Париж… до востребования

– Конечно. А вы где остановились? Можете у меня пожить. Я буду рада.

– Нет, дорогая, это лишнее. Я в гостинице уже прекрасно устроилась. Благодетельница моя сказала, что так безопаснее будет.

Безопаснее? Опять? Неужели они там, в Москве все еще живут своими тайнами и конспирациями? Для меня все, что случилось тогда, более десяти лет назад, осталось в прошлом, забылось. Столько времени прошло, у меня другая жизнь и вспоминать о прошлом я не хочу. Но, если Агния Аркадьевна специально отправила Сиси ко мне, да еще и предупредила о мерах безопасности, должно быть, случилось что-то серьезное.

– Да, Сиси, пойдем, здесь недалеко есть ресторан, куда я обычно хожу обедать.

Я быстро накинула пальто, и мы вышли из галереи.

Глава 2. Я сгораю, но я Феникс

Воспоминания Александры. Пять лет назад.

Тот год чуть не стал последним в моей жизни. Я потеряла Клода и пережила кошмар депрессии.

Наверное, только тот, кто сам перенес депрессию, поймет меня. Это дьявольски коварная штука, эта болезнь как серая мгла, это что-то вроде липкого серого тумана внутри тебя, который не сразу чувствуешь, не сразу понимаешь, что с тобой не так. Руки, ноги на месте, живот не болит, не тошнит, а жизнь уходит, липкая серая гадость вытесняет ее, и просто перестает хотеться жить.

Моя депрессия пришла вслед за смертью, вместе с ней. В одной песне поется «… две верных подруги, любовь и разлука, не ходят одна без другой…», а я могу утверждать, что смерть и депрессуха не ходят одна без другой.

Клода убили на улице, стреляли из проезжающей машины. В последствии полиция решила, что он оказался случайной жертвой.

Мне позвонили в галерею около полудня, нашли мой номер в его мобильнике. Сначала спросили знаю ли я некоего месье Бодэ, а потом сказали, что он убит. Я не заплакала, просто не поверила сначала. Потом было опознание тела. И мне пришлось поверить. На его похоронах я тоже не плакала, полное оцепенение. Все происходящее казалось нереальным. Был прекрасный майский день, была толпа народа, окружившая гроб, много цветов, речи друзей и коллег. Не помню, что было потом, потому что я потеряла сознание возле могилы.

Конечно, меня вызывали на допросы в полиции. Люди в форменной одежде задавали кучу вопросов о том, кого я могу подозревать, чем занимался Клод, за что его могли убить. У меня не было ответов.

После двух-трех допросов меня отпустили восвояси. Убийцу искали и не нашли. С уходом Клода образовалась пустота, жизнь во мне стала постепенно замирать. Мир вокруг, словно в замедленном кино, снижал обороты, а потом стала плавиться пленка, как и моя жизнь.

Спустя несколько дней после похорон появились слезы, я начала плакать. Истерик не было, слезы были тихие, они просто лились из глаз. Я сидела с открытыми глазами, а слезы лились и лились по щекам… В голове была только одна мысль: он умер, а я осталась жить без него, моего Клода. Казалось, мир рухнул.

И все-таки, иногда мне казалось, что Клод еще был здесь, со мной. Я мысленно говорила с ним, придумывая за него ответы на мои, не произнесенные вслух вопросы, представляла его лицо, часами стояла в гардеробной, дышала ароматом его вещей, они сиротливо висели на вешалках, некоторые еще сохраняли форму его тела. Но я не могла до него дотронуться, почувствовать прикосновение, ощутить тепло тела.

В хорошие дни он приходил во сне, садился в кресло напротив кровати, смотрел и молчал. Я спрашивала его, как так случилось, за что его убили? Кто стрелял? Он молчал. Порой я чувствовала его присутствие в постели и жадно шарила руками по простыне, по подушке. Потом лежала, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть виденье. Это были лучшие моменты в моей опустевшей жизни. Не хотелось открывать глаза, просыпаться, вылезать из-под одеяла. Единственным желанием стало ожидание встречи с ним в моих снах…

Как-то давно Клод задал мне вопрос люблю ли я его. Не знаю почему, я отшутилась, сказала, что жизнь покажет, что дело не в словах, а в поступках. Несла всякий банальный бред. Клод не настаивал на однозначном ответе, улыбнулся своей голливудской улыбкой и сказал, что его любви хватит на двоих, тоже банальность… Он всегда говорил, как ему повезло, какое это счастье, что он встретил меня, о радости, что я просто есть в его жизни, называл меня своей самой большой удачей. Потом он ни разу не спрашивал люблю ли я его.

Сегодня я бы ответила на его вопрос по-другому.

Мне было надежно и спокойно рядом с моим мужчиной. С тех пор как мы стали близки, он стал для меня всем. Он был не только моим первым мужчиной, он был другом, советчиком, и наставником. У него легко получалось решать все проблемы, связанные с моим привыканием к жизни в чужой стране. Он упорно исправлял мое французское произношение, это благодаря ему я говорю без акцента. Он подготовил меня для поступления в Национальную Школу искусств, подбирал для меня книги, водил в музеи, рассказывал об искусстве и художниках, учил понимать картины выдающихся мастеров и многому другому. Клод посвящал меня во все нюансы парижской жизни. Ввел меня в круг своих друзей.

У моего друга было острое чувство юмора. Клод умел находить смешное как в банальных ситуациях, так и в серьезных. Он был типичным французом, у которых юмор часто разбавлен сарказмом.

С ним мы объездили всю Францию с севера на юг и с запада на восток. Он рассказывал мне историю тех мест, где мы путешествовали. Благодаря ему я узнала и полюбила Францию. С Клодом мне было настолько интересно, что, казалось, вся моя жизнь заполнена только им.

Он не подавлял меня своим авторитетом, разницей в возрасте, своими обширными знаниями, он оставлял мне простор для развития, для накопления моего собственного опыта. Я не могла уже представить свою жизнь без него. Я привыкла с ним советоваться во всем, мне было важно его одобрение. Клод направлял мое превращение из полу-ребенка в самостоятельную личность, из девочки в женщину.

Да, я любила его, но не думала об этом, просто не осознавала, любила как дышала. Мы ведь не думаем о том, как мы дышим.

Спустя несколько недель после похорон я уже вспоминала о нем без того, чтобы слезы лились из глаз. Ко мне пришло окончательное и бесповоротное осознание потери и, что Клода уже больше никогда не будет рядом. Осталась только боль. Она не прекращалась, а, наоборот, медленно, но верно заполняла меня целиком и постепенно стала убивать, уничтожать. Это она была серым липким туманом, с которым не было сил бороться, да я и не хотела. Я сдалась. Мне хотелось одного – чтобы меня все оставили в покое.

Какое-то время после похорон меня еще вспоминали знакомые, приглашали на вечеринки, коллеги и подруги звали на выставки и вернисажи, звали посидеть в кафе, поболтать. Но я отказывалась от приглашений, на звонки не отвечала и не перезванивала. Не было желания разговаривать, улыбаться, отвечать на вопросы.

Друзья Клода первое время звонили, соболезновали моему горю, справлялись о делах, предлагали встретиться, звали в гости, я вежливо отказывалась, ссылаясь на плохое самочувствие, или другие дела. От меня отстали.

Дела в галерее «Парижские кошки», которую мне помог открыть Клод, и, которой я так гордилась, меня уже не волновали, все шло к чертям, а мне было все равно.

Я просто опустила ставни на окнах, свернулась калачиком на кровати без сна, без мыслей, без движения. День и ночь перестали существовать, настали сумерки. Боль победила меня.

Не знаю сколько дней я так пролежала. Однажды почувствовала, что меня трясут за плечи и зовут по имени. Это была Орели, моя ассистентка. Потом девушка рассказала, что несколько дней пыталась мне дозвониться, приходила, стучала в запертую дверь. Хорошо, что у мадам Хуарес, консьержки, был дубликат ключей. Когда две женщины открыли дверь, вошли и увидели меня, почти неразличимую под одеялом, то решили, что я умерла.

Орели трясла меня как тряпичную куклу, принуждала встать с кровати, угрожала вызвать скорую помощь, кричала, что насильно отвезет в клинику. Мне было все безразлично, хотелось только, чтобы она поскорее заткнулась и смоталась, чтобы ее голос не буравил мне мозги и не отвлекал от моих снов. Я слабо отбивалась, мне нужно было остаться одной, чтобы в мои сумерки пришел Клод и опять смотрел на меня, улыбаясь.

С помощью мадам Хуарес Орели стащила меня с кровати, они дотащили мое тело до ванной, поставили под душ, а потом гадкая нарушительница моего сумеречного забытья, злодейка Орели, насильно влила мне в рот большую чашку крепкого кофе.

На другой день помощница выполнила свою угрозу и притащила доктора. Уж не знаю, как она уговорила, или заставила психиатра прийти с визитом на дом, наверное, просто хорошо заплатила. Врач осмотрел меня, выслушал всякие ужасы, что ему наплела эта приставучая Орели, выписал антидепрессанты, какие-то витамины, обсудил с девушкой чем меня нужно кормить, но предупредил, что в моем состоянии необходимо наблюдение в клинике, что у меня запущенная депрессия и последствия могут быть очень серьезными. В клинику ехать я категорически отказалась, сказала, что за мной присмотрят поганка Орели и не в меру участливая мадам Хуарес и я обещаю принимать все лекарства, что он мне прописал, а через неделю приду на консультацию.

Потом моя помощница сбегала к сообщнице-консьержке и договорилась, чтобы та приходила по утрам, готовила мне еду и следила за тем, чтобы я аккуратно принимала таблетки. Сама Орели прибегала по вечерам после работы в галерее, тихонько садилась в глубокое старое кресло, что-то строчила в своем ноутбуке, иногда оставалась ночевать на диване в гостиной.

Глава 3. Пожалуйте развлекаться!

Воспоминания Александры. 2015 год.

Как часто мы называем друзьями людей, с которым просто ходим пить кофе, встречаемся в компаниях, иногда перезваниваемся, чтобы немного посплетничать об общих знакомых. Но истинная дружба – это самоотверженность, когда друг готов подставить плечо, в, казалось бы, безнадежной ситуации, засучить рукава, убрать хлам, помыть пол, когда, вместо пустых слов, приходят действия и эти простые усилия помогают тебе выбраться на поверхность. Такой оказалась моя Орели.

Эта миниатюрная парижаночка, несмотря на свою смешную внешность и экстравагантную манеру одеваться, была разумной и практичной. Она знала жизнь. Круглая сирота, Орели боролась за себя сама. Сама зарабатывала на жизнь, Бог знает ценой каких усилий девочка окончила Школу прикладных искусств и была рада, когда нашла работу в моей галерее «Парижские кошки». Она снимала жилье под крышей в старом османновском доме, так называемую «шамбр де бонн», комнату для прислуги. Туалет в конце коридора, тревожные и шумные соседи-нелегалы, крошечное окошко под потолком. Не удивительно, что она предпочитала проводить как можно больше времени в галерее.

Она была расторопной и умной, часто давала мне дельные советы по работе. Но вот, однажды вечером, накормив меня ужином, сидя с поджатыми ногами в глубоком кресле возле журнального столика, заваленного бумагами, она оторвалась от документов, которые приводила в порядок, и задумчиво сказала, кусая кончик шариковой ручки:

– Пошлушай, Алексш, а тебе не пора шавешти любовника?

Я поперхнулась чаем, который пила в этот момент. Горячая жидкость выплеснулась из чашки, обожгла колени.

– Ты в своем уме, Орели! Какого еще любовника!!! – От удивления и возмущения я вскочила с места.

– Да-да, Алекс, я не шучу, – Орели вытащила ручку изо рта, – я ведь все вижу и понимаю. Конечно, ты идешь на поправку, но как-то уж очень медленно. Тебе требуется какой-то толчок! Взгляни на себя. – Орели обвела руками то, что ей так не нравилось, то есть меня. – Ты перестала быть женщиной! Не делаешь макияж, волосы отрасли как лохмы. Этот нелепый хвост я уже видеть не могу! Я дело говорю… Знаешь, у человека есть сердце, которое живет своей жизнью, и есть тело, и у него своя жизнь. Наше тело нуждается в том, что ему свойственно по природе. Жизнь сердца и жизнь тела – разные вещи. Да, дорогая, тебе нужен банальный секс!

Я вытаращилась на свою помощницу, у меня не было слов! Тем временем паршивая девчонка опять принялась жевать кончик ручки. В ее изобретательном уме уже шевелились мысли о том, как меня можно пристроить какому-то любовнику и где, вообще, нужно искать такового.

– Можно записаться в Тиндер и поискать там, можно сходить на сайт знакомств для секса. Видела, все стены в метро увешаны его рекламой?

– Я не езжу в метро… – только и нашлась, что ей ответить.

–Тогда я могу заняться этим сама! – решила противная провокаторша.

– Не смей, я запрещаю тебе! Я не смогу, это извращение какое-то!

– Вовсе нет! Это именно то, что тебе сейчас нужно, – сказала, как отрезала, Орели.

Я махнула на нее рукой, все эти планы не для меня. Может, в словах девушки и была доля правды, но вот так расчетливо искать приключений на свою… ну, в общем, понятно таких приключений, я не могла себе позволить.