Свихнувшийся вагон

– Вот, видите! – акулий рот захлопнулся.

– Что – видим? Что не проезжали Назярь? – пыталась воззвать к здравому рассудку мама. – А чай причем?

Проводница, принявшая было более осмысленное выражение, покривилась снова: весь труд по объяснению пропадал даром.

– Послушайте… – вылезая из угла, попытался реабилитироваться папа: – Что вы нам мозги пудрите? Назярь не Назярь, при чем тут это? Вы что, своих обязанностей не знаете? В них, между прочим, входит обслужить пассажиров, по их желанию подать им чай, кофе…

– Шоколад в постель… – вдруг плотоядно лязгнула зубами проводница.

– Так, кажется, я поняла! – голос мамы прозвенел жизнеутверждающе.

– У вас просто не нагрет бак! – втиснула она свое заключение в простую логическую формулу. – Так бы сразу и сказали, что кипяток, мол, будет после Назяря…

– Бак? Причем тут бак? Какой бак, гражданка?

– Обыкновенный. Для кипятка! – не снижала своего жизнелюбия мама.

Члены семейства тоже обрадовались таким простым и понятным маминым доводам.

– Который у вас стоит при входе!

– Который вы топите углем!

– Из которого вы всем наливаете чай!

Но проводница продолжала сверлить взглядом маму, словно пытаясь сделать в ней дырку.

– Бак у меня давно нагрет, гражданка! – и она облила маму… не кружкой, не стаканом, не ушатом – целым баком презрительного яда.

– Что ж, раз вы так хотите – будет вам чай! Только не говорите потом, что я вас не предупреждала!

– О чем? – глянули на нее четыре пары глаз.

– Разумеется, о том, что мы еще не проехали Назярь!

Глава пятая

В которой выясняется, что иметь дело с проводницей не только таинственно, но и опасно, стаканы превращаются в летающих птиц, а у папы неожиданно пропадает аппетит

– Кажется, я сейчас сойду с ума, – едва за проводницей закрылась дверь, мама нащупала под собой полку.

– Ты-то еще, может, только сойдешь, а кто-то… – но прежде чем это произнести, папа предусмотрительно выглянул в коридор.

Ромка же осмелел настолько, что позволил себе даже покрутить у виска пальцем:

– Да, у кого-то явно не все в порядке с головой!

– А мне кажется, это у меня не все в порядке с головой… – взглянул папа на накрытый стол. – Битый час сижу против этих бутербродов и еще ни одного не съел!

– Съел, – машинально ответила мама.

– Когда это съел?

– Когда проводница говорила про шоколад! – поддержала ее и Аришка.

– Затолкал в рот и не заметил!

– Раз не заметил – значит, не съел! От волнения не считается!

Больше всего ему хотелось, во-первых, поесть, во-вторых, почитать, в-третьих, подремать. Не зря же он набрал с собой эту кучу книг и журналов. Но они ехали уже почти два часа, а он еще не сделал ни первого, ни второго, не говоря уж о третьем и четвертом.

– А вы заметили, какие у нее глаза? – прервала папины страдания Аришка. – Ледяные, как у снежной королевы.

– Бедная маленькая Герда, – брат двумя пальцами прихватил сестру сзади за шею. – Сейчас снежная королева превратит тебя…

– Мама! – на всякий случай крикнула Аришка, не желавшая ни во что превращаться.

– В холодную мраморную…

Но превратиться Аришка не успела: двери купе снова поползли в сторону. Из-за них, по-змеиному извиваясь выползла…

Но это была всего лишь рука! Рука, в черном форменном рукаве, поддерживала круглый поднос, а на нем стояли: четыре стакана в четырех изящных подстаканниках!

– Вы чем-то недовольны, пассажиры? – за подносом и извивающейся рукой показалась и сама их обладательница.

– Я вас плохо обслуживаю? – застыла она перед ними в картинной позе. При этом пальцы ее продолжали покручивать поднос, и становилось непонятно: как удерживаются на нем четыре стакана в четырех подстаканниках с горячим чаем?

И все же, что бы она сейчас ни делала, а стаканы на ее подносе были настоящими, и настоящим был покачивающийся в них чаек, и плывущий над ними парок тоже был настоящим. Проводница пронесла его по купе и остановила у столика.

Теперь, когда она доставила все это в наилучшем виде, обижаться на нее было просто глупо.

– Чай подан! – еще больше изогнулась она, словно желая продемонстрировать, как она готова угодить пассажирам. Аришка даже испугалась – не свалится ли она тут вместе с подносом, и не придется ли им собирать по частям ее саму и осколки от стаканов?

– Вы обслуживаете нас замечательно, просто замечательно! – чуть не сделала мама реверанс, достойный самой проводницы. Они обменялись лезвиями улыбок, и показалось: в купе раздался звон двух скрестившихся шпаг.

Но, обрадованный чаем, папа вскричал:

– Чай – это прекрасно! Чай, чаек, чаище! Когда за окнами снег, непроглядная тьма, согреться чаем – что может быть лучше? – и, разрядив обстановку, первым протянул руку…

Вот тут это и произошло. Совершенно невероятное, совершенно непредсказуемое. То, чего в реальной жизни не бывает и быть не может, но иногда, как оказывается, все-таки случается!

Едва папина рука протянулась к стакану, как тот вдруг сам, словно живой, приподнялся в воздух вместе с подстаканником… Застыл там на секунду…

И, не спеша, двинулся в сторону папы!

Папа ничего не успел сообразить, он даже не успел охнуть, только инстинктивно взмахнул руками. Словно это была муха, и он хотел от нее отмахнуться.

А стакан, добравшись до папиной ладони и словно не ожидая ее здесь застать – споткнулся… Стакан покосился… Подстаканник накренился…