Нестор-летописец

Княжич показал, в каком месте у девицы родинки.

– Да что родинки! – воскликнул Георгий. – Брови сурьмой намалевала, а щеки нарумянила. У девок главное – телесность. Чтобы мягко на них лежалось. Я себе жену буду выбирать на ощупь.

Он расхохотался.

– Хорошо тебе, варяг. Отец небось не станет неволить. Девок из боярских домов и из прочей нарочитой чади даже в Переяславле пруд пруди. Про Киев и не говорю. Выбирай, какая по сердцу. А вот где столько принцесс взять, чтоб по душе выбрать? Да и не дадут мне выбирать.

– Не горюй, князь, эка беда. Одноженство только в церковном уставе прописано, а на деле-то? Младших жен у кого только нет, втайне или въяве. Хоть у бояр, хоть у простой чади.

– У моего отца нет! – жестко ответил княжич. – И не говори мне больше об этом, Георгий. Не то рассоримся.

– Ладно, прости, князь… Вообще-то… у моего батьки тоже нет другой жены.

– Как думаешь, Георгий, – после недолгого молчания продолжил Мономах, – хороши ли собой английские девицы? Они ведь тоже варяжской крови?

– Ну… как тебе сказать. Англы не настоящие варяги. Даже совсем не варяги. Настоящие – так те норманны, которых привел с собой на Британский остров конунг Вильгельм, прозванный за то Завоевателем. Это было два года назад.

– Я знаю. Его также называют Вильгельмом Бастардом, – мрачно сказал княжич. – И еще я знаю, как воюют варяги. Они беспощадно льют чужую кровь. Они и русской крови пролили немало.

– Варяжские ярлы и их дружины с честью служили русским князьям! – запальчиво воскликнул Георгий. – Не забывай, что и я варяг, хотя только наполовину!

– На счет варяжской чести я бы с тобой поспорил. Князь Ярослав, мой дед, сильно намучился с этими ярлами. Но я не хочу спорить… Эй, купец!

Мономах обернулся к Несде.

– Езжай-ка ты впереди и показывай путь. Мнится мне, что этот холм и есть Лысая гора?

– Она самая, – кивнул Несда. – А тропы наверх я не знаю. Можно поискать или забираться так, без дороги.

– Я же говорил, толку от него не будет, – недовольно пробурчал Георгий.

Мономах, ничего не сказав, повернул коня к горе, выраставшей в паре сотен шагов от дороги. Красное закатное солнце давно скрылось не только за холмом, но и за краем земли. Свет еще не стал тьмой, однако вокруг густела сизая хмарь, змеиными лентами струился понизу туман. Вверху, в небе, очертания горы были четкими и гладкими – торчала лысая макушка. Граница леса, обрамлявшего ее, проходила где-то ниже и была не видна.

Несда так и остался в хвосте. Княжич и варяг возобновили прерванный разговор.

– Вряд ли английские девы хороши, – поделился сомнением Георгий. – Они, должно быть, бледные и водянистые, как этот туман. Я слышал, что на острове англов всегда стоит туман. А почему ты спрашиваешь об этом?

– Мне, наверное, будут сватать английскую принцессу, – немного разочарованно ответил Мономах.

– Вот это да! Ты породнишься с конунгом Вильгельмом, королем Англии?

– Да нет же. Отец на этого Вильгельма только ругается. Однажды он сказал, что хочет, чтобы моей женой стала дочь Харальда, прежнего короля англов, погибшего в битве с Завоевателем. Пока она еще мала, но через несколько лет войдет в возраст невесты.

– Дочь сверженного короля?! – изумлялся Георгий. – Да зачем?

– Не знаю. Ведь мои дети от нее, скорее всего, не смогут претендовать на английский престол. Слишком далеко находится этот престол, дальше, чем все варяжские страны. Но мне нравится эта мысль – взять в жены принцессу-сироту, лишенную всего. Если же девица окажется дурнушкой… жаль, конечно. И все равно мой долг будет любить ее… как своего ближнего.

Копыта коней ступали по склону холма, пока еще пологому. Вскоре начался лес, редкий внизу горы, но с неприветливым подлеском, неохотно пропускавшим путников. Стал накрапывать дождь, шуршала палая листва. Закликала птица-ночница.

– Чур меня! Чур меня! – то ли ради забавы, то ли всерьез выкрикнул Георгий древнее славянское заклятие.

– Тише ты! – цыкнул на него княжич. – Что если волхв уже там, наверху? Услышит еще. Лучше огня зажги, только несильно.

Варяг, не слезая с коня, отломал от сосны сухую толстую ветку, скупо обмотал тупой конец смоляной паклей из торока.

– Эй, купец, держи.

Несда подхватил брошенный сук. Георгий высек на паклю искру, запалив огонь, и забрал светильник. Озаренный пламенем ближний лес стал не таким пугающим и враждебным. Не норовил больше выколоть ветками глаза, больно хлестнуть по лицу. Только за стволами деревьев, мимо которых проезжали, стало еще темнее, и чудилось, будто там, во тьме, злобится нежить.

Варяг и княжич заговорили вполголоса о ловах и о приемах, годных для охоты на разных зверей: на медведя и на рысь, лося и вепря, тура и оленя. От зверей незаметно перешли к волхву. Измысливали на ходу способы его поимки – чтобы чародей не успел обернуться волком или другой тварью, не призвал на помощь нечистых духов, не сотворил иного колдовства, которое даст ему ускользнуть. В основном старался Георгий. Мономах или молчал, или хмыкал, или строил возражения. Особенно не нравилась ему мысль, что на капище волхвует сам полоцкий Всеслав.

– Если он может перекидываться волком и выходить из поруба, зачем ему возвращаться в заточение?

– Это военная хитрость, чтобы никто ничего не заподозрил до времени.

– До какого времени?

– Вот когда оно настанет, тогда и узнаем какого, – резонно заметил Георгий. – Я бы на месте князя Изяслава сжег это капище, а Всеслава и остальных полоцких волхвов отдал на суд. Они язычники, пускай их судит митрополит. А князь утвердит приговор.

– У тебя, Георгий, все ли в порядке с головой?

– Да как будто не болит. А что?

– То-то и оно, что не болит, – поддразнил варяга Мономах. – Ты боярский сын, а не смерд или раб. Должен знать закон. Ни в Русской Правде, ни в церковном уставе князя Ярослава нет наказания за ведовство и волхвование. Мы не магометаны, чтобы убивать людей другой веры. Их нужно убеждать словом, а не страхом.

– Ага, словом, – буркнул Георгий. – А они тебя топором убедят.

Гора оказалась не так высока, как представлялось снизу. Еще и под дождем не успели как следует вымокнуть, а уже выбрались из леса и поднялись на плешивый верх холма. Верхушка была широкой и неровной, с большими буграми, притом достаточно плоской, чтобы видеть ее из конца в конец. Морось не переставала, но в тучах появилась лохматая прореха, и в нее немедленно сунулось желтое пронзительное око луны. Вместе с луной трое охотников оглядели макушку Лысой горы. Даже без светильника, который Георгий забросил в кусты, чтобы не спугнуть волхва, они отчетливо узрели капище. Мономах предложил подъехать ближе.

Идола окружало восемь рукотворных бугорков. На семи были заготовлены дрова для священного языческого огня, а на восьмом темнело пепелище.

– Вот оно, идолище поганое, – презрительно сказал Георгий.

Княжич на коне переступил границу капища, подъехал вплотную к кумиру и хорошенько рассмотрел его.

– Это не Перун, – молвил он. – Я видел такого в Ростове, в тамошнем Чудском конце. Только тот идол вытесан из камня и намного больше. Просто огромный.

Мономах спрыгнул с седла, носком сапога разворошил груду углей и пепла на кострище. Вспыхнула оранжевая искра и тут же погасла.

– Недавно жгли. – Он поднял с земли комок грязных перьев. – Петуха, что ли, спалили?

Княжич оседлал коня и выехал с капища.

– Это Кривой Велес, подземный бог, покровитель колдунов и песнотворцев.

– Почему кривой? – удивился Георгий.

– Это его имя. От него назвалось племя кривичей. Северная чудь тоже почитает этого бога. У них считается, что он враг Перуна.