Ложное счастье

Я едва сдержала себя, чтоб не прыснуть. Ну да, как же, «не такая» … Это именно то, что ты обо мне думаешь, ага. Растянувшись в еще более широкой улыбке, ответила:

– Все верно ты подумал. Я бы не согласилась. Но, кто знает, может быть позже… – Многозначительно протянула я, и кокетливо пожав плечом, отстранилась.

Взяв его за руку, направилась к заднему двери такси, когда вдруг увидела человека, стоящего в нескольких метрах, и внимательно наблюдавшего за нами. Увидела его и сбилась с шага, почему-то замешкалась и как-то внутренне напряглась.

Это был Ваня, я узнала его сразу же. Он стоял у мотоцикла, в такой позе, словно уже собирался уезжать, но вдруг увидел нас, и обалдел настолько, что забыл, где педали. И взгляд у него был такой… Ну красноречивый, знаете. Такой, словно он смотрел на распоследнюю идиотку. Даже представить себе не могу, что он там обо мне думал сейчас. Но вряд ли его оценки и характеристики были положительными. Впрочем, они не были положительными и до этого момента. Я для него – легкомысленная и ветреная дурочка. И судя по его взгляду, сейчас я пала уже ниже некуда.

Внезапно эта мысль что-то болезненно задела внутри. Даже приклеенная улыбка сползла с лица. Он же ничего не знает. Не знает, и недоумевает, почему спор не закончился, и я стою тут и обжимаюсь с одним из его участников. Что он мог подумать?

Известно, что ничего хорошего.

Он заблуждается так же, как и все остальные. Поставил на меня клеймо, даже не попытавшись разобраться. Даже не допуская мысли, что все может быть сложнее, чем кажется на первый взгляд. Все может выглядеть вообще не так, как кажется.

Я тряхнула головой. Так, стоп. Это его выбор, переубеждать его я не намерена – сказала сама себе.

Прежде чем сесть в машину, подняла руку и игриво помахала ему пальцами, растягивая губы наигранной улыбке. И это было странное действие. Я даже не смогла сама себе объяснить зачем. Я будто всем своим поведением намеренно подтверждала его кривое, ложное мнение обо мне, так, словно хотела, чтобы назло всему он думал обо мне еще хуже.

При этом я упорно убеждала себя в том, что меня не заботит то, как он обо мне думает. И одновременно всеми силами отмахивалась от досадной мысли, что на самом деле именно его мне хотелось бы переубедить больше всего. Хотелось, чтобы он понял, как ошибается, понял и устыдился своих слов и мыслей. Зачем мне это, я даже не стала гадать. Списала все на обиду: все-таки бывший одноклассник, знающий меня здесь больше других, и думает, так же, как и все… Просто стадо какое-то, ей богу.

Все эти мысли я затолкала подальше, решила, у меня еще будет время все обдумать. А сейчас я была намерена наслаждаться вечером, и брать от жизни все, что она мне стремится дать.

Глава 6.

Ваня.

Никак не могу понять, зачем они меня постоянно приглашали на эти свои посиделки-барбекю. Пятая спица в колеснице, ей богу. Я в эту идиллическую картину не то, что не вписывался – даже рядом не стоял.

Я бросил взгляд на Киру, присевшую на корточки перед своим двухлетним сыном. Парнишка измазался в грязи, и даже полузасохший кусок с собой прихватил, и теперь со счастливым видом совал его маме, на что та улыбалась во весь рот и что-то тихо ворковала. Стоящие в беседке в обнимку Игнат с Полиной хихикали над этой сценой. Игорь, который неподалеку корпел над шашлыком, тоже улыбался, поглядывая в сторону своего семейства. И только я стоял столбом со скучающим видом, никак не реагируя на столь умилительную картину.

Все эти улыбочки, переглядывания, счастливые улюлюканья, когда мелкий в очередной раз выкинет какую-нибудь детскую шалость, меня раздражали. Раздражало то, с какой теплотой и нежностью Кира смотрит на своего мужа, и с каким обожанием – на сына. Бесил и мой собственный брат, ни на секунду не отлипающий от своей девушки. Все эти их поцелуи и объятия. Взгляды, понятные только двоим. Любовь. Семейная идиллия. То того мило, что аж противно.

Просто отстой.

И зачем только я сюда приперся?

Ладно, знаю зачем. Увидеть Киру, конечно. Я и без того ее редко вижу, чтобы пренебрегать подобными приглашениями.

Когда-то мы были почти что друзьями. Мы втроем – Кира, Игнат и я. Мы общались, часто встречались, и все было прекрасно. Я был влюблен в нее, она мне нравилась. Ну а как она может не нравится – привлекательная, умная, целеустремленная, сильная. Девчонка с огоньком. У меня не было шансов не полюбить ее, она идеальна.

Да, я любил ее тайком. Наверное, она догадывалась о моих чувствах, но виду не подавала. И я не проявлял своих чувств и не делал шагов навстречу. Ну оно и понятно: она старше меня на пару лет, в подростковом возрасте такой разрыв довольно ощутим. Я думал тогда: подожду, потерплю, пока эти границы не сотрутся, и разница перестанет быть заметной, но в ее жизни вдруг появился Игорь.

Я не сразу увидел в нем угрозу: долгое время между ними сквозила явная неприязнь, если не открытая ненависть. Но позже, и я даже не смогу точно определить, когда это произошло, между ними прямо-таки заискрило, вспыхнули чувства, которых я никак не мог уразуметь. Они ведь совсем не подходили друг другу! Идеальная Кира, и этот… Угрюмый, нелюдимый, недалекий боксер. И даром, что чемпион. Сколько там у него уже этих чемпионских поясов?.. Думаю, много, не интересовался. Но не за это же она его так сильно любила? А за что тогда?

Ответа у меня не было. Но их чувства были явными, буквально осязаемыми.

Хотя и мои чувства к девушке никуда не делись. Наверное, со временем поостыли: я смирился с тем, что мне никогда не подвинуть боксера и никогда не занять его места. Я проводил время с другими девушками, всячески старался выбросить Киру из головы. Но эта глупая нездоровая привязанность застряла во мне, как будто когтями вцепилась в нутро.

Может это была уже и не любовь. Да, скорей всего, уже нет. Но меня по-прежнему тянуло к девушке, которая давно была чужой женой, я по-прежнему хотел ее видеть, несмотря ни на что.

Я снова бросил взгляд на Киру. Теперь она стояла рядом с мужем, а тот, поймав сына, который стал было тянуть маленькую ладошку к горячей решетке, стоящей на мангале, начал его щекотать, поучительно-шутливым тоном объясняя малышу, почему нельзя трогать раскаленный металл. Кира слегка улыбалась с любовью глядя на мужа.

Я отвернулся, поморщившись. Отошел подальше от всех, вглубь двора, достал пачку сигарет, закурил. Через несколько секунд тут как тут рядом нарисовался Игнат.

Я закатил глаза: братишка бдит, не расслабляясь ни на секунду. По мне скользнул его тяжелый обеспокоенный взгляд и остановился на зажатой между пальцами сигарете. Игнат нахмурился.

– Это просто сигарета. – Выдохнув дым, предвосхищая возмущения брата, что уже замелькали в суженных в подозрительности глазах, бросил я с усмешкой.

Игнат нахмурился сильнее.

– Думал, ты противник никотина. – Брат поджал губы, становясь похожим на нашу маму, когда та бывает недовольна. Я хмыкнул. Когда же это произошло, что брат вдруг превратился в моего родителя и стал бесконечно опекать? Прямо-таки смешно. Я ведь старше. На несколько минут, но все-таки.

Вообще-то мы всегда были на равных. Друзьями были настоящими. Без секретов и недоговорок. Без напряга. Всегда были близки. Как вместе выросли в утробе матери, так по жизни вместе и шли рука об руку. До аварии. А после… После все пошло куда-то не туда. Хотя наверное и не пошло даже, а понеслось, покатилось кувырком, полетело в тартарары и разбилось к чертовой матери.

Мы оба сильно пострадали. Оба захлопнулись, как раковины, зацикленные на своем горе. Отдалились, стали едва ли не врагами. Игнат винил себя в произошедшем. Обвинял себя в том, что поддался на провокацию и согласился на глупые гонки по городу. Винил себя в том, что из-за его идиотского решения пострадал я.

Какое-то время и я его винил, злился, ненавидел. Тупо, да. Но так было проще. Проще винить кого-то, когда жизнь вдруг оказывается полностью разрушенной. Проще найти крайнего и упиваться чувством злости, утирать сопли, барахтаясь в позиции жертвы, как в дерьме. Мне понадобилось довольно много времени, чтобы понять, признать, что виноват я сам, в машину-то меня силой никто не пихал. Это было мое решение.

Жаль, что это понимание пришло лишь тогда, когда мой брат чуть не оказался за решеткой, когда я едва не потерял его. Я никогда не отличался ни сообразительностью, ни мудростью, но хорошо, что хоть так, хоть и с запозданием, но я осознал свои ошибки.

К сожалению, наши отношения так и не вернулись к изначальному состоянию. Мы больше не были так близки, настолько, что казалось будто мы одно целое. Я больше не чувствовал ни ненависти, ни злости. Чувствовал… разве что зависть. Игнат смог построить свою жизнь заново, достойную, интересную, в ней было место и для увлечений, и для спорта, и для работы, и для друзей. И для любви. Полина смогла вернуть его к жизни, смогла заставить принять свой новый облик, смириться с изуродованным шрамами лицом, и снова зажить по полной. С ней.

А вот я так и не смог. Не смог выстроить новый план, не смог отказаться от мечты, и просто изо дня в день только тем и занимался, что оплакивал ее. Нет, я, конечно, что-то пытался, что-то делал, или создавал видимость: переехал в столицу к отцу, поступил в институт на факультет адвокатуры, завел новых друзей, если этих людей можно так назвать. Постоянно посещал реабилитационные процедуры, при том, что толку от них практически не было – доктора дали очень четкий прогноз: с моей изувеченной ногой, собранной после аварии буквально по кусочкам, дорога в большой спорт была закрыта навсегда. Даже не знаю, зачем я туда ходил, зачем пыхтел, старательно занимался. Наверное, просто по инерции, по привычке, просто, чтобы занять себя. Надежды на восстановление не было. Бег для меня больше не существовал. А без бега, без марафонов, без мечты об олимпийских играх, я был никем. Ничем. Пылью. Пустотой.

Так что да, я завидовал брату. Он жил, а я – существовал.

И самое противное, что он об этом знал. Знал и всячески пытался вернуть меня к жизни, растормошить. Небось и сюда меня приволок по собственной инициативе, кому еще я тут нужен? Игорю я не нравился, он прекрасно замечал все эти красноречивые взгляды, которые я бросал на его жену. Кира… Думаю, ей тоже было немного не по себе в моем присутствии, она знала о моих чувствах, но помочь ничем не могла.

Я был лишним здесь.

Не стоило приходить. Не стоило Игнату настаивать. Он почему-то думает, что я страдаю, схожу с ума от одиночества, умираю от скуки, и только тем и занимаюсь, что обдалбываюсь по вечерам в компании телевизора и дивана.

Ума не приложу, почему он так решил. Видел же, и не раз, какие большие компании собираются в отцовской квартире, предоставленной мне в полное распоряжение, пока папа вынужден работать в австрийском филиале своего страхового холдинга. Видел и отрывался вместе с моими друзьями неоднократно, но почему-то все равно считал, что меня надо вытягивать из дома, выводить в люди, носиться со мной, как с несоциализированным ребенком, или погрязшем в депрессии недоумком.

Идиотизм.

Зря я сюда пришел.

Я докурил, затушил сигарету, и бросив окурок в урну, взглянул на часы.

– Слушай, пойду я, наверное. – Сказал Игнату, и тот мгновенно напрягся.

– Почему? Куда? Шашлык почти готов… – Затараторил брат, оглядываясь в сторону Игоря. Тот и правда уже снимал мясо с решетки, пока девочки суетились у стола, раскладывая приборы и нарезая овощи.

– Я не голоден. Да и… мне надо еще по делам успеть. – Небрежно бросил я.

– По каким? – Снова подозрительно сощурился Игнат.

Я криво усмехнулся.