Тайна Пушкинской улицы

– Вы хотите мне что – то сказать? – на девушку смотрел пожилой господин и многозначительно подмигивал.

– Анита? – обрадовалась Оксана и от радости схватила деда за рукав.

Тот ещё больше повеселел.

– Очень приятно, а я Пётр Петрович. Городки, – увидев абсолютное непонимание, с охотой пояснил. – Городки – игра такая. Вон ребята играют.

Резная деревянная палка потянулась в сторону стадиона. Там, около трибун, люди, чей преклонный возраст с трудом позволял наклоны, играли в какую – то странную, не виданную ранее Оксаной игру. Из обкатанных палочек строились затейливые фигурки, которые в последствии разбивались такой же деревяшкой. Каждый бросок сопровождался шумом, смехом и улюлюканьем.

– Я лучший, – громко продолжил Пётр Петрович. – Вот так. А за молодого человека не переживайте. Сердиться на такую красавицу – преступление.

– Откуда Вы знаете? – спросила Оксана и поправилась. – Про молодого человека? – она уже уяснила, что перед ней не радужная девушка с анютиковыми глазами, а совершенно посторонний человек.

– Заметил, – пожал плечами пенсионер. – Он вон там прячется, – Пётр Петрович выразительно подался в сторону, кося глазами. – Я давно за вами наблюдаю. Красивая пара. Только робкий он у Вас.

– Робкий? – заоглядывалась Оксана, ища Ежа. – Но никого, кто бы хоть отдалённо его напоминал, не было в помине. – Я лучше пойду, – проговорила девушка, прощаясь.

– В сквер отправился. Туда, – любезный старичок указал на удаляющуюся широкоплечую спину.

Пётр Петрович Ибис был стар, но внимателен. Как всякий пожилой человек, он хотел вернуть свою молодость и потому живо наблюдал за чужой, принимая в ней самое активное участие.

Проводив взглядом удаляющуюся фигуру, он вздохнул. По возрасту Оксана годилась ему во внучки, которой у Ибиса до сих пор не завелось. По данному поводу вместе со своей женой Верой Сергеевной, пенсионер провёл не одну интригу, но невестка с сыном, занятые исключительно карьерами, даже в планах не держали пункт о пополнении семейства. Вот и ходил Пётр Петрович, вглядываясь в каждую детскую фигуру, пытаясь представить, каким было бы выражение носа, губ, ушек у его родного и любимого.

– Привет, – проговорил один из карапузов, копошащихся в песочнице со стандартным грибом. Он занимался ямкой. Вернее, это была уже не яма, а нора, так глубоко ребёнок врылся в землю. Его личико выглядело сосредоточенным: брови сдвинуты, глаза озабочены, верхняя губа наползла на нижнюю. Иногда малыш отдыхал, а с ними отдыхала и синяя лопатка.

– Пол-Земли прокопаешь. До полюса дойдёшь, – шутя, заметил Пётр Петрович, довольный, что мальчуган с ним заговорил.

– Не дойду, – поддержал беседу играющий.

– Полюс в другой стороне. – А там, – лопата указала в дыру и принялась снова её углублять, складывая появившуюся глину в сторонку, – лава.

– А зачем тебе лава? – старик опёрся о палку, наклоняясь вперёд.

Мальчуган хотел было ответить, но передумал.

– Не скажу, – проговорил он, хмурясь.

Как у всех детей, особенно четырёхлетних, у него одно увлечение быстро сменялось другим. Так, за следующие двадцать минут разговорчивый ребёнок поиграл на деревянной горке, покачался на качелях, повозил большущий самосвал и вернулся на скамейку к Петру Петровичу Ибису.

– А где твой внук? – просто так поинтересовался подошедший, зная во дворе всех ребят.

– Мой ещё не появился, – философски заметил пенсионер. В голосе его чувствовалась грусть, понимаемая детьми, скорей, на подсознательном уровне.

– Почему? – продолжал спрашивать любознательный малыш.

– Тебя как зовут?

– Гриша.

– Он ещё не созрел, Гриша, – нашёлся, что ответить Петр Петрович. – Как ягодки. Сперва зелёные, потом красные. После осыпаются.

Ребёнок вскочил, схватив обратно лопатку.

– Значит, я осыпался, – сделал он для себя вывод. – А почему тогда мама сказала, что родился?

Пётр Петрович попал впросак. Оказалось, что с детьми разговаривать вовсе непросто.

– А может ты и родился, – пошёл пенсионер на попятную. И чтобы как-то миновать скользкую тему, пожилой человек похвалил Гришину дудочку. —

Красивая. И, наверное, хорошо играет, – заметил он, протягивая руку к инструменту.

Детские игрушки стали удивительно яркими. Не в пример детству Петра Петровича. Дудка была белой с клавишами различных цветов: синими, красными, жёлтыми и зелёными.

Когда пенсионер взял в руки детскую забаву, он не сразу понял адресованный ему вопрос.

– А кувшинчик? – маленький Гриша, недоумённо глядел на Петра Петровича.

– Не понял, – пальцы пенсионера положили забаву на место.

– Как же? – по – своему удивился ребёнок. – Я вам дудочку – вы мне кувшинчик. Я вам кувшинчик – вы мне дудочку. Надо меняться.

– Но у меня нет кувшинчика, – усмехнулся Петр Петрович, оценивая, как быстро дети адаптировались к рыночным отношениям.

Гриша ничего не сказал, но дудочку спрятал за спину.

Ещё через час малышня из двора исчезла. Стрелки часов еле поспевали за временем. Наступил обед, и все старательные родители должны были своих чад накормить и отправить спать.

Пётр Петрович остался во дворе один. Вернее, не во дворе, а вблизи песочницы.

– Играешься, Петрович? – смеялась бабка Фёкла, развешивая на верёвках бесконечное бельё.

Хоть она и была моложе Ибиса десятка на полтора, выглядела точно как он. Фёкла сама заметила, что когда человеку за семьдесят пять, тот становится похожим на всех ему подобных. Одинаковые морщины, одинаковые радости.

Ибис поприветствовал соседку, не заметив, как за ним из окна наблюдает Вера Сергеевна, тщетно подающая какие-то знаки. Внимание Петра Петровича привлекла оставленная одним из деток игрушка. Это был симпатичный паровозик изумрудно-зелёного цвета, тяжёлый, сделанный навроде копии с натурального – так были соблюдены все детали, с неприсущей обычным изготовителям тщательностью. Паровозик умещался на ладони, и если сжать пальцы, мог быть абсолютно незаметен.

Ибис обернулся по сторонам. Вокруг никого не было. Игрушка манила. “Кто сказал, что взрослые не любят играть?” – думал пенсионер, поглаживая эмаль на колёсах чудо – паровоза. И труба ему нравилась. Раньше, давным-давно, по железным дорогам бегали только такие железные друзья, правда, с красными звёздами, нынче все стоящие на запасном пути. Пётр Петрович сам видел, переезжая из одного города в другой.

– Я его зову, зову, – раздалось сзади так неожиданно, что пожилой мужчина вздрогнул, опрокинув вещицу. – Он для Фёклы внимание нашёл, а для жены – нет. Уж все дети разошлись, один ты в песочнице остался, – подтрунила Вера Сергеевна, уперев руки в бока.

– Иду, иду, – начал подниматься Пётр Петрович, опираясь на палку, а другой рукой захватил паровоз.

– Это ещё что? – протянула ладонь Вера Сергеевна.

Муж показал игрушку издали.

– Завидно стало? Мне его подарили, – заявил он, отводя глаза.

Но супруга своего любимого знала достаточно долго.