Часы жизни

– Ну, не всем же холопами рождаться.

– Не прав ты, Андрей, не прав. Холопы землю не имели.

– Крестьянская душа! – сквозь зубы, презрительно цедил сосед. – Для тебя это и есть жизнь!

Евгений охотно соглашался:

– А мне другой и не надо! Если объединить наши владения, в выгоде оба будем.

– Ха! – только посмеивался сосед на такие предложения. – Зачем тебе это? Ты же хозяин! На своём месте! Или и у королей бывают проблемы? Техника моя покоя не даёт?

Обычно Евгений заканчивал на этом разговор, но однажды пылко, доверительно выдохнул:

– Понимаешь, у меня сын скоро появится! – Евгений не обращал внимания на пренебрежительный взгляд собеседника, ему хотелось выплеснуть радость, поделиться новостью. От волнения голос дрожал: – Сын! Наследник! Так что мне расширяться нужно. Есть теперь для кого!

– Ну, пир тогда готовь, – сухо обронил Андрей. – Царского детёныша встречать будем.

– Да я… я такой праздник закачу! – от переполнявших чувств Евгений не мог подобрать нужных слов. – Бережки надолго запомнят.

Сосед с издевкой, колко рассмеялся:

– Ну-ну! Представляю, как обрадуется местная пьянь. Смотри, а то и мальчонка таким же алкашом вырастет. Хороший наследничек будет!

И всё же подумав, Андрей Тимофеевич на сделку согласил. Объединение оказалось выгодным, и в первые же годы оправдало самые смелые ожидания. Слияние двух крупных землевладельцев положительно повлияло на жизнь в Бережках. Доходы увеличились, появилась стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Вот только отношение односельчан и рабочих задевало Андрея. Для них, как и прежде, единственным хозяином оставался Евгений. Это вызывало ссоры, усиливало вражду между партнерами. Часто вспыхивали необоснованные, бурные перепалки:

– Чего ты к ним цепляешься? – пытался уладить очередной конфликт Евгений Федорович. – Мужики с утра до ночи на полях. Жён сутками не видят. А тут ещё ты их дергаешь! Работают? Ну и отличного! Что ещё нужно?

– Конечно – конечно! – мрачно усмехался Андрей. – Барин заявился, защитник! Они же в ножки тебе кланяются.

Хотя недопонимания оставляли неприятный осадок, и, возможно, где-то глубоко в душе, Евгений раскаялся о своём скоропалительном решении соединить земли, всё же он не придавал особого значения этим ссорам. У него подрастал чудесный, белокурый мальчуган. Малыш, как тень, всюду следовал рядом с отцом. А дома его нетерпеливо ждала любимая Ксюша, которая, даже после пяти совместных лет, не утратила былой власти над мужем.

* * *

Что произошло той злополучной осенью, так и осталось тайной. Пересудов, толкований ходило множество, но они были всего лишь неподтвержденными догадками, подозрениями, вымыслами.

Ночью жители Бережков проснулись от треска яркого, поднимающегося к небу пламени. Огромный амбар, до верха наполненный золотым зерном, пылал словно спичка. Огонь безжалостно пожирал труды целого года. А совсем рядом находился гараж с комбайнами и тракторами. Люди не сговариваясь бросились спасать технику. Едкий дым застилал глаза, не давал дышать. Евгений Федорович уже завёл мотор трактора, когда обгоревшая крыша рухнула. Послышались полные ужаса крики.

Только к обеду следующего дня пожар удалось погасить. Односельчане с болью наблюдали за Оксаной, в свои неполные двадцать пять, оставшейся без мужа. По деревне поползли слухи о поджоге.

Потеря урожая стала сокрушительным ударом для жителей Бережков. Нужно было думать о следующем посеве, с нуля покупать технику. Надежды оставались лишь на Андрея Тимофеевича, теперь единственного хозяина. Мужчина не скупился, щедро оплачивал любые предоставляемые ему счета. Это немного успокоило односельчан.

Но не прошло и полгода, как деревня снова всколыхнулась.  Ранней весной Андрей Тимофеевич сделал предложение супруге погибшего компаньона. Осуждать Оксану не решился никто. От весёлой, жизнерадостной девчонки не осталось и следа. Напуганная, сломленная, с малолетним сыном, она как утопающий искала спасение. Оксана, привыкнув во всём полагаться на Евгения, привыкнув к его заботе, любви, не знала, как жить дальше, как одной воспитывать малыша. Она, не раздумывая, ответила согласием, на столь неожиданное сватовство. Только вот приноровиться к холодной пренебрежительности нового мужа, не смогла. Затосковала. Всё глубже и глубже она погружалась в оцепенение. Поглощённая лишь ей известными мыслями, Оксана уже не возвращалась к реальности. Попытки соседей, хоть как-то отвлечь, помочь не приносили результат. Единственный кто не замечал ужасного состояния жены, был Андрей. Для него её просто не существовало. Хозяин Бережков часто уезжал в город, подолгу пропадая там. А когда вся деревня собралась на похороны, в последний раз проститься с Оксаной, Андрей в тайне вздохнул с облегчением. Вот только остался пасынок. Избавиться от него Андрей побаивался. Односельчане не простили бы этого. Недовольство и подозрительность жителей Бережков усилилась.

Андрей даже не пытался скрывать ненависть к мальчику. Толик был копией Евгения. Те же задумчивые, серые глаза, тот же спокойный, открытый взгляд. Он не грубил, не угрожал, но что-то в его присутствии заставляло отчима вспоминать ту злополучную осеннюю ночь.

Большую часть своего времени пасынок проводил с рабочими. Ездил с ними на поля, крутился в мастерской. Андрей брезгливо морщился. «Такая же чернь, как и покойный папаша!» – язвительно насмехался он, в очередной раз, застав Толика помогающего убирать урожай. Зато мужики мальчонку любили, признавали его своим. А рассудительность, живой ум Толика заставлял даже взрослых, опытных специалистов советоваться с парнишкой, доверительно рассказывать свои заботы, проблемы. Возможно, они так же, как и Андрей, видели в подростке бывшего хозяина, о котором скучали.

Вскоре Андрей Тимофеевич из столицы привёз в Бережки шестилетнюю девочку. Что это за ребенок, объяснять мужчина не считал нужным. К малышке он был равнодушен. Когда заставал её в слезах, прижимающую к груди единственную куклу, грубо бросал:

– Привыкай, здесь нянек нет! Реветь бесполезно.

Девочка пыталась сбежать, спрятаться в самый дальний угол. Большие, тёмно-карие глаза испуганно смотрели на мир. Толику потребовалось огромное терпение и нежность, чтобы кроха оттаяла.

– Мой маленький ежонок, – так часто называл мальчик Веру.

Если бы не кроха, он давно ушел бы от отчима. Но напуганное, беззащитное, маленькое существо в один миг стало дороже всей вселенной, дороже собственной, пустой, никому не нужной жизни. Рано потеряв родителей, Толик всю свою любовь, теплоту отдавал Вере. Он пытался, хотя бы изредка, заставлять её улыбаться. Придумывал всевозможные способы, чтобы отвлечь от воспоминаний о доме, о матери.

Глава 3

Причастность Андрея Тимофеевича к тому страшному пожару так и осталась всего лишь слухом. Но то, что судьба приготовила ему самому, даже у заядлых недоброжелателей вызывало сочувствие. Пусть они продолжали говорить, о заслуженной каре, всё же в душе жалели хозяина.

Перед началом сбора пшеницы, закупили тройку новеньких комбайнов. Как полагается, «лошадок» искупали шампанским, выпили, чтобы техника долго и надёжно служила. А потом Андрей Тимофеевич весело попросил прокатить его кружочек на чудо-машине. Просьбу с восторгом подхватили. Когда комбайн вернулся, раздались аплодисменты. Впервые рабочие видели на лице хозяина довольную улыбку. Но то ли его укачало от езды, то ли неудачно поставил ногу, слезая, хозяин оступился и рухнул. Сначала он упал на железную перекладину, а потом и наземь.

Новая трагедия закрепила за Бережками недобрую славу. Второго владельца постигло несчастье. При падении Андрей Тимофеевич повредил позвоночник. Как он не противился, всё же вынужден был передать управление пасынку. Мысль о том, что хозяином стал сын его давнего соперника, сводила с ума. А спокойствие, с которым парень сносил оскорбления, казалось издёвкой над его беспомощностью.

Когда исчезла довольно крупная сумма, и Толику предъявили обвинение в мошенничестве, он был уверен – это недоразумение, ошибка! Позже Толик узнал, что Андрей Тимофеевич всё тщательно спланировал, подговорив главного бухгалтера. И всё же, парень до последнего надеялся, что отчим не позволит ему оказаться за решёткой.

* * *

Толик неотрывно смотрел вдаль. Картины воспоминаний безжалостно сменяли друг друга. В затуманенных глазах колыхалось зелёное поле. Вера осторожно подошла, положила голову на плечо парня.

– Прости его. Если можешь, прости, – прошептала одними губами.

Толик не поворачиваясь, крепко сжал ладонь сестры.

– Не тебе просить прощенье.

– Толя, – так же тихо продолжила Вера, – я мало понимая в делах, но мы полностью обанкротились. Денег нет даже на лекарства.

Глаза Толика округлились:

– Но… это невозможно, – удивительно выпалил парень. – Когда я уезжал, доход был стабильным, прибыль увеличивалась с каждым сезоном. Мы прикупили новые…

Толик резко замолчал, грустно улыбнувшись. Известие ранило, задело живые струны. Бережки значили больше, чем парень хотел бы признать.

– Впрочем, – прошептал Толик, – об этом пусть Андрей Тимофеевич спрашивает у своего бухгалтера. Он довольно сообразительный.

– Если ты нас оставишь сейчас… – Вера прикусила губу, пытаясь сдержать волнение. Она очень переживала об отце, но о брате вдвойне. – Ему нужна твоя помощь. Папа не в состоянии контролировать…

– Помощь? – с горечью переспросил Толик. – Нет, Вер. Дальше пусть как-то обходится сам. С меня довольно. Я не останусь… и дня не останусь в этом доме.

Глава 4

Из приоткрытого окна утренний свет заливал комнату. В свежем, чуть прохладном воздухе витал пряный аромат цветов, зелени и моря. Стены просторной, широкой спальни увивало множество лиан. Их массивные, огромные, темно-зелёные листья не давали возможность определить, что же это: чудный, диковинный сад или изящный, сказочный чертог? Из мебели – всего лишь кровать, которая занимала большую часть комнаты.

Лежавший парень не открывал глаз, он вслушивался в щебет птиц за окном. Тёплые лучи солнца призывали проснуться. Подчиняясь их настойчивому требованию, Влад взглянул в окно. На его губах появилась едва заметная улыбка. Горизонт тонул в алых лучах утреннего солнца. Морская гладь горела, переливаясь тысячью золотых оттенков. Весеннее, ясное утро. Влад попытался вспомнить, каким был день вчера. Жарким, прохладным, а может дождливым? Хотя вряд ли. В этом, созданном людьми раю, ненастье исключено! От улыбки не осталось и следа. Сколько же он здесь? Недели, месяцы? Как ни пытался парень что-то вспомнить, всё сливалось. Обрывки фраз, нечеткие контуры и глубокая-глубокая темнота.

Влад усмехнулся, иронично выдохнув: