Исповедь детдомовки

– Ань, ну, не лучший совет ты даешь ребенку.

– Да она все равно тупая, не поймет.

Я Анну все-таки послушала и на следующий день в садике прокусила обидчику ногу до крови. Потом мальчика в другой сад перевели. От меня, наверное, подальше.

Вообще о моем состоянии здоровья особо не беспокоились. Привести меня в сад с высокой температурой было нормой. Однажды к тихому часу я стала плохо соображала, жаловалась на сильную головную боль. Воспитатель вызвала скорую и оповестила родителей. По приезду фельдшер осмотрела меня и сделала укол. Она была еще тем «подарком жизни», сделав мне укол так, что впоследствии развился абсцесс.

Судя по медицинской карте, первую операцию мне сделали в шесть лет. В тот день Анна тащила меня в сад, а я в очередной раз жаловалась на свое состояние здоровья.

– Заткнись, тварь, опять придумываешь, – сквозь зубы отвечала она на мою мольбу.

– Мам, мне сидеть больно, честно.– плача говорила я

Она положила меня на стул и, оголив мою пятую точку, только замахнулась рукой, чтобы всыпать мне по попе, но обомлела от увиденного. На моей ягодице зиял огромный абсцесс черного цвета. Вместо детского сада она в срочном порядке повезла меня в больницу, где ей огласили вердикт:

– Срочно оперировать.

Помню, что после слов врача она так плакала, обнимала меня, целовала… В тот момент я почувствовала себя счастливым ребенком. Ведь она делала, то что я так от нее хотела. Проявление любви.

Меня забрали в палату и стали готовить к операции.

– Раздевайтесь, – сказал врач.

Я стояла, краснела и не хотела этого делать при чужом дяде. Врач понял мое смущение, поэтому позвали медсестру. Она помогла мне раздеться, надела на меня огромный хлопковый халат и носки на подвязках. Выглядела я мягко говоря придурковато. Меня провели в операционную, медсестра помогла мне лечь животом на стол, в операционную стали заходить врачи.

– Холодно, – тихо пожаловалась я.

– Потерпи чуток, – успокаивала медсестра.

Врачи стали привязывать мне руки, и я начала вырываться и плакать.

– Не беспокойся, так надо, – гладя меня по голове, говорила медсестра.

– Зачем? – испуганно спросила я сквозь слезы.

– Чтобы ты не дергалась во сне, – тихим голосом продолжала она.

Мне поставили капельницу и попросили подсчитать до десяти. Один. Два. Три. Четыре. Я уснула. Даже помню, что мне снились. Будто я сижу дома перед телевизором и смотрю любимый мультик «Симпсоны», а вся больница – страшный сон.

Очнулась я от наркоза в палате под тремя одеялами, меня жутко трясло то ли от холода, то ли от наркоза, жутко болело горло. Позже узнала, что это была трубка для вентиляции легких.

К вечеру ко мне пришла Анна, подписала бумаги и забрала меня домой. Почему так сделала? Не знаю, но явно не из-за материнских чувств ко мне, возможно, боялась, что я пожалуюсь медперсоналу на нашу семью и у нее будут проблемы. Дома на меня забили болт, за раной никто не ухаживала, поэтому благодаря «любви» Анны у меня на память остался офигительный рубец на ягодице.

По мимо «любви» ко мне, Анна с Андреем часто проявляли ее друг на друге. Не стесняясь меня и брата, они ругались, громили квартиру или уничтожали друг друга. Так как брат был по старше и мозговитее, он сбегал из дома, оставляя меня одну. А мне в свою очередь попадало во время их разборок. Все, что оказывалось у Анны под рукой, летело в Андрея: будь то чугунная сковородка или старинная икона с металлическим подрамником. Когда я понимала, что накал ругани дошел до предела, я взбиралась на верх шкафа и начинала громко плакать. Анну это раздражало:

– Иди успокой свою маленькую тварь, – обращаясь к Андрею, кричала она.

Анна частенько любила унизить или упрекнуть меня моим существованием:

– Мне тебя в коленях не дали зажать. Я тебя ненавижу. Чтоб ты сдохла.

И все в таком духе.

Вы не представляете, как это было больно слышать. Родная мать говорит это своему маленькому ребенку. Мало того, что говорит, так еще и показывает своим отношением.

Когда была маленькой, во всем винила только себя. Я виновата, что они ругаются, я виновата в том, что появилась на свет. Я ненавидела себя.

Лучом надежды в моей жизни была бабушка, которая забирала нас с братом на выходные к себе в Москву. Это были самые беззаботные для нас дни. Нас баловали, любили, кормили сладостями. Это был просто рай. А когда выходные заканчивались, за нами приезжала Анна (чаще всего в пьяном угаре) и требовала нас отдать ей. От страха я пряталась за диваном и молилась о том, чтобы хоть еще немного побыть рядом с бабушкой, но у нее не было выбора: ей нужно было работать, а с нами оставаться она долго не могла. Ей работа была всегда важнее, и я считала в детстве это нормой.

Когда выросла, мне хотелось найти ответы на вопросы. Почему она не забрала нас? Почему оставила у родителей-психопатов? Тогда я спросила у бабушки:

– Почему ты не забрала меня от них? Ты же видела, что они не меняются.

Но бабушка находила тысячу оправданий. То ее супруг был против меня, то на работе не давали разрешения, то школа слишком далеко. Обидно? Сейчас да, но будучи ребенком я не обращала внимания ведь за горой украшений, подарков, сладостей я этого не замечала и считала нормой. Ребенком я многих моментов не понимала и считала свою бабушку второй мамой. Я так в принципе ее и называла: «Мама Наташа». Я искреннее ее любила: от нее я получала, то чего мне не давала Анна.

Несмотря на обеспеченную бабушку, мы с моим братом находились за чертой бедности. Проживали в маленькой однушке, комната в которой визуально была разделена шкафами: левая зона предназначалась для нас с братом, правая – для «родителей». Слева стояла двухъярусная кровать, которую подпирал поцарапанный шкаф, а напротив кровати стоял рабочий стол. В правой зоне располагалась «кровать», сделанная из старого красного дивана и спрятанная за длинным сервантом. Напротив, кровати стоял небольшой шкаф с огромным старым телевизором, а еще трехколесный черный перекатной столик. Комнату украшали настенные красные ковры (те, в которые можно часами залипать), плакаты техники и шторка из бисера. Кухня была маленькая, квадратов, наверное, шесть. Но в ней помещалось старое красное кресло, кухонный стол и серо-белый кухонный гарнитур, а под окном был встроенный «мини-холодильник», где чаще всего Анна прятала выпивку…

У двери в кухню была стеклянная зеленая ручка, через нее можно было видеть, что происходит за дверью, чем в принципе мы частенько пользовались с братом. Санузел соответствовал габаритам квартиры, небольшой и убитый, прокуренный и пропитанный запахом кошачьего туалета. В двери туалета была сделана прорезь для домашних питомцев, которых было около десяти. У Анны был фетиш таскать кошек то с кладбищ, то с улицы. Чуть позже брату на день рождения подарили собаку (дополнение к нашему зоопарку), породы карликовый пудель и дали кличку «Джумаджи». Задается вопрос:

– Как такое количество живности и детей питалось и жило в одном помещение?

Я не особо помню. Но в моей памяти остался запах кошачьей мочи, который был абсолютно везде. Порой в квартире было невозможно дышать. Кошки были повсюду, и если лоток был забит, то они справляли нужду на наши вещи и мебель. Самое интересное: у кошек всегда была еда. А вот нас с братом периодически морили голодом. Анна не любила стоять у плиты, но если такое случалось, то это был либо какой-то праздник, либо перерыв между запоями. К примеру, я отчетливо помню Новый год. Наверное, это был единственный праздник, когда мы отмечали как настоящая семья. Андрей наряжал елку, пока Анна мельтешила на кухне: варила холодец, резала салаты и запекала курицу в духовке. Мы в тот момент с братом в праздничных нарядах бегали по квартире и радовались приближающемуся празднику. Когда садились за стол, слушали поздравительную речь президента, нам наливали вкусную газировку, и мы как взрослые чокались бокалами. Наверное, будет звучать странно, но вкус той газировки я помню до сих пор. Виноградный… одновременно приторно-сладкий и немного отдающий кислинкой. Мелочь, но тогда она вызвала у меня большое количество радости и счастья. После мы пошли гулять на улицу с соседями в ближайший парк и на огромном фонтане строили огромного снежного пса.

Иногда Анна баловала нас вкусными завтраками. Рецепт одной из вкусняшки был очень прост – это когда молоко, яйца и сахар взбиваешь, обмакиваешь белый хлебушек и жаришь на раскаленной сковородке. Однако есть и грустный момент, связанный с готовкой Анны. История, которая могла стать для меня фатальной.

Помню, взрослые снова поругались… Мы с братом сидели на кухне, ели картофельное пюре с жареной курицей. Анна курила около окна и возмущенно жаловалась своей подруге на неудачный брак и мужа-дебила. В какой-то момент я поняла, что порцию, которую она мне положила, я не осилю:

– Мам, я не хочу кушать, – тихо сказала я

Она презрительно на меня посмотрела, закатила глаза и крикнула в сторону двери:

– Андрей, иди покорми свою дочь.

На кухню зашел спокойный Андрей. Посмотрев на меня, он молча взял в кулак мои волосы и стал бить лицом о тарелку. Продолжалось это до тех пор, пока из моей головы не начала сочиться кровь. Увидев это, он швырнул мою голову на стол и вышел из кухни. Дальше сумбурные воспоминания. Крик. Меня тащат за руку в ванную комнату (как я передвигалась сама не понимаю), моют мою голову в воде, вытаскивают осколки из лба, залив все зеленкой и налепив большой кусок пластыря, бросили около «родительской кровати». Анна ушла на кухню прикладываться к бутылке, а я продолжала сидеть у кровати и смотреть в потолок. Андрей придвинулся ко мне ближе и тихо прошептал:

– Надо было тебя добить, тварь.

Честно? Я ждала смерти. Я хотела, чтобы это все закончилось.

В тот вечер никто не вызвал мне скорую, никого не волновало, умру я или нет. Сейчас на моем лбу вдоль виска находится внушительный глубокий шрам, напоминающий тот страшный ужин, который мог стать для меня последним.

Чаще всего, когда Анне было влом готовить, она покупала нам дошираки. И при том чем острее, тем лучше. Все в детстве читали книгу «Все тайное становится явным»? Где мальчик выкинул кашу на улицу, и она попала на шляпу прохожего?

Думаю, да.

Когда Анна отлучилась с кухни, я быстро встала на подоконник и вывалила эту дрянь за окно. Спустя пару минут в квартире раздался звонок. Там стояли две девушки, которые громко возмущались, что им на голову прилетела лапша быстрого приготовления. Анна долго перед ними извинялась и, когда закрыла за ними дверь, громко крикнула на всю квартиру:

– Где ты, маленькая тварь?! Я тебя сейчас уничтожу.