Учимся анализировать художественный текст. Учебно-методическое пособие

И вот, каким-то обаяньем,
Туман, свернувшись, улетел,
Небесный свод поголубел
И вновь подернулся сияньем…

И всё опять зазеленело,
Всё обратилося к весне…
И эта греза снилась мне,
Пока мне птичка ваша пела. Первая половина 1860-х гг.

Вопросы

Каков художественный смысл эпитета «ржавый»? В какие смысловые отношения с другими словами (в плоскости цветовой семантики) вступает этот эпитет? Как такое свето-цветовое семантическое поле отражает душевное состояние лирического героя?

Комментарии

Эпитет «ржавый» помимо своего прямого цветового значения содержит дополнительный смысловой оттенок «разрушения, умирания». Более того, яркий (очевидно, насыщенно-оранжевого оттенка) цвет листьев затушевывается, бледнеет, оказываясь в контексте световых слов мрачной, размытой, «бесцветной» семантики: день потухающийдымился, ночь, туман. Таким образом, свето-цветовое семантическое поле первой части стихотворения (до союза «но») репрезентирует холодное, грустное состояние природного мира. Во второй части, антитезной первой, мы видим антонимичное свето-цветовое семантическое поле: туман улетел; (небесный свод) поголубел, подернулся сияньем; зазеленело. Пейзаж наполнился светом и цветом. Идея весеннего возрождения жизни противопоставлена идее осеннего умирания, содержащейся в эпитете «ржавый».

Свето-цветовое наполнение двух «пейзажей» (в первой и второй частях стихотворения) отражает не только эмоциональное восприятие их лирическим героем, но и эмоциональное состояние души самого лирического героя. В первой части это выражено эксплицитно: все «было холодно-бесцветно, <…> грустно-безответно» и для глаз, и для сердца (эпитет «ржавый» также имеет контекстуальный смысл особого душевного состояния). Звук живой природы (пение птички) возвращает лирического героя к ощущению полноты жизни. Более того, этот светлый пейзаж существует только в воображении лирического героя – в его душевном мире («И эта греза снилась мне»).

Интересно проанализировать художественную семантику определения «ржавый» в стихотворении М.И.Цветаевой «Когда гляжу на летящие листья…», где поэтическим контекстом актуализирована сема «забытый, ненужный».

Примером иного принципа взаимосвязи световых слов и душевного мира лирического героя является стихотворение А. С. Пушкина «На холмах Грузии…». Напомним начало произведения:

На холмах Грузии лежит ночная мгла,
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко: печаль моя светла,
Печаль моя полна тобою…

При анализе этого стихотворения необходимо ответить на вопрос: Как световое семантическое поле текста раскрывает поэтическую идею?

Комментарий

Световое семантическое поле стихотворения имеет два полюса: мгла – светла (это акцентировано рифмой). При этом мгла – атрибут внешнего мира (художественное время – ночь), свет же характеризует сферу душевной жизни лирического героя, где даже «темное» чувство (печаль) становится светлым. Такое соотношение световых слов отражает особое поэтическое мировосприятие, состояние духовной гармонии пушкинского лирического героя – даже вопреки внешней тьме.

В стихотворном тексте нередко выделятся какая-либо семантическая группа слов, на которую ложится основная идейная нагрузка. Например, в стихотворении В.С.Соловьева «В тумане утреннем неверными шагами…» (текст стихотворения ниже) широко представлена семантическая группа слов с общим значением «неопределенность, неосязаемость, бесплотность»: туман, таинственные и чудные берега, неведомые боги, неведомая страна, грезилося, заветный храм, а также далеко (два раза), неверные, новые, приобретающие это значение контекстуально. Смысл данных слов образует ядро семантического поля стихотворения, в котором отразилось символистское восприятие внешнего мира как оболочки, скрывающей истинную – т.е. таинственную, заветную – сущность явлений.

Фонетический уровень языка

Текст стихотворения рассчитан на произношение, поэтому не последнюю роль в выражении идеи играют фонетические особенности. В качестве примеров использования фонетических возможностей стиха возьмем два текста.

В стихотворении А. А. Блока «Незнакомка» с точки зрения фонетики интересны две строфы (начинающиеся с «И каждый вечер…»), в которых появляется образ Незнакомки. Именно в этих строках исчезает резкий, громкий [р] (встречается только по одному разу в каждой строфе, тогда как в предыдущих шести строфах – почти по пять раз), появляется аллитерация на плавные [м], [н], [л]. Все это приглушает и замедляет «шумный» стремительный ритм начала стихотворения, где речь идет об окружающей поэта пошлой, ненужно суетной, бездуховной действительности. Такая смена звучания стиха усиливает контраст прекрасного, чистого образа с низкой реальностью.

Интересно использована звукопись в стихотворении В. В. Маяковского «Хорошее отношение к лошадям». В звуковой игре начала стихотворения:

– Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб. —

весь драматизм лирического сюжета. Подтекст этих звуковых соответствий примерно следующий: «лошадь, ограбленная, обделенная человеческим со-участием», «отношение толпы к лошади – отношение как к неживому объекту», толпа «грубая, бессердечная». Звукопись строки «смех зазвенел и зазвякал» (повтор [з], [зв]) передает неживой, словно металлический смех людей, являющийся реакцией на горе (при этом та же звукопись – в строке-назывании толпы: «за зевакой зевака»).

Задание: найти стихотворения русских поэтов, в которых звукопись помогает выразить идейное содержание.

Словообразовательный уровень языка

Словообразовательными особенностями богаты стихотворения В. В. Маяковского, поэтому в качестве тренировки умения анализировать этот уровень языка поэтического текста целесообразно предложить задание найти в поэзии В. В. Маяковского словообразовательные особенности, приобретающие особый художественный смысл, рождающие необычные яркие образы.

Комментарии

Морфемные особенности слов могут выполнять в художественном тексте особую авторскую задачу. Так, в стихотворении В. В. Маяковского «Хорошее отношение к лошадям» от равнодушия и черствости обывательской толпы у лошади

за каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти…

Употребление суффикса -ищ-, во-первых, подчеркивает степень горя, отчаяния и обиды лошади, во-вторых, показывает масштаб значимости ситуации: для лирического героя это не просто частный случай непонимания, но показатель серьезной духовной проблемы современного ему общества.

Особое внимание должно уделяться случаям авторского словообразования.

Слово поэтом может образовываться с помощью «неправильного» аффикса, что рождает определенный подтекст произведения. В стихотворении В. В. Маяковского «Нате!» от существительного поэт образовано прилагательное с помощью суффикса -ин-:

Все вы на бабочку поэтиного сердца
Взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.

На прямой смысл этого слова – «сердце поэта» – накладывается дополнительный, благодаря звуковой параллели со словом паутинный <паутина (попавшая в нее бабочка будет тщетно пытаться высвободиться). Сердце поэта часто оказывается такой бабочкой – запутавшейся среди грубости, черствости обывателей. Своим стихотворением автор показывает то, что он рвет паутину бездушной обывательщины.

В стихотворении «Скрипка и немножко нервно» В.В.Маяковский путем сложения основ образует яркое определение геликона – меднорожий, что является не только указанием на материал, из которого сделан музыкальный инструмент, но и метафорической характеристикой холодного, безучастного отношения окружающих к лирическому герою, который так же, как скрипка, орет – а доказать ничего не умеет.

Морфологический уровень языка

В стихотворении слова определенной частеречной принадлежности могут выполнять особые художественные функции; поэтический смысл текста часто «неравномерно» распределяется между частями речи. Так, в стихотворении М. И. Цветаевой «Идешь, на меня похожий…» основная смысловая нагрузка ложится на глаголы, отглагольные образования.

***
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала тоже!
Прохожий, остановись!

Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет —
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.

Не думай, что здесь могила,
Что я появлюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!

И кровь приливала к коже,