Секрет черной книги

Они жили в спальном районе на одной из конечных станций столичной ветки метро. В ту пятиэтажку родители въехали в год, когда родилась Вера, и довольно быстро подружились с соседями по площадке – молодой парой, которая свою квартиру получила в качестве свадебного подарка от родственников с обеих сторон. Вначале сдружились молодые женщины, оказавшиеся ровесницами, а следом уже и их мужья нашли общие интересы. Лет до четырех Вера так и считала соседку своей родной теткой, так как та всегда оставалась с нею, когда маме нужно было сбегать в парикмахерскую или когда родители вечером уходили в кино. Своих детей у соседей Нечаевых не было, и причина тому была медицинская, как потом, уже годы спустя, обмолвилась мама. Поэтому тетя Вита Нечаева нянчилась с маленькой Верой как с дочкой, постоянно делала ей подарки. То «гэдээровскую» куклу принесет, то игрушечную коляску, то красивое платье, то просто шоколадку. Соседка работала в большом универмаге и заведовала одной из секций, поэтому имела возможность что-то «припрятать» из полученных дефицитных товаров, которые частенько и не доходили до прилавков, а распределялись по родственникам и знакомым. Ее муж, несмотря на молодость, тоже занимал неплохую должность на производстве. Они оба, муж и жена, происходили из небедных семей, в которых были и дачи, и служебные машины, и дефицитные продукты по спецзаказам. Однако не кичились происхождением и были на равных со своими менее состоятельными друзьями. Как-то соседка рассказала маме Веры, что и брак их был тоже тщательно спланирован родственниками с обеих сторон, но, несмотря на это, в их семье присутствовала любовь.

Когда Вере исполнилось пять лет, у соседей появилась вначале дача, а потом и машина – новенькие «Жигули». И Вера с родителями стали частыми гостями на даче. Это даже превратилось в традицию: во второе и последнее воскресенье каждого летнего месяца отправляться за город семьями, жарить шашлык, купаться, если погода позволяла, в местной быстротечной речушке. Так прошло почти два лета, и вот наступила суббота, предшествующая тому последнему воскресенью августа. В квартире Веры активно велась подготовка к предстоящему выезду. Папа готовил удочки и собирал большой рюкзак, в который свободно помещалась дочь. Сосед во дворе мыл машину. Мама мариновала дефицитное мясо, которое принесла тетя Вита на шашлыки (считалось, что маринад у мамы выходит куда лучше). Соседка же на их кухне резала крупными кольцами луковицы, которые мама затем голыми руками вдавливала в сырое мясо в эмалированной кастрюле. Все находились в радостном предвкушении предстоящей поездки. И только Вера, которая всегда больше всех радовалась этим путешествиям, сидела в комнате и не выходила на кухню, хотя обычно во время сборов вертелась рядом.

– Что с тобой? – спросила мама, зайдя с соседкой в комнату. – Ты не заболела случайно?

– Нет! – буркнула девочка и залезла под покрытый скатертью с кистями стол в комнате – свой «домик», в котором пряталась, когда на что-то обижалась. Тетя Вита, присев на корточки, заглянула под скатерть и посулила надувшейся девочке пупса-младенца. Но Вера молчала и лишь сверлила молодую женщину взглядом, который той показался вдруг таким страшным, недетским, что она отпрянула.

– Почему она на меня так смотрит? – растерянно пробормотала соседка, вставая на ноги и обращаясь уже к матери Веры.

– Оставь ее, Вита, – вздохнула та. – Подуется и отойдет. Вот увидишь, завтра будет скакать и бегать как ни в чем не бывало. Стрекоза!

– Я не хочу ехать! – выкрикнула из своего укрытия девочка. – Не хочу! Не хочу!

– Но почему? – тут уже растерялась мама. Вера забилась в дальний угол, но даже оттуда ей были видны обутые в пушистые тапочки ноги мамы, которые потоптались рядом со столом, будто в нерешительности, а затем мама, как перед этим – тетя Вита, присела на корточки и заглянула под стол. Испачканные в рассоле руки она держала на весу, развернув их тыльной стороной кистей от себя, и от них исходил острый и аппетитный запах уксуса и лука. Вера сглотнула слюну: ей представилось, как папа готовит пропитанное соусом мясо, дым, подхватываемый ветром, разносится далеко за пределы дачи, щекочет ноздри, вызывает урчание в животе. Воображаемый запах приготовляемых шашлыков смешался с запахом бензина и кожи, который витал в салоне машины соседей, с запахом речной свежести, земли и травы, и на мгновение девочкой овладела та неожиданно утраченная сегодня радость от предстоящей поездки. Вера уже подалась вперед к матери, как это ощущение сменилось другим, и девочка отшатнулась, вжавшись в стену и втянув голову в плечи от охватившего ее ужаса. Он, подобно смерчу, затянул ее в тугую воронку, сжал, словно в тисках, так что Вере стало трудно дышать. Аппетитный аромат шашлыков сменился тошнотворным запахом, который девочка не смогла идентифицировать, а глаза вдруг застило черно-красное марево.

Что было потом, Вера не помнила. Очнулась она уже в своей постели, одетая все в то же платье и обутая в тапочки. Рядом стояла встревоженная и заплаканная мама, а отец сидел на кровати, положив дочери жесткую ладонь на лоб.

– Пришла в себя? – тревожно спросила соседка, также находившаяся в комнате.

Отец, не глянув на нее, кивнул.

– Может, вызвать врача?

– Не надо, – испуганно отозвалась Вера. Чувствовала она себя лучше, только слегка кружилась голова да все не отпускал тошнотворный запах, след которого будто повис в воздухе.

– Я не хочу ехать! – жалобно проговорила Вера, глядя отцу в глаза.

– Хорошо, не поедем, – кивнул тот и растерянно оглянулся на жену. – Температуры вроде нет. Может, она съела что-то не то? Вера, у тебя болит живот?

Она качнула головой.

Ее переодели в пижаму и уложили спать раньше времени. Вера лежала одна в комнате, следя за тенями на потолке, которые превращались в страшные фигуры. Не помогало даже зажмуриться: тени тут же трансформировались в ее воображении в яркие, напитанные красками картины, такие ужасные, что Вера боялась вздохнуть. Надо было бы позвать маму, попросить ее посидеть рядом, но мама была занята на кухне: заканчивала что-то упаковывать, шуршала бумагой и целлофановыми пакетами. Папа продолжал тихонько шебуршиться в коридоре, докладывая в рюкзак необходимые для пикника вещи. А Вера, глядя в потолок, на котором тени наконец-то начали сливаться в одно сплошное темное пятно, глотала слезы, но уже не столько из-за страха, сколько от осознания того, что родители не вняли ее просьбам и продолжают как ни в чем не бывало сборы. Она так и уснула – заплаканная, напуганная, совершенно не успокоенная, а просто сраженная усталостью. Но отдыхала она недолго, вскоре проснулась с жаром и тогда уже жалобно позвала маму.

Температура, несмотря на лекарство, так и не спала к утру, и внезапная болезнь дочери очень расстроила родителей. В семь утра, как и было условлено, в дверь позвонила соседка. Вера, лежа в постели, слышала, как мама огорченно говорит подруге о заболевшей дочери, затем выносит с кухни кастрюлю с замаринованным мясом, желает хорошо провести день и закрывает дверь. Девочка только тогда спокойно выдохнула, повернулась на бок, прикрыла глаза и наконец-то провалилась в сон. К тому времени, когда пришел участковый педиатр, температура у нее уже спала сама по себе. Врач осмотрел девочку и не нашел даже признаков простуды или гриппа, но порекомендовал еще день постельного режима. Выспавшейся Вере принесли по ее просьбе карандаши и альбом, и она прямо в кровати занялась рисованием. Только выходили у нее в этот раз совсем не принцессы, а другие картинки. Закусив губу, она размашисто черкала карандашом по листу, оставляя резкие штрихи, и не могла остановиться, будто некто водил ее за руку.

– Не переутомляйся, – сказала, войдя в комнату, мама. Вера машинально кивнула и сменила черный карандаш на красный. Когда закончила штриховать лист, почувствовала себя такой уставшей, словно рисование отняло у нее все силы. Она прикрыла глаза и с удовлетворением отметила, что страшные образы уже не атакуют ее, словно остались на бумаге. И в это время раздался телефонный звонок. Вера услышала, как мама вышла в коридор, сняла трубку и сказала: «Алло!» А затем, после недолгой паузы, в которую, видимо, выслушивала то, что ей говорили, вскрикнула и запричитала. Вера осторожно встала с кровати и, подойдя к двери, замерла. Мама уже не причитала. С трубкой в одной руке и телефонным аппаратом в другой она присела на край тумбочки и, слушая то, что ей говорят, изредка кивала, словно невидимый собеседник мог ее видеть, и шепотом поддакивала. Лицо у нее было растерянным и испуганным, на щеках блестели слезы.

– Да-да, конечно, конечно… До свидания! – попрощалась мама и аккуратно соединила, будто они были половинками, трубку с аппаратом, подержала телефон в руках и затем тихонечко поставила его рядом с собой на тумбочку.

– Кошмар какой. Какой кошмар, – пробормотала она, медленно встала и, не заметив дочери, вышла в комнату, в которой отец смотрел телевизор. Вера на цыпочках шмыгнула следом за мамой. Ощущение случившейся беды тянулось из коридора в комнату шлейфом, как запах душных духов, и в ближайшие моменты грозило окутать всю их небольшую квартиру целиком. Мама прошла к телевизору и выключила его.

– Нечаевы погибли, – сказала она, повернувшись к медленно встающему из кресла отцу. – Сейчас позвонили. Лобовое столкновение с бензовозом. На месте… Там, говорят…

Голос ее дрогнул, и она, некрасиво искривив рот, срывающимся голосом добавила:

– Если бы Верочка не заболела…

Вера тихо развернулась и вышла из комнаты. Ее вдруг бросило в жар, словно она оказалась рядом с пожаром, и страшные картины вновь возникли перед глазами: яркие всполохи и черный дым. Ее замутило. Вера с трудом добрела до своей кровати, не в силах даже позвать на помощь маму, и ничком легла в постель. Ей не нужно было расспрашивать родителей, удивляться, почему они такие расстроенные, спрашивать, что случилось с тетей Витой и дядей Лешей. Она поняла, что ни тетя Вита, всегда такая красивая и пахнущая вкусными духами, не придет к ним в гости и не принесет обещанного пупса-младенца, ни дядя Леша никогда больше не будет мыть во дворе свою машину.

Постепенно дурнота стала отпускать, уводя за собой образы, как отступающая разгромленная армия. Вера лежала и ждала, зайдет ли к ней мама или нет. Может, если бы мама в тот момент пришла к ней, девочка рассказала бы ей о том, что случилось с нею. Но мама все не приходила и не приходила, и Вера, не дождавшись, уснула. А утром она уже проснулась абсолютно здоровой.

…Вера припарковала машину и быстро шмыгнула к себе, надеясь, что соседки ее не заметят и не отвлекут расспросами. Разговаривать с кем-либо сейчас ей не хотелось. Дома она умылась на кухне холодной водой, а затем включила электрический чайник. В ожидании, когда закипит вода, порылась в сумочке в поисках сигарет. Курила Вера очень редко, одна и та же пачка, забытая, могла лежать в ее сумке месяцами, пока хозяйка не вспоминала о ней после какой-нибудь особо тяжелой смены.

Вера извлекла из маленького отделения сумки пластмассовую зажигалку, а затем, думая, что это пачка, – черную книжечку. Надо же, а она совсем забыла о ней! Вера повертела блокнот, данный ей Валентиной Кузьминичной, а затем пролистала его. Ничего интересного внутри не оказалось, только несколько телефонов, вероятно, близких знакомых старушки. Правильно было бы позвонить по ним и сообщить о кончине Кузьминичны. Вероятно, она именно этого и хотела.

Клацнула клавиша вскипевшего чайника, но Вера уже набирала со своего мобильного первый номер – некой Марии Синицыной. Следом последовал номер Галины Старополовой. Обзвонив почти всех указанных в книжке людей, Вера отложила телефон, налила в чашку кипятка и опустила в него чайный пакетик. Ни сил, ни терпения заваривать чай по всем правилам не осталось, ей хотелось сладкого и горячего чаю немедленно.

Звонки оказались неплодотворными и привели Веру в легкое недоумение. Мария Синицына ответила, что никакой Валентины Кузьминичны не знает. Телефон Галины Старополовой оказался отключен, как и телефон некой Яны без указанной фамилии. А по номеру, значившемуся в книжке как телефон Сергея Петрова, ответила женщина и кратко сообщила, как и Мария Синицына, что ни с какой Валентиной Кузьминичной не знакома, а Сергей Петров скончался. После чего собеседница, не прощаясь, повесила трубку.

Вера отставила пустую чашку и закурила. По двум телефонам, которые сейчас оказались отключенными, она решила перезвонить позже. Оставался еще один номер, записанный на последней странице. Вера докурила сигарету до середины, затушила ее о край блюдца и вновь взяла со стола мобильный.

Ей долго не отвечали, и когда она уже собралась отключить вызов, в трубке наконец раздалось сонное «алло», произнесенное мужским голосом. Похоже, она разбудила владельца голоса. Вера почувствовала себя неловко, но произнесла то, что говорила и предыдущим абонентам:

– Здравствуйте! Простите за беспокойство. Ваш номер записан в телефонной книжке Светловой Валентины Кузьминичны.

– В чьей книжке? – перебили ее. Вера вздохнула про себя: и этот человек тоже не был знаком с покойной.

– Валентины Кузьминичны Светловой…

– А кто это? – с недоумением спросил собеседник.

– Это… – начала Вера и осеклась. – Простите, я зря вам позвонила. Валентины Кузьминичны не стало вчера, и я обзваниваю ее знакомых.

– Но мы с ней не знакомы.

– Да-да, я уже поняла. Простите за беспокойство.

– Да нет, ничего. Примите мои соболезнования.

– Спасибо, – ответила Вера и не стала пояснять, что Валентина Кузьминична не приходилась ей родственницей. Она почему-то вдруг уцепилась за голос безымянного собеседника, как за руку друга, и не желала его отпускать. Но мужчина, проговорив дежурные слова, уже попрощался, и в трубке раздались гудки. Вера еще какое-то время их послушала, будто не веря в то, что ее оставили одну, а затем аккуратно положила мобильный на стол. Интересная вырисовывается картина. Два человека, чьи телефоны были внесены в книжку Валентиной Кузьминичной, заявили, что не были с ней знакомы. Один человек умер. По двум номерам, по которым не удалось дозвониться, Вера решила перезвонить позже.

Возможно, Кузьминична внесла в книжку полезные контакты вроде порекомендованных ей кем-то парикмахера и маникюрши, а не телефоны своих знакомых. Другого объяснения Вера не могла подобрать, как и не могла понять, зачем все-таки старушка оставила ей этот блокнот. Вера еще раз пролистала его, внимательно рассматривая каждую страницу, даже посмотрела некоторые из них на свет, будто желая найти водяные знаки, но ничего интересного не обнаружила. Не звонить же адресатам опять с вопросом: «кто вы?» А Валентину Кузьминичну уже и не спросишь… Старческая причуда? Маленький «сувенир» на память? Может быть, и так.

Вера сполоснула чашку и блюдце под краном и убрала посуду по местам. Затем открыла окно, чтобы проверить кухню от дыма, и выставила на будильнике время: хоть следующая ночь и была у нее выходной, не хотелось проспать до позднего вечера и потом мучиться бессонницей.

Уснула она практически мгновенно, не погрузившись мягко в сон, а упав в него, словно в яму. И, может быть, пробыла бы в его черноте до звонка будильника, если бы не возникшие вдруг помехи в виде шорохов, скрипа приоткрывшейся двери и тихих шагов. Вера распахнула глаза и резко села на кровати. Спальня была пуста, и она с облегчением выдохнула: приснилось. Сон без видений, но с «озвучкой». Но тем не менее преодолела желание вновь лечь и решила проверить, все ли в порядке в доме. Однажды, вернувшись очень уставшей с работы, Вера забыла запереть дверь, и соседский кабан Петька пробрался в дыру в заборе и забрел в ее дом. Ох она и перепугалась тогда, проснувшись от довольного хрюканья и тыканья холодного пятачка в руку! Лучше проверить сейчас, не открыта ли дверь. О том, что забраться к ней мог человек, Вера даже не подумала: поселок был тихим и уединенным, без случаев криминала. И в этот момент вновь послышался шорох. Вера резким движением распахнула дверь и увидела метнувшуюся к открытому окну тень. От неожиданности Вера не успела закричать и замерла на пороге безмолвной статуей. Опомнилась лишь тогда, когда со двора донесся шум мотора. Она бросилась к двери, откинула щеколду и прямо в пижаме выскочила на улицу. Вера еще успела увидеть, как от ее двора по дороге, поднимая облачка сухой пыли, уезжает на большой скорости черный джип, но номера его уже не разглядела. Вот дела… От мысли, что в то время, пока она мирно спала, кто-то с неизвестными намерениями ходил по ее дому, может быть даже заглядывал в спальню, прошиб пот. Вера вернулась в дом и кинулась проверять, все ли на месте, ничего ли не украли. О том, что воришки вряд ли будут ездить на таких крутых машинах, Вера подумала уже когда убедилась, что и ее немногая наличность, которую она хранила прямо в кошельке, и ноутбук с мобильным телефоном на месте. Кажется, ничего не украли. Вера выдохнула с облегчением, однако по-настоящему не успокоилась: если цель неизвестных «посетителей» была отнюдь не нажива, то тогда зачем к ней забрались через открытое окно? Она бросила взгляд на стол и вдруг обнаружила, что забрали черную книжечку, которую ей отдала Валентина Кузьминична. Зачем? Что в этом блокноте такого ценного?

Спать больше не хотелось. Вера переоделась в домашние шорты и футболку, сделала на кухне бутерброд и вышла в сад. Подставляя бледное лицо яркому солнцу, она неторопливо завтракала, при этом не переставая думать о том, что произошло. Ощущение, что ей дали всего лишь несколько пазлов из картины, не оставляло ее, и тем не менее она все же пыталась сложить из них кое-какую картинку.

Начались загадки с визита странного мужчины, который невероятным образом исчез, будто просочился в щель, улетел в форточку или растворился в воздухе. Кто он и что искал? Тот же вопрос можно отнести и к сегодняшним визитерам. И что такого ценного в черном блокноте?

Вера отряхнула колени от крошек и встала с полотенца. Стебли скошенной травы кололи ступни, но она, погрузившись в раздумья, не замечала этого и нарезала круг за кругом по небольшой лужайке между домом и грядками с зеленью. На газон упала тень от набежавшего на солнце облака. Вера, не прекращая кружения, мельком взглянула на небо: похоже, меняется погода, вон как затягивает синеву облаками. Погода менялась стремительно: еще полчаса назад Вере было жарко в майке и шортах, а сейчас она ежилась от поднявшегося ветра и с тревогой поглядывала на темнеющее небо. Быть дождю, не иначе. Ну что ж, лето тут такое, капризное, то дарит многообещающие улыбки, то в одночасье меняет настроение и выливает недовольство дождем. Вера подняла с травы полотенце и ушла в дом переодеться в соответствующую погоде одежду. Надо бы обобрать до дождя яблоки и отнести их, как обещала, вместе с сахаром бабе Шуре.

Вечер Вера провела в гостях у соседки, угощаясь молодой картошкой с солеными грибами и потом чаем со сладким пирогом. Баба Шура была мастерица не только варить вкусное повидло, но и печь пироги. Вернулась к себе Вера уже поздно, когда темнота скрыла очертания окрестностей. Она бегом пересекла соседский двор, согнувшись под хлещущим по спине дождем и загораживая собой миску с остатками пирога, без которого баба Шура не согласилась ее отпускать. Откинула щеколду на калитке и вбежала в свой двор. Как раз вовремя, потому что в этот момент оглушительно громыхнуло и небо озарила яркая молния. Вера испуганно втянула голову в плечи: грозы она боялась с детства. И этот страх не прошел, даже когда она повзрослела.

* * *

Ночью разыгралась буря: ветер гнул деревья, срывал с них охапками листья и швырял их в окно. Дождевые капли выбивали по подоконнику частый ритм, под который можно было сплясать дикарский танец, призванный вызывать духов. Темноту ночи то и дело вспарывали всполохи молний. Громыхало оглушительно и рядом, словно громовержец Илья прознал про черные планы и метал молнии в желании сжечь дом, в котором находилась опасная книга. Его гневом полыхало небо, как при пожаре. А может, где-то молния уже и попала в дерево и превратила его в пылающий факел.