– Ведите меня на вашу процедуру.
– Эмбер! – воскликнула Эстресса. – Нет! Доктор Видра, она не в себе, она в шоке! Не надо!
Я оттолкнула её кисточкой:
– Я больше не… не могу, не хочу! Ничего не хочу!!!
– Гриоик, в отсек 7 её, – отрезал Видра. – К хирургу.
К Эстрессе и Сомну подлетели их санитары и скрутили, чтобы те не бросились на выручку.
По комнате арт-терапии каталась банка красной кошенили и заливала кровью чёрно-белый пол.
* * *
Меня забросили в отсек 7, как мешок с котятами в пруд. В затылке сверкали молнии, перед глазами маячил полированный булыжник мозга Скрибы Кольщика. За плотной ширмой кто-то рявкнул:
– Санитар, вон из смотровой.
Отсек 7 был совершенно белый и просто звеняще, скрипяще чистый. Вдоль стены напротив тянулась кишка глухой капсулы для бог весть каких манипуляций. Во мне забесновались кошки. Первая в жизни настоящая истерика закончилась, и я испугалась того, что наделала, и того, о чём умоляла. Ляпискинез! Я сорвалась с места и заколотила в запертую дверь. Мне снимут скальп, а после станут пугать мною других пациентов. Хирург приглушил основной свет и, врубив прожекторы над смотровым креслом, вышел из-за ширмы. Я прокричала в скважину:
– Я больше не буду!
– Тихо! – сзади меня ухватили за шиворот двумя руками и тремя чёрными крючковатыми лапами. – А ну-ка… уймись, иначе придётся тебя усыпить.
Пузырьки, инструменты и капсулы посыпались с этажерок. Огромный хирург сам зацепил их, пока тащил меня в кресло. Пристегнул автоматическими браслетами, как в медицинском триллере. Свет прожектора застило красным с чёрными пятнами:
– Тебя ещё не режут!
Ага, «ещё»!
Голова хирурга перекрыла свет, меня обволок аромат земляничного мыла. Глаза напротив расширились, крылья божьей коровки взбаламутили воздух:
– Боже мой. Эмбер Лау… Боже мой!
– Доктор Изи?..
От удивления из меня дух вышел вон. Я обмякла. Изи мигом отстегнул браслеты и, крикнув: «Секунду!..», метнулся обратно за ширму. Он чем-то там звенел, бряцал. Потом вернулся с лиловым чаем и, видя, что я не могу разжать кулаки, сам разогнул мне палец за пальцем, чтобы вложить в них чашку.
Тогда меня и прорвало. Слёзы ливнем покатились в чай. Я бормотала что-то бессвязное про Остров-с-Приветом, Альду и Кайнорта…
– Так ты и есть та убийца минори, о которой говорят наверху? И Кай мёртв? Это правда?
– Правда. Я его убила, я убила… – вдох, чтобы выдержать это имя, не захлебнуться им. – Я убила Кайнорта Бритца. Не в равном бою, не из холодной мести, не случайно… убила, когда он сильнее всего нуждался в помощи. Когда, будь он на моём месте, не сделал бы этого, пусть и ценой своей жизни… Но я не хотела!
– Как много я пропустил, – бормотал Изи, и я понимала, что он, конечно, ничего не понимает.
О кровной вражде между Лау и Бритцем знали все. Но наша битва с Каем все эти годы проходила внутри нас двоих. В умах, сердцах. И закончилась там же.
– Всё давно стало вверх тормашками, доктор Изи. Даже не пытайтесь разобраться, я сама разобралась, только когда убила. Вы… теперь должны провести ляпискинез?
Он подтолкнул мою чашку к губам и проводил осторожный осмотр.
– Успокойся, успокойся, Эмбер… Напротив твоей карты стоит пометка Альды Хокс, запрещающая любые манипуляции с мозгом. Она желает, чтобы её враги страдали, если так можно выразиться, в здравом уме. Вот только имя новенькой было засекречено! Ох, ну и дела… Да, Гриоик сказал, ты была в карцере. Тебя били?
– Нет.
– А что с рукой?
– Вион-Виварий Видра… – промямлила я, неуверенная, что вправе жаловаться тому, чьего друга убила. – Проверял на диастимагию…
– Видра урод. Эмбер, да у тебя вся спина в крови!
– А, это Скриба Кольщик.
– Скидывай всё и забирайся в «Терапайтон», вон капсула у стены. Не бойся, это терминал, который буквально вторую жизнь даёт! Я бы в нём спал. Ха-хах, если бы помещался.
Изи обрызгал руки жидкими перчатками и помахал ими в воздухе. После высыхания они стали на ощупь как латекс. Я сняла пижаму и забралась в терминал для скорой терапии и дезинфекции, устроившись спиной вверх. Изи снаружи рассмотрел татуировки на экране, а потом соскочил с места и, откинув крышку «Терапайтона», стал щипать и мять мои синяки пухлыми, но проворными пальцами, прямо как патологоанатом. Совсем некстати припомнилась его основная специализация.
– Скриба Кольщик? – доктор был ошарашен. – Вот это вот Скриба тебе начертал? Вчера ночью? И он вот это вот всё сам придумал?
– К-к-кроме стрекозы – всё сам, – внезапная перемена тона смутила и напугала меня.
Изи выпустил меня из «Терапайтона» и бросил новую пижаму. Пока я одевалась, он то подскакивал, то крутился по отсеку и бормотал. Спине было прохладно от обработки, но уже не больно. И рука больше не горела.
– Ах ты ж факус! – заорал Изи на свой рабочий комм. – Ты ж моя пропердиназа!
– Простите?
– Я… я не знаю, можно ли об этом вслух… честно говоря, это галактически важно, но я здесь никому не доверяю. А молчать не могу! Подойди-ка.
На экране крутилась объёмная модель моей спины. Скриба наколол белые, льдисто-голубые узоры, перья, ажурные разводы, словно разрисовал инеем стекло. И ярче, чем всё остальное, добавил чёрную стрекозу, крылья которой покоились у меня на плечах, а хвост спускался вдоль позвоночника. Внутри шлифованного камня бедного Скрибы томился гений. Изи увеличил стрекозу: на самом деле её хвост состоял из витиеватых цифр и других стилизованных символов.
– Это пароль от учётной записи доктора Кабошона, – пояснил доктор полушёпотом. – Славного психиатра, который работал в этом кабинете до меня. Я не был знаком с ним лично, как я считал, но…