Казалось бы, к чему такие предосторожности, пароли, изменение настоящего имени? Всё просто. Портной Хайт, живший в черте оседлости недалеко от Орши, иногда предсказывал, но старался сохранять это в тайне. Но разве утаишь такой дар! Тем более что «по секрету» он сам сообщал некоторым клиентам о родстве с Нострадамусом – мистиком, астрологом, алхимиком. Пророчества Хайта были точны и всегда исполнялись. Нарушать Тору он решался в исключительных случаях. Не мог удержаться! Он, как все евреи, знал, что их религия оберегает души смертных, удалившиеся от Творца, и предписывает уповать лишь на волю Всевышнего, не заглядывать в будущее, верить, что всё свершается во благо.
Шмуэль Моисеевич принимал нуждавшихся в пророчестве в крайних случаях, и только по надёжной рекомендации. Вот и сейчас, в мини-спектакле он ловко изменил свою внешность и имя, будто предсказывать будет не он, а иной человек – Авид. Таковы маленькие хитрости для обмана божественных сил.
Ксения и Шурочка, девочки из обедневшей дворянской семьи, оказалась в тяжёлой ситуации. Поэтому решились узнать, как им жить дальше, что предпринять. Их отец бросил семью и сбежал из Орши с гувернанткой. Мама тяжело болела, и врачи полагали, что проживёт недолго. Две младшие сестры-близнецы были слабыми и болезненными, а их брат, легкомысленный юнец, не понимал серьёзности положения, жил в своё удовольствие. Вся надежда – на бабушку. Беата Карловна из обрусевших шведов, трудолюбива, строга и умна. Когда-то процветающее поместье принадлежало ей, но после смерти её мужа она пригласила жить с ней большую семью дочери. Постепенно хозяйство пришло в упадок из-за необдуманных решений зятя. И вот теперь после его исчезновения всё стало совсем плохо. Семья в замешательстве и просто на грани нищеты.
– Итак, попрошу вас, мадемуазели, назвать даты и время вашего рождения. Так я кое-что смогу о вас узнать. Потом прошу показать мне ваши ладони, почитаю линии. Затем вам придётся разуться и показать мне стопы. Попрошу вас продемонстрировать мне и ваши родинки. Стесняться меня не стоит, просто думайте о важном для вас, а я расскажу, что вижу, и ничего не утаю. Хотя, что же я, бедный еврей, могу увидеть из будущего? Я же не Нострадамус.
Шура сразу вспомнила свои родинки на груди и зарделась: ни за что не покажу. У Ксени всего-то штуки четыре было: на лице и предплечье. Старик внимательно разглядывал все линии на ладонях и ступнях, хмурился и задавал совершенно неожиданные вопросы:
– Куда выходят окна вашей спальни?
– Когда появился в доме высокий кактус в зимнем саду?
– Что делает Николай в свободное время?
– В каком месяце ушёл от вас отец?
– Что читаешь сейчас, Шура, и чем особенно интересуешься?
– Ксеня, зачем написала письмо гимназисту Владимиру? Не отсылай его.
Старик несколько минут молча быстро ходил из угла в угол, а затем начал говорить, почему-то смотря не на девушек, а в окно, словно там видел их жизнь:
– Достанется вам от судьбы, ой-вей! Всё-всё выдержите! Повторяйте в трудные времена: выдержим! Не всё я вижу, полуслепой старик…
Он часто вздыхал и повторял нараспев: яй-яй-яй-яй-яй… Нередко что-то шептал на идише, этого не могли разобрать сёстры.
Суть предсказания свелась к следующему: придя домой, надо сразу вынести из дома самый большой кактус куда-нибудь подальше и проветрить дом. Можно этого колючего монстра подарить, он не причинит вреда другим. От него большая опасность Николаю.
Мамы скоро не станет. Бабушку беречь, как драгоценность. Сёстры слабые, не долгожители. Коле всегда сопутствует удача, он счастливчик. Только про кактус, про кактус не забудьте.
Надо вам согласиться давать уроки музыки. Это поможет семье.
Ксеня в богатстве купаться будет, но всё разом рухнет, ничего не останется. Шурочка найдёт счастье в дочерях. Их любовь будет спасать её не раз. Любовь в жизни сестёр разная: у Ксени страстная, как огонь, у Шуры нежная, семейная. Богатства Шуре не видать, в бедности пройдёт жизнь.
Вдруг закрыл глаза и стал говорить про зиму снежную, про леса дремучие. Там, мол, среди лесов, Ксеня станет предсказывать простым людям. Сёстры переглянулись, подумав, что запутался старичок совсем. А он им:
– Что-то не разберу, где это, снег густой заметает моё видение…
Вытер слезу со щеки, открыл глаза и продолжил. Настоятельно рекомендовал пустить жильцов в дом, чтобы бабушка не отказывала тому, кто попросится, иначе трудно выжить будет. И чтобы об отце не думали, не вернётся, навсегда приворожила его разлучница. В конце тяжело вздохнул, будто посетовал, сказал, что много исторических событий свершится при жизни сестёр и их детей. Причитал при этом, головой всё мотал и искоса на сестёр посматривал, но больше ничего не стал говорить. Замолчал старик, загрустил.
– Вот и всё, птички мои. Радости вам, певуньи, и хорошо играть на фортепьяно, это очень пригодится. Кактус – с глаз долой, и быстрее. Зацветёт, зацветёт негодник.
Сквозь слёзы добро улыбнулся, превратился в портного и спешно выпроводил Шуру и Ксеню.
Так и закончился визит к провидцу. Как очумелые были сёстры. Вышли и разревелись обе. Сидели в палисаднике на скамейке, никак не могли всё сказанное уложить, разобрать. Чтобы не забыть, всё повторяли, друг друга дополняя. У обеих мигрень началась сразу, знобило от переживаний. Тяжёлым визит оказался. И мама, мама… Как же без неё прожить? Тут же закралась мысль: может, врёт старик, и ничего не исполнится? И Нострадамуса приплёл…
Приехали и обомлели: Коленька задыхался, бегал по дому, искал помощи. Сразу сказали бабушке, чтобы выбросила свой заморский кактус, на который вся Орша заглядывалась. Редкого сорта был могучий красавец, выписала его из-за границы в лучшие времена. Как только бабушка распорядилась вынести его подальше в сад и проветрить весь дом, Николаю стало легче. В тот день на кактусе впервые появился крупный бутон. Беата Карловна долго ждала чудесного цветка. Вредное для семьи растение с радостью забрала соседка. Если бы не предупредил старец, ни за что не догадались бы убрать колючее чудовище.
Девочки узнали, что бабушка не решилась сдать дом в аренду семье молодого юриста. Но, приняв доводы внучек, спохватилась, послала за претендентом на их усадьбу и договорилась о сдаче на год, а то и больше. Сами переселились во флигель. Надежда Стефановна умерла через месяц. Сёстры-близнецы, вскорости заболели скарлатиной и не выжили. Всё это происходило в самом начале ХХ века. Жизнь показала, что пророчества Хайта непременно сбывались.
Шурочка по любви вышла замуж, родила чудесных дочек. Переехали в Москву. По причине болезни не смогла окончить консерваторию. Потом пришла разруха в стране, жили в нищете и голоде, потеряв всё, что имели. Хорошо, что выжили. У Николая всё сложилось достаточно благополучно: женился, служил, потом преподавал математику в Москве.
После посещения Хайта сёстры долго ожидали обильных сказочных снегов и появления у Ксени способности предсказывать. Юным не терпелось необыкновенное увидеть… Не дождались. Посмеивались, вспоминая, как провидец в какой-то момент сбился и нафантазировал невероятные зимние картинки. Предположили, что необузданное воображение уносило потомка Нострадамуса в миры фата-морганы, где было место северному сиянию, холодной Снежной королеве, сверкающим снегам и бесконечным чудесам.
Ксеня вышла замуж за преуспевающего хирурга и жила на широкую ногу в Петербурге. Была счастлива. Потом овдовела. В её жизни было много страсти, любовных интриг, развлечений. Вышла второй раз замуж за успешного и состоятельного юриста-эстонца, переехала в Эстонию. Тем временем судьба готовила ей невероятный кульбит…
Советская власть, а затем война завершили её благополучную жизнь. Ксеня потеряла абсолютно всё: мужа, дочь, имущество, счастье. Антона расстреляли, а дочь пропала. Ксеню сослали на пятнадцать лет в Сибирь. Вот там-то она и вспомнила про видение старика. Вьюги, снега, морозы. В сибирской ссылке у Ксени неожиданно открылся пророческий дар. Благодаря этому, она смогла пережить самую морозную и голодную зиму, когда многие ссыльные не выжили. Местные селяне в благодарность за её прозрения давали продукты, помогали. Способность предсказывать так же внезапно пропала, словно это было спасительным подарком свыше, и лишь на самое тяжёлое время.
Шмуэль Хайт ещё долго портняжничал. Изредка толковал сны и предрекал события. А для души занимался мистификацией. Его род продолжился. И уже в наше время, по словам очевидцев, Мишель, потомок Хайта и самого Нострадамуса, удивляет народ своими эпатажными выходками. Его остроумные шутки становятся анекдотами. На этот театр одного актёра съезжаются поглазеть и прислушиваются к предсказаниям. Когда приходит особое настроение, тот переодевается бродягой. Перевоплощается, даже голос меняет. Бродит по окрестностям Орши под иным именем, кого смешит, кого удивляет. Аудиторию всегда держит восхищённой. Особо доверенным лицам демонстрирует золотое кольцо с плохо различимыми латинскими буквами и сообщает по секрету, что кольцо передавалось в роду по мужской линии от знаменитого пращура – французского прорицателя, астролога и алхимика. Род Нострадамуса жив.
Москва. Сентябрь 2018 г.
Цыганка
Я работал в Плевене в службе автотехпомощи на дорогах. Как-то раз шикарный новый «мерседес» ехал по плохой дороге сразу после сильнейшего ливня и урагана, и воздушный фильтр захлебнулся водой. Пришлось транспортировать его в небольшой городок К. километров за 120 от Плевена. Хозяевами машины были молодые цыгане. По виду очень богатые. Цена для них не вопрос, договорились сразу, на расценки службы даже не взглянули. Поехали. Довёз до поселения, остановился по их указанию около богатейшего трёхэтажного дома. Ребята сразу вышли из машины и разошлись в разные стороны, не заплатив. Я остался в машине. Подумал, вернутся, захватив деньги. Жду полчаса, час. Никого. Дом ограждён мощным забором, сплошь покрытым зеркалами. Всё блестит, светится и отражается. Прошёл в открытые ворота, покричал, есть ли кто. Тишина. Дом был открыт, я вошёл. Это оказался настоящий дворец с высоченными потолками и заставленный вычурной, с претензией, мебелью. По стенам зеркала. Обои золотистые, мебель с золотом, обита бархатом. Широкая лестница под красным ковром вела наверх. Мне показалось, что вот-вот вниз снизойдут звёзды киноэкрана, защёлкают кинокамеры, потянутся к артистам руки с микрофонами… Я опять воззвал в пустоту: есть ли кто живой. Молчание. Пошёл в следующую комнату, где было всё застлано узорчатыми коврами и заставлено мебелью в стиле барокко. Люстры сияли, отражаясь в зеркалах, на стенах во множестве бездарные картины в широких золочёных рамах, тяжёлые шторы с кистями, громоздкие канделябры, обилие хрустальных ваз всевозможных размеров – всё пестрело богатством и дурным вкусом. Словом, цыганский кич, но чрезмерно дорогой. Никого. Тишина.
Пошёл по коридору дальше. Откуда-то слева шёл запах дыма – значит, там кто-то есть. Я открыл дверь и оказался в маленькой комнате. Прямо на полу тлели угли небольшого кострища. Рядом по-турецки сидела старая цыганка, одетая традиционно во множество каких-то одеяний, не поддающихся моему описанию, и чистила ёршиком и ножичком свою курительную трубку. И это происходило в доме-дворце. Казалось, все её пальцы были в золотых кольцах, в ушах золотые тяжёлые серьги. В комнате не было ничего: ни мебели, ни штор. Я окаменел. Старуха не взглянула на меня, не сразу и спросила, зачем пожаловал. Объяснил, что довёз парней на «мерседесе», они услугу не оплатили, ушли, не возвращаются. Хотел бы их найти. Она спросила:
– Сколько?
Я сказал.
Старая стала рыться в юбке или в кофтах, зашуршала чем-то (всё это не выпуская трубку из рук), достала толстенную пачку денег, перетянутых резинкой, и пробурчала:
– Возьми сам, сколько надо.
Пока она возилась, доставая деньги, я разглядел её морщинистое лицо и понял, что женщина на вид строга, неулыбчива, как-то безучастна. Я решился спросить, не барона ли это дом. Она посмотрела на меня пристально и сказала: «Не твоё это дело». Показалось, что живёт старуха в хоромах, а душа её где-то далеко отсюда, на воле.
Я отсчитал сумму, поборов сильное искушение взять больше, оставил ей квитанцию, которую она, не глядя, бросила в тлеющие угли. Она молчала, углубившись в тщательную очистку чубука, на меня и не взглянула. Поблагодарив и простившись, я ушёл.
Поражённый этой невидалью (костерок внутри хорОм цыганского барона), я решил зайти в местное кафе перекусить, а заодно расспросить об этом доме, о цыганской семье. Хозяин мне охотно рассказал о Богдане, владельце палаццо, и о его престарелой матери – Раде.
Потом я часто вспоминал историю этой старой женщины и живо представлял, как она разводит огонь в пустой комнате, открывает окно в сад и перемещается в пространстве и времени в далёкую кочевую молодость. И тогда оказывается, что она находится не в перегруженном дорогими вещами дворце сына-богача, а сидит на траве у настоящего, жаркого, высокого костра в окружении вечно странствующих соплеменников. Рядом бегают неугомонные цыганята под окрики матерей, вокруг разбиты палатки, слышны громкий говор, ссоры, смех. Ветер развивает чёрные волнистые волосы её тринадцатилетней дочери, открывая золотые серьги-кольца и раздувая длинную с оборкой, небесно-голубую юбку девочки. Роза стоит руки в боки и, широко улыбаясь, переговаривается с парнем. Мать уже знает, за кого та выйдет замуж, но почему-то хмурится, старается не смотреть в их сторону. Её средний сын ушёл от цыган, где-то в городе, по слухам, работает и даже учится. К своим сородичам не наведывается. Старший удачно женился, и дела его успешны. Теперь устроить семью должна младшая, любимица Рады.
Юной Розе предстояло выйти замуж по воле своего отца и вопреки желанию её матери. Мать-то чувствовала, что быть горю в молодой семье, поэтому не хотела выдавать за Романа дочь, но Бойко настоял: хорошая партия для Розы. Вышло всё, как предвидела мать: Роза забеременела и в пятнадцать умерла в родах, ребёнка тоже не смогли спасти. После смерти дочери Бойко горевал, сам прожил ещё два года и ушёл вслед за ней. Осталась Рада вдовой и без любимой Розы. Замкнулась, редко с кем разговаривала. Долго отказывалась переезжать к сыну. Богдан в жизни преуспевал, будто всегда удачу в руках держал. Уважаемый. Настоящий авторитет. Все на поклон к нему приходят. Матери выпала доля с ним жить: так следовало по закону. Не хотела в этот дворец селиться, но пришлось: за старыми родителями сын обязан хорошо смотреть, содержать их в таком же достатке, каким обладает сам. Не по нраву Раде заборы, этажи, оседлая жизнь.
Попросила в придачу к большой спальне дать ей маленькую комнату внизу и ничего туда не ставить: там будет место для огня. Больше ей ничего не нужно. Здесь разводила небольшой костерок, закуривала и без помех погружалась в переживания, вспоминала смерть обожаемой ею Розы, корила себя, что не смогла воспротивиться роковой свадьбе. Жизнь удалась лишь частично: только старший из её детей успешный. Среднего – упустила, не досмотрела, потому и ушёл. Не сумела и дочь уберечь. О ней больше всего и печалилась. Да и сама вдовой рано стала.
Мечта была у Рады: последние дни провести окружённой цыганской суетой на воле, где-то в горах или в лесу на большой поляне, и там же умереть. Попросила сына именно так устроить конец её жизни, чтобы под открытым небом смогла уйти в другой мир. Говорили, что поклялся, но это, возможно, слухи.
Иногда Рада ходила по шикарным чертогам сыновнего дворца, трогала богатые вещи, переставляла местами хрусталь и бронзу. За сына и за большую его семью была спокойна. Но всё ей было чужим в этом закрытом забором царстве. Это она настояла, чтобы зеркалами украсили ограду – оберег надёжный от завистников, от врагов. Сын понимал, о чём тоскует его старуха-мать, но не мог отпустить её продолжить обычное для цыган бродяжничество. Она всё же престарелая и уважаемая мать знатного цыгана!
Многие их соплеменники, жившие оседло, обычно весной снимались с места и на машинах с палатками отправлялись кочевать до осени. Прошлой весной, когда совсем занемогла Рада и передвигаться самой ей стало не под силу, умолила сына позволить ей, наконец, уйти с цыганами. Богдан дал ей такую вольницу: отпустил под присмотром двоюродного брата. И выздоровела ведь на природе, не умерла, как задумала, а вернулась через два месяца бивачной жизни помолодевшей, окрепла и телом, и духом. Даже снова запела, когда гости на юбилей её сына собрались.
Потом через короткое время опять загрустила старая Рада и взялась за своё: разводила небольшой костерок в комнате, сидела там и днями, и ночами, трубки свои любимые всё курила. Одну курит, другая, очищенная, отдыхает, третья ждёт свой черёд. Раньше мечтала, чтобы подарили новую хорошую трубку, теперь и это ей не интересно. Одна радость и осталась у старой: покурить у огня. Никого не хотела видеть, ни с кем не пускалась в разговоры: всё уже переговорено, сказать ей людям нечего и узнать от них не рассчитывала ничего нового. Так и ожидала Рада теперь тех счастливых последних дней жизни, что проведёт, как ей обещано, на свободе под высоким небом, на ветру, глядя на уходящее за горизонт красное солнце. А они, эти счастливые дни, всё не приходят, как ни зови.
Болгария. Май 2018 г.