Бумер. Повесть

Ангел задумчиво смотрел на Бориса Аркадьевича и, кажется, на что-то решался. Мужчина благоразумно молчал, понимая, что сейчас происходит какое-то важное событие, значения которого он пока не осознавал. Наконец Ангел заговорил:

– Ты как бы умер, сечёшь?.. Рот закрой, ворона залетит… Так о чём это я… Ах, да… Ты умер. И сейчас находишься на переходной полосе… Ну, как в сказке… Направо пойдёшь, коня потеряешь. Налево пойдёшь, любовь обретёшь…

Борис Аркадьевич смотрел стеклянными глазами на Ангела и ничегошеньки не понимал.

– Ау, гараж! Ты хоть слово понял из того, что я сказал?!

Мужчина вздрогнул всем телом и неожиданно прохрипел:

– Так я умер?

– О, дошло, наконец-то, – Ангел вовсю забавлялся. – Обычно быстрее доходит.

– Ты меня не любишь, – вдруг выдал Борис Аркадьевич и залился краской.

– Бааа, краснеет, как девица на выданье… Но ты прав… Не люблю. А за что любить?.. Но пока с признаниями мы немного подождём, если ты не возражаешь…

Борис Аркадьевич не возражал, и Ангел продолжил:

– Так о чем я?…Ах, да… Ты умер и сейчас находишься на переходной полосе. Отсюда есть два пути: в рай и в ад. Куда отправится твоя душонка, будет решать Высший Суд… Хотя мне очевидно, куда ты пойдёшь…

– В рай, да? – глаза Бориса Аркадьевича загорелись и замаслились. – А там прекрасные Девы…

– Ммм, дело ещё хуже, чем я думал… Ладно, милейший. Моя задача была тебя подготовить. Я это сделал. Теперь сиди тут и ожидай Высшего Суда. А я пошёл. Дела, так сказать…

– Погоди, мне что, опять тут сидеть?! Может хоть в другой зал ожидания отправишь? А то от этой серости жутко…

– Ничего, тебе полезно… Нагнать немного жути… Ладно, бывай… Ещё увидимся.

С этими словами свечение постепенно стало меркнуть, пока не исчезло совсем. Борис Аркадьевич снова остался один.

Серость своей тяжестью давила на мозг, и постепенно перед глазами мужчины поплыли жуткие видения: кипящие котлы, черти с плётками, вопящие грешники. Вдруг какой-то особенно противный монстр с кривыми рогами и поросячьим носом, наставив толстый палец на Бориса Аркадьевича, прорычал:

– Ты следующий!

Вскрикнув, мужчина дёрнулся и проснулся. Он лежал на серой земле, скрючившись и заливаясь слезами.

– Не надо, – прошептал он.

– Вставай, любезный, – Ангел с очень серьёзным лицом навис над мужчиной. – Время Высшего Суда пришло.

Глава II. Суд

Борис Аркадьевич с трудом поднялся и огляделся. Он обнаружил себя в огромном сером зале, тускло освещавшимся чадящими свечами. Вокруг круглой арены рядами поднимались кресла, уходившие в свинцовую высь. Размеры зала поражали: ни конца, ни края разглядеть не представлялось возможным. Пока рядом был только Ангел с серьёзным лицом. Он хмуро разглядывал Бориса Аркадьевича, словно противную мелкую букашку, и мужчине показалось, что тот пробурчал:

– И ради кого собирать Высший Суд? Ради этого?! Увольте! В шредер его, и дело с концом…

Борис Аркадьевич поёжился. Как-то не так он себе представлял загробные реалии.

Внезапно вокруг разлилось неверное мерцание, и на креслах один за другим стали появляться Ангелы. Они были невероятно прекрасны, но каждое лицо выражало осуждение и печаль. Перед Борисом Аркадьевичем из ниоткуда появился постамент с тремя высокими креслами, на которых сидели самые древние Архангелы. Их одежды мерцали, создавая дивный ореол. Глаза, глубокие и синие, словно небо, пристально смотрели на мужчину. Стояла звенящая тишина, не нарушаемая ни малейшим шорохом. Почувствовав себя до крайности неуютно, Борис Аркадьевич кашлянул и сказал:

– Эээ, здрасьте…

– И тебе не хворать, – ответил древний Архангел с лицом, напоминавшим печёное яблоко. Он сидел в самом центре и определённо являлся главным.

Снова ненадолго воцарилась тишина, а потом сидящий слева от главного Архангел поднялся и низким голосом произнёс:

– Мы собрались здесь, братья, чтобы судить эту душу. В миру его звали Борис Аркадьевич Лапшин. И его душа черна, черства и почти мертва.

– Позвольте, – запротестовал Борис Аркадьевич. – Я совершенно с вами не согласен! Разве стоял бы я тут, перед вами, если бы… ну, это… самое… был того…

– Уймись! Тебе пока слова не давали, – зашипел прямо в ухо Ангел с серьёзным лицом, – а то точно будешь сейчас… того…

Верховный Архангел гневно зыркнул на нарушителя порядка, и Борис Аркадьевич виновато замолчал. Обвинитель же продолжил свою речь:

– Этот человек использовал данное ему время на земле, чтобы творить зло. Нет ни одного смертного греха, которого бы он не совершил…

Борис Аркадьевич лихорадочно припоминал, какие вообще есть смертные грехи. Верховный Архангел пришёл ему на помощь:

– Он прелюбодействовал.

Гневный вздох на трибунах. Мужчина виновато кивнул.

– Что есть, то есть…

– Цыц, – шикнул Ангел с сердитым лицом. Борис Аркадьевич изобразил, что закрывает рот на замок.

– Он чревоугодничал.

Снова гневный вздох на трибунах. Ангел предусмотрительно глянул на Бориса Аркадьевича, и тот подавился рвавшимися наружу словами.

– Он был бессовестно жаден и завистлив…

Архангел ещё что-то говорил, трибуны согласно вздыхали, а Борис Аркадьевич размахивал руками, призывая дать ему слово. Ангел зажал мужчине рот ладошкой и не давал пошевелиться.

«И откуда в таком тщедушном создании столько силы?», – недоумённо подумал Борис Аркадьевич.

– Кроме всего перечисленного представшая перед нами душа обвиняется и в нарушении священных заповедей. Ни одну из них он не считал руководством к жизни. Он лгал и крал, не почитал отца своего и мать, он наговаривал на ближних и убивал…

Глаза Бориса Аркадьевича полезли из орбит. Он отчаянно замотал головой, отрицая сказанное. Кого он убивал?! Никогда! Ни разу он не поднял руку ни на одного человека! Едва сумев вырваться из рук державшего его Ангела, мужчина заорал дурным голосом:

– Неправда! Я требую прекратить этот фарс! Вы наговариваете… на безвинного человека…

Глаза Верховного Архангела превратились в ледяные щелочки, и он вкрадчиво произнёс:

– Ой ли?

А потом, обратившись к взиравшей на него аудитории, зычным голосом вскричал: