Робин, закрой глаза

Дождь и крысы

Поздно вечером, после восьми часов дежурства в госпитале в тесных башмаках, путь от трамвая до квартиры стал для Робин настоящей пыткой.

«Такое наказание во сто крат лучше, чем обнуление сольдов, терпи и радуйся, Робин Локсли», – подумала девочка и демонстративно отвернулась от покосившейся вывески «Лунатика».

На кухонном столе Робин ждали два письма. Она прочитала первое, от дедушки:

«Робин, солнышко, надеюсь, встреча прошла хорошо.

Что бы ты ни решила, я тебя люблю. Я на заводе. Щенка покормил. Представляю, как ты устала. Завтра у тебя будет новая обувь. Картошка на плите».

Вот откуда дедушке всё известно? И как он умеет так мягко и просто писать о тех вещах, которые для Робин сложны и запутанны, как огромные клубки колючей проволоки на стене города?

Как прошла встреча? Как такая встреча вообще может пройти хорошо?! И да, она и сама чувствовала, что что-то должна решить. Но что конкретно, никак не вырисовывалось в голове. Робин было страшно: вдруг эта та самая проверка, про которую писали родители? А она и про щенка ляпнула, и к Вурсту со странными вопросами приставала. Она даже про ботинки так боялась кому-то признаться, что готова терпеть боль в пальцах хоть целый год. И да, она настолько устала, что забыла про Бублика. Или, может, ей не хотелось повторения утренней щемящей боли в груди от осознания своего одиночества. Дедушка покормил и щенка, и Робин, которая ни за что не стала бы готовить себе что-то так поздно.

Второе письмо скрывал ярко-зелёный конверт. На сургучной печати вместо привычного солнечного герба Рыцаря Солнца выделялись две заглавные буквы:

«Р» и «К», переливаясь синим и оранжевым. Робин коснулся тонкий аромат свечей и хвои.

««Р» и «К», «Р» и «К», «Р» и «К», – размышляла Робин. – Что-то знакомое… недавно кем-то сказанное… Вспомнила! “Наша организация называется Рубикам”! И ещё: “Запомни, если ты хочешь когда-нибудь увидеть родителей и надеешься подарить нормальную жизнь своим детям, держись как можно дальше от организации под названием Рубикам”».

Девочка поспешила выбросить конверт в мусорное ведро и включить телевизор. На круглом, как солнечный диск, экране через мгновение возникло улыбающееся лицо диктора. Картошка и отличные новости из Сакринстона – чудесный вечер без лишних переживаний! Ни родителей, ни Винсента Глюнкера в сегодняшнем выпуске не показали. Но зато рассказали о предстоящем торжестве – столетии Республики Рыцаря Солнца. В честь этого события про каждую клетку будут снимать фильм. Разумеется, устроят и парад, и концерт, и привезут парк развлечений, и Рыцарь Солнца лично приедет в каждый город и встретится с многообещающей молодёжью. У Робин при мысли, что с ней может заговорить сам правитель Республики, задрожали коленки, и картошка чуть не вывалилась из лежавшей на них тарелки.

Поужинав, Робин помыла посуду и отправилась к себе. «Чудесный» вечер только начинался. Первым вестником продолжения странных событий стал хвойный дух, наполнивший коридор. А уже с порога комнаты она разглядела прямоугольное зелёное пятно на подушке.

– Да сколько их здесь! – возмущённо воскликнула Робин и, взяв конверт двумя пальцами за самый кончик, понесла к плите. Пламя, вырвавшееся из конфорки, танцевало, огибая письмо. Густой, колко-свежий запах щедро разливался по всей квартире.

– Это твои новые духи так пахнут? – отвернувшись от телевизора, спросила этажом ниже соседка Луиза у соседки Изабель, цедившей кофе. И добавила: – Отвратительно.

В высоком серо-синем небе проявлялись первые звёзды.

Буквы «Р» и «К» на конверте пульсировали огненно-красным.

– Я сплю? – мысленно спросила себя Робин. Всё происходящее очень походило на один из её обычных кошмаров. Но когда начался сон? С бара «Лунатик»? С Сакринстона? С Бублика? Тот вечер в голубятне с Робом был всего лишь сном?

Аромат свечей убаюкивал.

– Ну и пусть! – уже вслух заключила Робин. – Пойду лягу в кровать, а потом проснусь и заживу лучше всех! И никто мне не нужен!

Девочка зевнула и снова выкинула письмо (ничуть не удивившись, что в ведре не оказалось предыдущего), дошла до своей кровати, скинула с подушки ещё один конверт, поменяла коралловое платье на старую футболку, забралась под одеяло с головой и уснула.

Её сны этой ясной ночью были пронизаны жгучим любопытством. Робин купалась в фонтане из таинственных писем, поющих «открой нас, открой нас, открой нас». Робин стучалась в дома-конверты, и треугольные двери приветливо распахивались, приглашая войти. А на лавочках перед подъездом сидели буквы «Р» и «К» с сотнями маленьких ротиков, которые, перебивая друг друга, взахлёб рассказывали Робин то, о чём она не хотела знать днём. Девочка зажала уши и закрыла глаза. Но запах хвои окружал её, настолько острый, что щипало в глазах и покалывало в ладонях, громкий, как дверной звонок…

Робин рывком села в кровати. Пыль клубилась в первых солнечных лучах. Пыль новым слоем укрыла все поверхности в комнате Робин: шкаф, стол, стул и тумбочку. На ней зеленел маленький кристально-чистый зелёный прямоугольный островок, ярким пятном напоминавший о новой проблеме в жизни двенадцатилетней девочки.

Кто-то звонил в дверь.

– Дедушка? – крикнула Робин.

Нет. У дедушки есть ключи. Звонок повторился. Робин натянула джинсы и подошла к двери.

– Кто там? – спросила она, заглянув в глазок.

За дверью стоял улыбающийся мужчина в мятой яркой рубашке, потёртых джинсах и повязке на левом глазу.

– Это я, Ромул, – бодро ответил он. – Ты получила письмо? Отпирай! А то я тут кое-кого в рюкзаке держу, а этот маленький проказник может наделать шума.

Робин прислонилась спиной к двери. Её била дрожь.

– Уходите! Я вас не знаю! И письмо не получала! – насколько возможно жёстко и громко сказала девочка.

– Как же! – насмешливо отозвался Ромул. – А это? Из комнаты, как по волнам, выплыло письмо.

Робин озарила радостная мысль: это всего лишь сон! И она принялась яростно себя щипать.

– Эй! Уснула, что ли? Опоздаем! – вернул её к реальности настырный голос за дверью.

– Говорю же! Уходите! Я вызову патрульных! Уходите! – срывающимся голосом упиралась Робин.

– Я не уйду! Пойми же ты!

Но этих слов Ромула девочка уже не услышала, потому что убежала в свою комнату и зарылась в одеяло.

Кап-кап-кап.

Начинался дождь. Прямо в комнате Робин.

Это сон. Это сон. Этосонэтосонэтосонэтосон.

Не прекращая убеждать себя, девочка перебралась под кровать.

Голос Ромула настигал сквозь шум дождя:

– Робин, или ты выходишь, или я делаю то, чего очень не хочу делать!

Девочка зажала уши руками. Но глаза зажмурить не успела.

По полу, медленно волоча грузное тело, к ней приближалась крыса. Ещё одна вылезла из-под шкафа, третья спрыгнула со стола на стул, вызвав пыльные брызги.

Робин мгновенно покрылась холодным потом. Серое чудовище попыталось перескочить со стула на кровать, но повисло на когтях рядом с головой девочки, чуть не задев её облезлым хвостом. Робин, не помня себя, ринулась к двери, открыла замок и врезалась в Ромула.

– Тише-тише, спокойно, – мужчина, обняв её, завёл обратно в квартиру. – Не бойся, там их нет и не было. Это иллюзия, магия воздуха, извини. Мне сказали привести тебя любым способом. Успокойся, видишь – сухо кругом, никаких животных, кроме… – Ромул открыл рюкзак. – Бублика!

Щенок прыгнул на колени к осевшей на пол Робин и принялся вылизывать её лицо.

– Так, Робин, – продолжил Ромул. – Времени у нас нет. Быстро укладывай вещи в рюкзак, какие в лесу понадобятся. – Он увидел округлившиеся глаза девочки. – Ладно, сиди здесь с Бубликом, я сам.

Через пять минут Ромул надел на ноги девочки новенькие кеды (да откуда ему-то про башмаки известно?), повесил на плечи собранный рюкзак, в свой посадил Бублика, и они вышли из квартиры. Робин показалось, что звук захлопывающейся двери был таким громким, что его услышали в Сакринстоне.