Зима

«На всё воля Божья. На всё – Твоя святая воля, – повторял про себя отец Андрей, – ежели суждено отроку Арсению стать ангелом, что поделаешь, с терпением и верою приму от тебя всё». Но мучения его души были велики и несказанны, и чем сильнее болела его душа, тем с большим рвением он служил, отправлял таинства, проповедовал и приводил к вере.

Коля приходил к отцу Андрею всё чаще. Он ждал, пока очередь на исповедь не закончится, и всегда становился последним, чтобы никого не смущать и не заставлять ждать. Отец Андрей принимал его как старого дорогого друга, и они долго говорили о любви, о вере, о смирении и только потом приступали к исповеди. И отец Андрей вынуждал перед исповедью волноваться:

– С Богом сейчас встречаться будешь! Богу и говори! А я только свидетельствую. Меня нет. Есть ты и Бог. Давай, давай, пронзай своих демонов прямо в грудь! Вызывай их на бой!

Для Андрея каждая исповедь была схваткой, где человек оголялся перед Богом, обнажал душу, полную страстей, и пронзал свои страсти вниманием и бесконечным желанием измениться и очиститься. После исповеди священник обычно говорил:

– Но это не всё. Ты понимаешь? Нет тебе дороги назад. Нельзя ко греху вернуться. Надо себя превозмочь, перемолоть, чтобы неповадно было обратно возвращаться!

После исповеди Николай много спрашивал о том, что сильно волновало его и мучило.

– Семейная жизнь к Богу должна вести. Вот ты, пока был женат, хоть раз в храм заходил? Исповедовался, причащался, вопросы себе задавал? Вот. А теперь заходишь. Жизнь твоя меняется в лучшую сторону. Всё остальное – призраки. Ты делаешь, что должен. О душе заботишься. Всё остальное должно помочь! А если не помогает, уходит оно из жизни верующего.

Любовь… О любви спрашиваешь. Так если ты сам полон любви, кто же от тебя уйдёт? Кто тебя оставит? А если уйдёт – туда ему и дорога! За женщину надо сражаться, но бой это другой. Сам с собою воюешь. Со своей косностью, слабостью, ленью. Для Бога нужно жить, не для людей, к Вечности готовиться. Любовь – не там, где жарко. Там, где светло. Ты вот к матушке моей подойди, к Елизавете, она тебе про семейную жизнь расскажет. Про то, как я встаю среди ночи, если зовут к умирающему, и еду соборовать, и храм открываю, если нужно, всякое бывает. Для верующего отдых – в радости, в служении. Ты спроси, как она Арсения выхаживает, как мы дежурим рядом с ним по очереди, как мучается он и мы вместе с ним, а надо идти к людям, их поддерживать, наставлять, спасать. Что и говорить…

Елизавета рассказывала, что они с батюшкой бранились один раз в жизни, а как пришли к вере, тут и вовсе некогда браниться, только любить успевай и служить.

– Мирно мы живём, – говорила Елизавета, и её лицо наполнялось светом.– Что говорить?

– А какая у него вера? – спросил Николай

Она, немного подумав, ответила:

– Хрустальная.

Наступило утро, когда Нина впервые повела Арину в детский садик. Сад был обнесён зелёным забором, а за забором, в глубине территории с обилием деревьев и кустов, белело трёхэтажное здание. Нине всегда казалось, что в саду должны работать только ангелы. Но даже ангелы в саду работать бы не смогли, учитывая зарплату, нагрузку и полное отсутствие свободного времени. Воспитатели и нянечки приходили в садик в семь и уходили в семь, если какая-нибудь загруженная мамаша не забывала малыша ине прибегала за ним, запыхавшаяся, ровно к восьми часам вечера. Итак, детский садик оказался пребольшой семьёй детей и взрослых, которых было намного меньше, чем детей. Всё начиналось с яслей, где дети ещё ползали и только начинали ходить, и заканчивалось выпускным балом подготовительной к школегруппы. Это были уже бывалые, видавшие виды «старики», лениво выпускающие шарики в небо, и с гораздо большим азартом поглощающие выпускной торт, и целующиеся за навесом группы, с тыльной стороны. Ариша попала в самое начало лестницы, на первую ступень, в ясли, где воспитательницей временно была сама заведующая –большегрудая, стриженая женщина в очках с зычным голосом, густым смехом и добрым нравом. Нину выгнали, и она украдкой смотрела на дочку в окно: как она сидит за столиком рядом с другими малышамии не ест. В тарелке лежит нетронутый омлет и кусок хлеба. Другие малыши тоже возят омлет по тарелке и не едят. Но «коллективное сознание» побеждает. В рототправляется первая ложка, а потом и весь омлет, и даже запивается сладким чаем.

«Вроде не плачет, можно идти домой». Была оттепель, и накрапывал мелкий дождик. Ничего себе – зима! Маленький мальчик убежал от зазевавшейся бабушки и уже был по колено в луже:

– Твою мать! Мать твоя нас теперь домой не пустит! – причитала бабушка, вылавливая внука из лужи. Нина медленно шла в сторону дома, потом передумала, дошла до киоска «Союзпечать», купила газету «Работа», дома заварила себе чай и углубилась в чтение. И газета привела её в недра многоуровневого сетевого маркетинга.Торговали духами, носками, пижамами, БАДами, средствами для похудения, всякой одеждой, разной разностью, постельным бельём и нательным бельём. Нина поставила галочку рядом с нательным бельём, уж больно это было несуразно, но какая разница? Нина позвонила и поехала на фирму, или в «офис». Офис располагался в центре города, в тихом живописном переулке рядом с синагогой, куда собирались благочестивые евреи мегаполиса, а совсем рядом в незаметную, без опознавательных знаков дверь заходили скромные труженики бельевого фронта, просветители женской части населения того же самого мегаполиса. Двухэтажный офис сверху донизу был увешан обрезанными для экономии места манекенами. Манекены были без рук, без ног и без головы, но зато одеты в красивые прибалтийские комплекты белья. Её встретила красивая ухоженная женщина и с ходу начала объяснять суть системы:

– Вы регистрируетесь и получаете номер и двадцатипятипроцентную скидку, вы покупаете каталоги, покупаете бельё, а продаёте чуть дороже.

– Кому? – спросила Нина

– Женщинам, – ответила консультант.

– Где я их найду?

– Где хотите.

Выяснилось, что красивая ухоженная женщина в прошлом работала следователем, но с радостью поменяла нервнуюработу и сейчас абсолютно счастлива. Она улыбнулась:

– Когда вы продадите белья на двадцать тысяч рублей, мы дадим вам скидку тридцать процентов. Но чтобы получить скидку сорок процентов, вам самой нужно создать дочернюю сеть.

– Что такое «дочерняя сеть»?

– Это те люди, которых вы приведёте к нам, которые будут работать и приносить вам доход.

– Мне?

– Конечно! Допустим, вы сейчас будете приносить доход мне, потому что это я привела вас сюда, это на моё объявление в газете вы откликнулись.

– Хорошо, – сказала Нина, – перейдём к делу. Где бельё?

– Бельё висит на стендах и манекенах. Оно представлено в каталогах. Вы предлагаете каталоги, клиенты заказывают, вы покупаете заказанные модели, клиенты выкупают у вас.

Дома Нина систематизировала знания, опросила своих знакомых, и работа закипела. Через некоторое время Нина уже на глаз определяла, кому что нужно, выясняла пристрастия и те необходимые, не имеющиеся в магазинах «нестандартные» величины лифчиков, свойственные русским женщинам. Несколько раз в день она ездила «на фирму», выкупала бельё, предлагала ипродавала его заказчикам, опять систематизировала знания и таким образом зарабатывала на то необходимое, что им было нужно с Аришкой. Хватало даже на краски и холсты, которые небольшой стопочкой росли в их комнате нетронутые. Как ни странно, работа ей нравилась. Но были некоторые трудности. Лифчики стали сниться ей.

Она старалась не думать о Вадиме, но время шло, раны затянулись, и в сердце не осталось боли. Осталась тревога за него. Тревога и желание хоть одним глазком посмотреть: как он там, справляется ли, голоден или сыт, болен или здоров? Если бы она подошла поближе к дому, откуда она уехала три месяца назад, она увидела бы Вадима, который крушил стену,разделявшую коридор и комнату. Он был весь в каменной пыли, что-то вымерял, записывал у себя на листочке. Наверное, он не на шутку решил поменять жизнь, и единственным препятствием к его новому будущему было отсутствие денег. С работы он очередной раз ушёл – были дела поважнее. На ремонт ещё нужно было как минимум тысяч пятьсот, а ещё на одежду. Надо бы обновить компьютер ителефон. Он знал, что у отца есть деньги. Знал.

Отец жил на другом конце Москвы в крошечной однокомнатной квартирке. У него был маленький бизнес, в серванте всегда стояло несколько бутылок водки, из которых он наливал в серебряные рюмки и отрезал к водке кусочек груши или банана. Он не любил закусывать солёным. У него было море возлюбленных разных мастей и возрастов, но ни с одной из них он так и не связал свою жизнь. Была постоянная подруга среди непостоянных, но и с ней он недавно рассорился. Сын приезжал редко, они выпивали, разговаривали о жизни, отец вынимал из бумажника деньги для Аришки, и Вадим ехал домой. Последнее время отец запил. Он пил и почти ничего не ел. Откуда-то появилась в нём неистребимая тоска. Отчасти победить её можно было голодом и водкой, но и то и другоеспасало на время. Солнце… Оно пристально смотрело к нему в окно и какбудто испытывало его: «Я стабильно. Я переполнено. А ты?»

– А я нет, – сознавался Дмитрий Андреевич. Он, как никто другой, знал, что никто не сможет сделать его счастливым, кроме него самого. А он сдал. Внутренние резервы подошли к концу, он-то думал, что хватит на более долгий срок. Ему не былосемидесяти. Он до сих пор нравился женщинам, но не нуждался в их постоянном присутствии. Он любил один раз в жизни. Свою жену. Почему же изменял ей постоянно? Это была игра, в которой побеждал тот, кто сделает другому больнее. Они оба победили. Она вышла замуж и уехала. Он не раз пытался обзавестись семьёй, но немедленно разводился. У него было чувство «чужого». Чужого он не брал. Сын был странным существом, и Дмитрий Андреевич не мог его понять. Когда Вадим был ребёнком, он защищал его от жены. Вадим родился красивым мальчиком, но рос без подлинных глубинных интересов в жизни. Хотя… У него у самого их, пожалуй, не было, но было стремление к независимости, которое и привело его к одиночеству. Сын женат, но что-то там не так. Кажется,постоянные ссоры. Как-то раз, Нина звонила ему и просила защиты, но Дмитрий Андреевич имел на это своё мнение. Они – семья, и должны во всём разобрать сами. Аришку, конечно, жалко, но эта Нина – глупая корова, что, не видела, за кого замуж выходит? Вадиму нужна нормальная крепкая баба, чтобы его в узде держала. А эта…

После вечернего чая Дмитрий Андреевич полез в шкаф за сберкнижкой и не обнаружил там своих сбережений. Сбережения хранились в старом винтажном итальянском бумажнике с брильянтовой застёжкой. Там было около миллиона рублей. «Вот и всё,– подумал Дмитрий Андреевич,– моя жизнь закончилась, меня обокрал сын». Он сел в кресло, погасил свет и погрузился в молчание. Дети – это наше спасение и наказание.

Выследить себя сложно. Уловить значение того или иного движения. Это напоминает охоту: ты затаился в укрытии и ждёшь, когда зашевелится и потеряет бдительность тот или иной зверь. В это мгновение в него можно стрелять. Но звери не хотят быть замеченными.Кто-то выставляет напоказ обрубки вместо рук, кто-то жалуется на судьбу и своё скверное положение, но за всем этим прячется алчность. Алкать того, что не дано нам, – это и есть шаг к преступлению. Если вам плохо, не говорите, что вам хорошо. Если вы на дне, не говорите, что вы на поверхности или что вы собираетесь подняться, и не надевайте улыбку, когда на душе у вас скверно, и не скрывайте боли, если у вас болит, и не лгите себе, говоря, что всё ещё изменится, само изменится. Всё уже дано вам. Умолкните. Видите, ваше чудовище поднимает голову и открывает огненный глаз?

Вадим быстро закончил ремонт, купил кое-что из одежды и техники, обулся, и денег опять осталось немного. Больше он не звонил отцу. «Он справится, – думал Вадим, – он сдюжит, у него есть связи, ему помогут друзья. Да и зачем ему деньги? Ему пора о Боге думать». Родовой процесс Вадима приостановился. Он покупал себе хорошие сигареты и табак, выбирал дорогую рыбу, не брезговал сухим вином. «Забавно, я не хотел, а получается, что становлюсь всё больше похожим на отца. Откуда у человека эта неистребимая жажда комфорта?» – на последние деньги Вадим купил себе запонки с брильянтами и закрыл вопрос с отцовским капиталом.

На бракосочетании Игоря и Гули присутствовали Нина и Алексей, друг Игоря, молодой, умненький и шустрый. Алексей знал несколько языков и работал переводчиком, но самое главное – они с Игорем изучали Тору в «еврейском центре» и приобщались к своим корням. Тору и Библию Игорь любил беззаветно. Его воодушевляла каждая строчка псалмов Давида. Он болел псалмами. Его мечтой был спектакль, поставленный по псалмам Давида и Соломона. Он уже давно сочинил его в своём сердце и разуме, и теперь внутри себя лишь дополнял и отшлифовывал. Недоучился он на режиссёрском отделении не по отсутствию таланта, а по промыслу Господнему. А когда Игорь похоронил мать и остался в одиночестве, он вернулся в театр монтировщиком, потому что без театра не пела его душа, не мог он жить без театра, как и без Библии. Он пил водку с монтировщиками, прижимал к себе Библию и мечтал. Годы шли, и его «повысили» – перевели в реквизиторский цех, но пил он всё равно с монтировщиками. Ему осталась материнская квартира с фотографиями предков на стенах, с копиями Шагала, со старым роялем и огромным количеством книг. В доме Игорь ничего не поменял и сильно тосковал по матери. Когда он увидел Гульнару, вечное вдохновение посетило его. Улыбка поселилась на его лице после долгого её отсутствия. Он улыбаясь говорили улыбаясь молчал. Иногда он смеялся просто так, от какой-то удивительной разумности происходящего. Гуля зажгла свет в его душе. Эта крошечная худенькая женщина, похожая на чёрного воробья, после ухода матери сразу стала родной, важной и главной в его жизни. Он знал цену любви. Он любил всегда болезненно и безответно. «Наверное, не моё, чужое», – решал тогда Игорь. Гуля была чужой замужней женщиной, он это знал и ни на что не рассчитывал…Но Гуля всё решала и делала быстро.

На бракосочетание они явились вчетвером. Нина, учитывая пятый месяц беременности, в светлом простом платье и Алексей, строго удерживающий культ чёрно-белого, вполне подходили для роли брачующихся. Гуля с Игорем были одеты кое-как, в кожаные куртки,чёрные штаны, чёрные майки и чёрные ботинки.Даже для роли свидетелей или друзей они выглядели слишком экстравагантно. К великому служебному удивлению работников Загса брачующимися оказались пара байкеров странного вида. Глаза их сияли, и руки сжимали друг друга. Кажется, им было всё равно, во что они одеты. Они были немножко не здесь, не на шутку счастливы.

– Распишите насбыстрее, – попросили байкеры, – у нас сегодня рабочий день, мы опаздываем на спектакль.

Байкеров расписали быстро. Они погрузили на свои мотоциклы пару друзей и действительно поехали на работу! Спектакль назывался «Пушкин: Сказкидля взрослых». Слава Богу, это был моноспектакль, где единственный артист царил на сцене: пел, плясал, рассказывал, показывал, переодевался, потел, обнимался с публикой и раздавал визитки дамам, словом, в полном объективном одиночестве являл собой Мистерию. Чего только не бывает в театре. И пока Пушкин поворачивался в гробу или, наоборот, аплодировал гению режиссёра и артиста, Гульнара и Игорь сидели, обнявшись, где-то в глубине театрального чрева в первый день их «совместной жизни». Как велено нам великими Февроньей и Петром, если любишь – надо быть вместе, даже если для этого необходимо преодолеть подземный путь. Новобрачные уже перебрались работать в один театр, и теперь они часто виделись друг с другом, то есть вообще не разлучались, противореча советам друзей, психологов и всем правилам совместной жизни и брака. После аплодисментов они выгрузили в фойе тележку с едой, открыли бутылки и начали принимать поздравления.

– Неужели вы не понимаете, что живопись – это кайф? Только это и передаётся! Вы можете очень точно следовать форме, но вашу картину никто не купит, хоть святых пишите, святости там будет не хватать. Каждый раз вы подходите к холсту, ожидая чуда! Ожидая, что некто, назовём его святым Духом, спустится в вас и отожмёт, опрокинет в картину. Ваша радость, боль, отчаяние, счастье и любовь отойдут в сторону. Картине не нужно ничего вашего. Этим и сильна живопись. Этим и силён любой вид искусства. Это не ваше. МояДианочка на холсте – не моя Дианочка. Это письмо от Бога в форме Дианочки. Письмо мне, ей, всем нам. Чтобы мы ободрились! Если нам шлют такие приветы из вечности, смерть не страшна, и жизнь не страшна тем более.

– Зачем тебе так быстро разводиться? – спросил Николай Гульнару.

– Замуж хочу.

– За кого?

– За Игоря.

– С ума сошла? Он мальчишка. Что он сможет тебе дать?

– Всё.

– Как глупо у нас тобой всё получилось. И не вышло ничего.

– Времени жалеешь или денег?

– Ни того, ни другого. Просто я так и не понял, что такое семья.

– Ещё поймёшь.

– Уже не пойму. Я уже большой мальчик. Мне поздно учиться.

– Учиться никогда не поздно.

– Семейной жизни? Поздно.

– Коля! Да ты как будто ревнуешь?

– Мужчины – собственники. Всё равно мне кажется, что ты ко мне вернёшься.

– Не вернусь. Тебе от Нины привет.

– Как она?

– Ушла от Вадима. Живёт в коммуналке. Беременная.

– Это хорошо.

– Что хорошо? Что ушла или что беременная? Ты что, слух потерял? Коля! Коля!

Дмитрий Андреевич сел в кресло, погасил свет и погрузился в молчание. Вот и всё. Жизнь подходит к концу, и завершение её не самое достойное, хотя, какое оно, это самое достойное завершение? Вообще, неприятно, когда у тебя что-то крадут, а когда крадёт сын…

«Он не обокрал, он убил меня»,– думал Дмитрий Андреевич. Если вспоминать свою жизнь, надо признаться самому себе, что большую часть своих сил, энергии,Богом данного ему таланта он растратил впустую. Он «летал», но летал в основном на крыльях страстей. Для него не было преград, он всегда добивался, чего хотел. Он не привязывался к женщинам, но процесс возникновения страсти ему был интересен. Победить или овладеть женщиной было тождеством, и таких побед было много. Не считал. Когда женщины стали омерзительны ему, он прекратил процесс исследования страсти. Судя по всему, тот сильный ток, который циркулировал в нём в молодые годы, был рассчитан на что-то другое. Он ел и пил в меру. У него были друзья, но близких друзей не было. В Бога он не верил.Химик по образованию, он всю жизнь занимался изготовлением кожи. Было ли это его призванием? Он хотел любви, но сам не любил, хотя… какое это уже имеет значение? Может, его не научили любви? Но…кто должен был его этому учить? Он всему учился сам и всего добивался сам. Чего он добился? Сын – вор. Сам семью так и не создал. Хорошего ничего никому не сделал. Давал в долг. Временами не возвращали. Вроде, не преступник. Почему же больше не хочется жить?Деньги не воровал – зарабатывал. А сейчас, под старость, лишился и денег. Скорей бы умереть. Он посмотрел на часы. Прошло всего полчаса с того момента, как он погрузился в молчание. Ладно, понял он, быстро всё равно не умру, надо подождать. Теперь путешествия. Франция, Англия, Америка, Израиль, Болгария, Австрия, Италия… Всего и не упомнишь. Ни в голове, ни в сердце ничего не осталось, как будто он нигде и не бывал, а прожил всю жизнь на своём диване, периодически открывая сервант. Болезни. Кроме простуды ничем не болел, и у него ничего не болело, не болела даже голова после обильных возлияний. Постепенно он сталбезразличен ко всему, в том числе и к самому себе. Но сейчас, впервые за много лет ему было больно, как будто ему сделали кровопускание, забыли закрыть артерию, и кровь шла. Может он жил неправильно? Зачем он жил? Для кого? Для чего? Он пробовал завести собаку, но через некоторое время её отдал. В нём было много тепла, и женщины это чувствовали, но со временем, не приумноженное оно погасло. Ему говорили, что у него есть харизма, но что это такое…харизма? Он любил плавать и заплывал далеко в море, и там, далеко от берега,его посещала постыдная мысль: «А может, не возвращаться?»Через четыре часа молчания, когда воспоминания привели его в период детства, он заплакал от ощущения жизни, которое шлооттуда. Куда кануло это ощущение? Зачем мы взрослеем? Чего он действительно хотел? Была ли у него мечта? Его научили довольствоваться малым, но этого оказалось недостаточным. Он пел в хоре и был солистом, учился музыке, но это его не увлекло, играл в баскетбол, и мячом ему сломали палец, а он сам мячом сломал нос своему другу. Он занимался лёгкой атлетикой, но длительные тренировки превращали его в машину. Он и так был машиной, и клин клином не получалось. Он мечтал быть хирургом, а поступил в химико-технологический. Мечтал служить во флоте, а служил в пеших войсках под Псковом. Мечтал жениться на блондинке, а женился на брюнетке. Женился по любви, но жена оказалась ревнивой, пришлось ей интенсивно изменять. Но клин клином не получилось. Жена ушла от него, прихватив сына, всю мебель и утварь, даже вывернула лампочки. Сына любил и баловал. Когда тот достиг совершеннолетия, Дмитрий Андреевич отвёл его к дорогой проститутке дляобучения и просвещения. Проститутка обучила и просветила, и эта грамота, в отличие от много другого, оказалась для сына несложной. Холостяцкая жизнь оказалась ему впору. Без обязательств, взаимного недовольства, ненависти и прочего. Что ещё он забыл? Новогодняя ёлка стоялакруглый год, он не понимал, зачем наряжать, а потомснимать игрушки, гирлянды, разбирать, складывать в коробки… Курил с юности и никогда не бросал. Был трезв, циничен, но романтичен. Знал цену жизни, но не ощущал, как она проходит. Друзья любили его. Были незаконнорожденные дети, которые иногда приезжали и падали к нему в объятия. Они были похожи на него, как две капли воды, но он не любил встречаться с самим собой иотправлялтуда, откуда они приехали. Сын втайне завидовал ему, он хотел стать таким же независимым, но у него не получалось…Жизнь прошла так…быстро, и он не успел её обесценить и понять. Не успел…стать счастливым. Он встал и подошёл к окну. Луна то затягивалась облаками, то являлась во всём своём великолепии и ясности. Что-то исчерпалось до дна, к чему-то он ещё даже не приблизился, а жизнь прошла. Может, попытаться сделать ещё один отчаянный шаг и найти для смерти место приличнее? В кресле и не диване пока не умирается.

– Авед, – позвонил он своему другу на рассвете. Извини, если разбудил.

– Ничего. Что случилось?

– Я тут…умирать собрался, но дома не могу, больно скверно на душе.

– Ты место ищешь? Поезжай куда-нибудь в горы. Дима! Ты шутишь, что ли?

– Не могу. У меня украли деньги. Нужно что-нибудь проще.

– Как украли, кто украл?

– Сын.

– Есть одно местечко, Дим. Для смерти – вполне, да и для жизни тоже ничего. Если умеешь колоть дрова и топить печь, то сгодится для тебя.

– Топил и колол когда-то.

– Хорошо, тогда потрудись завтра купить спальный мешок и резиновые сапоги. На это деньги найдутся?

– Найдутся.

– Днём, часа в два я за тобой заеду.

– Хорошо, – ответил Дмитрий Андреевич и стал собираться.

Иногда мы не в состоянии понять, зачем нам то или иное дело, занятие, событие, место. Мы понимаем это потом, когда обретаем в выбранном деле илиместе человека, ичеловек остаётся в нашей жизни, с нами, и он важнее всех остальных благ. Так, работая в бельевом маркетинге, Нина обрела Пашу. Имя её в паспорте было Павла, но Павлой её никто не называл. Паша «сидела» на походах в вещевые магазины, просмотре кинофильмов и полётах в «астрал». Бесконечные мигрени и болезни ослабляли её связи с землёй. А полёты… Они были важной частью её жизни. Она обожала ночи, сон и всё, что с ней происходило «там». Здесь она скучала, искала красивую одежду для себя и сына, содержала в порядке два огромных аквариума, была лёгкой, восприимчивой и надёжной. Её муж однажды обнаружил в себе страсть к наркотикам, и, как это часто бывает, это тяготение оказалось сильнее всех остальных страстей. Муж ушёл из жизни рано, оставив их с Никитой одних на попечение своей мамы, которая решила отсудить уПавлы кусок жилплощади. Суды шли один за другим, и женщины билисьза жилплощадь не на шутку. Проиграв четыре суда подряд, бабушка оставила затею получить «кусочек» и прокляла невестку, а Паша на радостях купила ещё один аквариум с золотыми рыбками. Пашина же бабушка, Евдокия Петровна, когда-то, в смутные и тёмные времена выбросила её маму, в прямом и переносном смысле, на улицу. Девочку подобрали, и она выросла в детском доме, обижаясь на мать. Жизнь не стёрла обиду, но возможно, она простила всем всё в последний год жизни, мучительно умирая от рака. Паше же достались в наследство головные боли, от которых она сходила с ума.

Они познакомились в знаменательный день Нининого решения завершить карьеру распространителя белья. Нина выходила из офиса, а Паша заходила и стала задавать вопросы. А, как известно, вопросы сближают людей. Нина вернулась в офис, они сели друг напротив друга и наговориться не могли, темы выпрыгивали из них, как птицы из клетки. Скоро они сидели, окружённые роем колибри, пьющих нектар их симпатии. Выяснилось, что Паша работает бухгалтером. Ей нравятся числа, числовые ряды, уравнения и математические действия, но чего-то её в работе не хватает. Нине же не хватало чего-то в том, чем она занималась в офисе рядом с еврейской синагогой. Не отрываясь друг от друга, они оделись и пошли в сторону метро, по дороге соображая, что им предпринять, чего они могут и как им быть. На «Добрынинской» они уже говорили, что неплохо бы выпустить линию футболок, на «Краснопресненской»разрабатывали дизайн, рисунок и принт. Всего-то и надо было – соединить знание числовых рядов с умением рисовать, а для начала – закупить партию белых и чёрных футболок, краску и попробовать запустить процесс. На «Пролетарской» они уже заходили в торговый центр, опытным хищным глазом выискивая хороший трикотаж и правильный крой, потому что даже футболки скроены очень по-разному. На Пашиной кухне Нина рисовала эскиз за эскизом, а Паша подвергала большинство рисунков критике, но что-то было сделано так хорошо, что не обнаружить это было невозможно.