры безопасности. Караулы составляли минимум пять воинов, а возле покоев Императора – не менее десяти и в несколько уровней: одни у дверей, другие у спального ложа повелителя. Даже по нужде теперь ходили группами. Маршалы империи тоже никогда не оставались одни. И каждое утро в императорских покоях начиналось с условной фразы или особого знака, которые тайно назначались накануне вечером. Смешно? Возможно. Но когда ты на глазах у нескольких человек сразу, подменить тебя становится делом почти нереальным.

Но всё же такое напряжение мешало спокойно думать и принимать взвешенные решения. Так, постоянно гоняя в голове подозрительную фразу «А вдруг?..» и отвлекаясь на уже сотое разглядывание собеседника можно совершить непоправимое. Тогда учёные-маги предложили простое и одновременно изящное решение: по необходимости несколько магов будут накладывать элементарное заклинание поиска на всех, кто должен будет приблизиться к Императору. Зачем? Чтобы удостовериться, что именно этот человек, а не оборотень находится здесь и сейчас. Остальные учёные продолжали изучение «подручного материала».

Спустя примерно месяц Император получил послание из лаборатории. Небольшое, написанное буквально на обрывке какого-то свитка, оно содержало всего одно слово: «Нашли». Уже через несколько минут повелитель людей стоял в кабинете верховного магистра. Даже сейчас, возможно, от охватившего его в тот момент напряжения он помнил то, что сказал тогда длинный, тощий, с застарелым шрамом от ожога на левой скуле и затопленными тьмой пугающими глазами, облачённый в тёмную мантию мужчина, склонившись перед своим правителем.

– Мой Император. Я усовершенствовал заклинание «глубокого поиска». Если добавить к катализатору реакции выделенный гено?м морфа, образуется трансцендентная связь в верхнем астрале, и при направленном векторе Ортма в портальных сферах прослеживается колебание, идентичное искомому. Но это не главное. Эта система близка к завершению, но пока неточна. Сейчас интересно другое. При нагревании катализирующей смеси с кусочком высушенной кожи морфа в воздух выделяется вещество, которое, попадая в лёгкие оборотня, заставляет ткани реагировать, как лакмус на кислоту. – И едко улыбнувшись, колдун добавил: – Они трансформируются в свой первоначальный облик, не имея боле возможности меняться, пока их кровь не очистится от частиц антидота. А с их внешностью это будет действовать даже лучше магического клейма, наглядно указывая: «Это морф!»

Выслушав мага, Император бросил взгляд на рабочее место главного учёного своего государства. Скользнул по разместившимся рядом с ретортами и спиртовками коробочкам с полосками перламутровой кожи и прядками светлых волос оборотней, по аккуратно завинченным и расставленным рядком баночкам с мутной или прозрачной жидкостью, в одной из которых он явственно разглядел несколько плавающих голубоватых ногтей. Однако мужчина не почувствовал ни отвращения, ни брезгливости. Только торжество. И ещё тогда он впервые ощутил сладковатый запах, который позже станет для него чуть ли не привычнее чистого воздуха.

Война с остроухими тем временем планомерно двигалась к концу, и толковать её исход не в пользу людей мог бы только полный глупец. Но когда эльвы, не особо надеясь на сострадание бессердечных дикарей, запросили пощады, правитель людей вдруг не пожелал добивать склонившихся, а неожиданно обозначил цену их жизни.

Император бросил взгляд на не сводящую с него глаз красавицу и, отвернувшись, улыбнулся краем губ. Да, к его удивлению, цена оказалась вполне приемлема для надменных эльвов. Всего-то лишь младшая дочь их короля! Ха!..

Когда с закатными было подписано мирное соглашение и выполнены все условия прекращения войны, легионы «варваров» потекли обратно в земли людей. Казалось бы, что ещё может быть нужно жестоким дикарям? Победитель признан. Урок преподан. Но на полпути армия империи вдруг круто повернула на юго-восток и за полдня достигла первого поселения изумлённо встретившего их изменчивого народа. Не прошло и получаса, как Император поставил на карте здешних территорий первый жирный крест. Имперские легионы двинулись дальше, углубляясь в земли морфов и оставляя позади себя чёрное дымящееся ничто.

Поначалу воины с перламутровой кожей пытались давать отпор, так, как учили их предки – используя свою силу. Они проникали в лагерь врага, принимали его облик и устраивали нападения «своих на своих», стараясь втянуть в сражение как можно больше людей. Однако при первой же такой атаке оборотней ждало жестокое разочарование. Одна щепоть какого-то порошка, брошенная в горящие повсюду костры или на пламя факелов, – и лагерь людей затягивало прозрачной дымкой, от которой все находящиеся здесь морфы вдруг становились до бессовестного узнаваемы. И ни один больше не мог измениться. Тогда после нескольких неудачных попыток вести войну на своих условиях, изменчивые, бросив свои дома и почти весь скарб, постарались найти спасение в лесах. Но, к их безграничному удивлению, солдаты империи всегда безошибочно находили их, устраивая охоту, как на диких зверей и нещадно истребляя. Да, заклинание «глубокого поиска» работало безотказно. А люди… Люди всегда превосходно умели убивать. Да и противопоставить им морфы особо ничего не могли. Как и остроухие эльвы являясь изначальными созданиями магии, числом значительно уступая противнику, сила оборотней была ограничена всего одним умением – преобразовывать своё тело. Однако это умение отодвинуло далеко на задний план необходимость в развитии воинского искусства. Кроме того, оно было доступно только мужчинам изменчивого народа. И лишь Старейшины – отец и сын первого рода – владели ещё и преобразованием энергии этого мира. Они, как корень для дерева, являлись основой всего, хранителями всех знаний и обладателями чистой крови. Но главное – только эти двое могли преобразовывать своё тело не только в похожее двуногое существо любой расы, но и в животных и птиц равноценного размера. А ещё они не зря носили звание «крылья ветра»: имея изначальную связь с воздухом, Старейшины умели летать.

Однако морфы понимали: их народу не выжить в схватке с кровавым чудовищем с человеческим лицом, перемалывающим стальными зубами мечей всех без разбору. И стариков, и женщин, закрывающих собой детей, и самих детей, оторопело глядящих на приближающуюся к их глазам сталь, но безотчётно продолжающих теребить подол пропитанного кровью материнского одеяния. И даже надрывающихся от крика, распластанных жестокой рукой словно фарфоровые лягушата младенцев. И тогда перламутровые совершили свою главную ошибку.

Однажды на рассвете к лагерю людей, не прячась (а какой смысл?), вышла группа морфов, облачённых в длинные белые одежды. На поясе у всех висели тонкие кинжалы, но ни доспехов, ни щитов при них не было. Выступивший вперёд молодой, но с внимательными и умными светло-голубыми глазами мужчина, узкий в кости и с будто бы светящейся жемчужной кожей, отмеченный вырезанным из хрусталя знаком воздуха, покоящимся на груди, сказал всего одну фразу: «Мы хотим мира».

Больше им не позволили сказать ни слова. Им не выдвинули никаких ультиматумов и не бросили ни одного обвинения. Никто из посланцев изменчивого народа не вышел из лагеря империи людей. Но на следующий день на том самом месте, где накануне был разбит императорский шатёр, поисковый отряд морфов нашёл небольшой складной столик, на котором стоял богато инкрустированный ларец.

Внутри в лужице натёкшей карминовой крови лежала отрубленная светлокожая кисть оборотня с зажатым в ней хрустальным знаком воздуха. Конечность была кокетливо перевязана шёлковым шнуром, сплетённым будто бы из волос цвета красного дерева…

К слову сказать, тот самоуверенный идиот оказался бесценным трофеем. Младшим старейшиной. Глупец думал, что его примут как равного, ведь по человеческим реалиям он был соизмерим с имперским наследником. Что ж, его тело прекрасно послужило делу империи. Учёным-магам удалось вычленить из его тканей ген полёта и переработать некоторых пленных морфов в первых Гончих – безмозглых марионеток, способных чувствовать бывших сородичей по особому «запаху» крови и самое главное – умеющих летать. С того момента надобность в «глубоком поиске» практически отпала. Гончие полностью оправдывали своё название.

Зато людей отныне воспринимали всерьёз все – от жалких ошмётков закатного племени до последнего бородатого зо?гба в подземных схронах, набитых сокровищами. Потому что знали – свирепые варвары обид не прощают. Ни обид, ни крови. Платить придётся в любом случае. Не важно – свободой одной принцессы или жизнью одного народа.

Император вспомнил тот свой «ответ» перламутровым выродкам и негромко хмыкнул, наливая в бокал тягучее красное вино. Потом повернулся и вновь взглянул на красавицу в своей постели. Невероятную, неземную красавицу, которая смотрела на него янтарными глазами и молча ждала. Мужчина тоже молчал. Его взгляд, не торопясь, путешествовал по прикрытым покрывалом длинным ногам, стройному телу, скользнул по прижимающей к груди тёплую ткань изящной кисти, остановился на чёрной атласной ленте, оплетающей тонкую шею антрацитовой петлёй, заглянул в глаза и грустно усмехнулся. Когда-то там, глубоко внутри этих медовых омутов, он часто ловил не успевший спрятаться холодный огонёк ненависти. О, да! Это прекрасное создание поначалу ненавидело и презирало повелителя людей, но ничего не могло сделать, ибо…

Император присел в стоящее рядом кресло и, склонив голову на бок, пригубил вино, казалось, задумчиво-холодно разглядывая свой «трофей». Пальцы девушки невольно потянулись к плотно обвивающей шею ленте. Эта чёрная полоска была символом её рабства, знаком подчинения, мечом палача, висящим не только над ней самой, но и над её близкими. Ведь точно такие же «ожерелья» красовались на их шеях. Они сами одели их в день, когда согласились на все условия, выдвинутые им победителями, когда принцесса Альте?ри была обещана, как залог мира. Люди сказали, что это – ретранслятор, который позволит им чувствовать друг друга, знать, что они живы, даже находясь вдали. «Хотя ходит слух, – сказал тогда Императору Корадус, – будто они могут говорить даже с мёртвыми».

Однако люди не были до конца откровенны. Это и правда был ретранслятор. Но он работал ещё и как проклятье направленного действия, активирующееся на установленные ограничения. Если один из «проклятых» умрёт, умрут все. Если один из «проклятых» попытается снять «ошейник» в обход ключа-заклинания, умрут все. И ещё. Если повелитель людей будет недоволен своей «гостьей», умрут все.

Император не стал отсылать эльвскую принцессу в столицу, как ожидали многие. Первое время он везде таскал эльву за собой. Не из любви, не из необходимости, а просто так, чтобы пленница каждый день помнила о своём положении. Девушка по его воле должна была делать всё, что потребует от неё «хозяин»: петь, танцевать, делить с ним трапезу, разминать его тело после сражений, развлекать беседой или просто быть рядом. И она была, днём и ночью. Правда, так продолжалось лишь первое время, пока однажды Император вдруг не обзавёлся прекрасной наложницей. Но, – мужчина даже не сразу поверил в это! – гордая эльва первой потянулась в его объятья. И если раньше мучительно-горькими ночами мужчина не мог думать ни о ком, кроме покойной жены, то постепенно время начало стирать воспоминания о его Ли, укрывая их туманом прошлого. С тех пор вместо того, чтобы от боли и одиночества рвать зубами подушку в полуночной тьме, ловя в отблесках ночи очертания потерянного счастья, вскакивая в надежде поймать пригрезившуюся тёплую ладонь на своей груди, правитель империи людей коротал ночи под сдавленные всхлипы и сдерживаемые стоны той, которую презирал и желал одновременно и которая – он был тогда почти уверен – при первой же возможности вырвет ему сердце…

Теперь же так много всего изменилось в его жизни. Изменилась и эльва, стала мягче, терпимее. Однако, что заполняло сейчас её сердце, мужчина всё-таки не знал, как не знал причину, по которой она решила отдать себя человеку…

– Я так близко, – после тягучего молчания негромко сказал Император. – Ещё чуть-чуть, и всё закончится. Кровь будет оплачена, и я вернусь домой. – Мужчина посмотрел в янтарные глаза принцессы. – Я не был там больше пяти лет, – произнёс он и неожиданно сам поразился тому, как много времени потратил на бегство от прошлого, на залечивание ран, для которых готовил целебный бальзам на крови своих врагов. И тихо добавил: – Я едва помню, какой он, мой город, мой дом… Эта война длилась так долго… И сегодня она закончится…

Девушка села, подтянув колени к подбородку. Длинные ресницы дрогнули и на мгновенье прикрыли медовое золото глаз. Мужчина догадывался, что ей больно, что для неё действительно «вернуться домой» – самая заветная мечта. Однако у повелителя людей были совсем другие планы на дочь правящего рода эльвов.

Император поднялся, подошёл к постели и медленно опустился рядом с девушкой, к которой уже давно не чувствовал ненависти. Широкая ладонь прикоснулась к облачённому в шёлк плечу, поднялась к нежной шее, приласкала атласную ленту и зарылась в мягком облаке волос. Мужчина прикрыл глаза и порывисто выдохнул. Это было то последнее мимолётное ощущение, которое напоминало ему о Лиоре – у неё тоже были мягкие волнистые волосы. И именно это воспоминание подтолкнуло когда-то захваченного ярким сновидением и не проснувшегося до конца правителя империи впервые прикоснуться к склонившейся над ним эльве. Она не отшатнулась, а он словно в полусне ненадолго вернулся обратно в те времена, когда рядом с ним всегда была тёплая и такая родная улыбка жены, а её глаза постоянно манили его, обещали неземные блаженства и ни разу не обманули. Но тот первый раз стал первым шагом в ловушку собственного тела, которое до этого медленно умирало от холода.

– Альтери, – Мужчина неожиданно назвал её по имени, и девушка вздрогнула и вскинула на него взгляд. – Ты поедешь со мной. – Она непонимающе прищурилась, ведь это и так подразумевалось. И вдруг: – Я сделаю тебя Императрицей. Ты станешь матерью наших детей, которые продолжат наш род. Будешь жить в столице, и все богатства моего мира будут твоими. – Мужчина заметил, как расширились её зрачки. Но увидел так же, как тонкая рука потянулась вверх, к «ошейнику». Император чуть нахмурился, и рука замерла, а дыхание эльвы сбилось. И правитель людей знал, почему: чёрная полоска чуть сильнее сдавила её горло, отражая недовольство хозяина. – Ты не рада?

– Конечно, господин, я очень рада.

Её переливчатый голос поддержал скользнувшую по лицу улыбку и склонённую в согласии голову, но взгляд спрятанных глаз остался безучастен.

Император притянул к себе тонкое тело и обнял. Его рука скользнула по изящному изгибу спины, прижимая девушку к себе ещё крепче и чувствуя её узкие ладони на своей груди. Внутри мужчины зародилось тепло, которое неторопливой рекой потекло вниз, свиваясь в животе в горячий узел. Сильные пальцы непроизвольно сжались, собирая в кулак невесомую ткань женского платья и ощущая под ней тёплую обнажённую кожу. Одежда эльвских женщин была воздушной и многослойной, и при их телосложении бельё им было без надобности. Человеческие платья были другими – тонкими, украшенными вышивками и драпировками, но были рассчитаны на поддерживающие лифы и нижние юбки, к которым никак не могла привыкнуть невольная гостья правителя людей. Мужчина посмотрел в лицо девушке. Его взгляд задержался на её губах, опустился вниз и замер, любуясь обтянутой тканью крепкой грудью. Кулак сжался сильнее, и платье жалобно затрещало. Глаза Императора вновь вернулись к лицу эльвы, и он увидел, как дрогнули чёрные ресницы и чуть приоткрылся нежно-розовый рот.

Верно, она должна была бы ненавидеть своего «хозяина», но он стал её первым мужчиной – порой грубым и напористым, но чаще мудрым и терпеливым. Он учил её тело страсти, вместе с тем внимательно изучая и в тайне наслаждаясь им. В его осторожных и чутких руках она постигала музыку любви и тянулась к нему навстречу. Возможно, теперь глубоко в душе гордая эльва едва ли не больше, чем когда-то своего учителя, презирала саму себя. Ведь со временем девушке стало хватать лишь искры, чтобы желание вспыхивало в ней огненным цветком, вероятно, закрывая собой всю глубину её ненависти и выжигая тьму в сердце.

Один рывок – и шёлк с треском разошёлся на высокой груди. Эльва ахнула. Розовые затвердевшие вершинки качнулись и вызывающе уставились вверх. Дыхание Императора потяжелело. Он потянул сильнее, и под бесславно погибшим лифом показался напряжённый животик, а в самом низу робким, но таким сладким изгибом начиналась атласная гладкость, так не похожая на густо-курчавый треугольник человеческих женщин. Мужские пальцы медленно погладили девичью грудь, заставляя ту в который раз жадно тянуться за их лаской, едва касаясь, спустились по вздрагивающему животу и исчезли за краем разрыва материи, осторожно накрывая собой невероятно нежную плоть, зовущую напряжённое почти до боли естество человека. Эльва выгнулась и, задрожав, застонала сквозь стиснутые зубы.

– Ты потекла, – неожиданно шкодливо улыбнувшись, выдохнул ей в губы Император, дразня их лёгкими прикосновениями.

Прерывисто дыша, девушка зажмурилась.

– Тебе нравится? Скажи, – вновь произнёс он, касаясь языком маленькой впадинки под острым ушком. Его пальцы раскрыли охраняющие самое сокровенное влажные лепестки и будто нечаянно дотронулись до крошечного сосредоточия желания в трепещущем теле эльвы.

– Да! – вскрикнула она, и её бёдра помимо воли разошлись в стороны.

Император негромко засмеялся.

– Странно, – словно для этого было сейчас самое время, задумчиво сказал он. – Я, обычный человек, зажигаю в тебе, дочери древнего народа, такое жаркое пламя, заставляю стонать и кричать. – Она упрямо затрясла головой, упорно отказываясь признавать очевидное, хватаясь как за призрачную опору за истаивающие осколки гордости. – Почему? – Девушка взглянула ему в глаза, и мужчина не стал прятать от неё довольную, словно у кота, объевшегося сливок, ухмылку.

Задыхающаяся от страсти эльва открыла было рот, чтобы ответить, но в этот момент его пальцы уверенно и глубоко скользнули внутрь неё, вжав ладонь в принявшую их горячую гладкость. Девушка выгнулась дугой и закричала. Но вдруг резко села, насаживая себя ещё глубже на руку человека, обхватила его голову ладонями, притянула к себе, к самому лицу, глаза в глаза, и дрожащим срывающимся голосом произнесла:

– Они всё равно убьют тебя.

Мужчина беззлобно рассмеялся в ответ. Подобные вспышки его любовницы, когда она раз за разом, словно напоминая самой себе о своём происхождении, безрезультатно пыталась удержать сознание на плаву, добавляли удовольствия в процесс укрощения гордой эльвы. Поэтому резко толкнув пальцы внутри неё, заставив вытянуться в струну и стягивая с её плеч остатки платья, продолжая посмеиваться, правитель осторожно уложил девушку на спину, протянув всего одно слово:

– Коне-эчно…

Оказавшись сверху, он освободил её лоно, «на прощанье» одарил наслаждением напряжённый центр её страсти, упиваясь реакцией прекрасного тела, и хотел уже распустить штаны, когда внезапный крик заставил его остановиться.

– Мой Император!

У самого входа в шатёр взволнованно, но чётко прозвучало: