Элементарная магия воздуха
Первая часть послания была написана угловатыми крупными буквами:
Робин Локсли, тебе оказали великую честь – стать частью Рубикама. Ты будешь с нами до конца лета. Всё необходимое, чтобы твоего отсутствия не заметили в чёрном городе, мы сделали. В программу лагеря входит обучение следующим дисциплинам:
Тебе предстоит жить в лесу. Так что, во-первых, реши, точно ли ты готова к опасностям. Мы никого и никогда не принуждаем вставать на шаткий путь борьбы за истину («Вот же враньё», – про себя улыбнулась Робин, вспомнив сегодняшнее утро). А во-вторых, возьми с собой всё необходимое, а именно удобную и тёплую одежду и что там ещё нужно девочкам по утрам и вечерам.
Директор лагеря Альберт Локсли.
Продолжение письма больше походило на изящные узоры, чем на текст, но, приглядевшись, Робин различила слова:
И не забудь расчёску.
Директор лагеря Мэрил Ливанкур.
Робин раз десять перечитала письмо, выучив его наизусть. Может быть, тайный смысл спрятался между строк и вот-вот покажется где-то между глазами девочки и исписанным листом бумаги. Как можно быть ближе к родителям, удаляясь от них со скоростью мчащегося с горы автобуса? Зачем изучать столько видов магии, если она запрещена в Республике Рыцаря Солнца? Из нас будут готовить преступников? Мы будем драться? С кем? Что здесь делает мистер Вурст? Или мастер Вурст. И все эти годы я изучала какое-то не то монстроведение? И почему таких маленьких детей везут в лес, если, как я сама убедилась, он кишит монстрами? И что такое отклик в душе?
– Отвисни! Робиииин! – Вира слегка потрясла соседку за плечо, отчего Робин ударилась щекой о спинку кресла. – Мы приехали!
Девочки, выйдя из автобуса, оказались на небольшой поляне перед воротами. Стволы сосен казались почти чёрными, но небо не желало отдавать сумеркам редкий в этих широтах ясно-голубой цвет. Вот уже одна тучка запачкала горизонт чернильно-серой кляксой, возвещая начало сезона летних гроз.
– Смотрите! Туда! Мелюзгу вперёд пустите! Да не туда! – наполнили поляну взволнованные голоса. Робин кто-то толкнул, потом потянул, потом развернул, и она оказалась прямо перед высокими двустворчатыми воротами. Они, как и вся ограда лагеря, состояли не из дерева, не из бетона, не из переплетённой проволоки, не из железных листов и даже не из чугунных узоров, а из бесконечного множества шестерёнок, которые пребывали в непрерывном, чарующем движении. Снопы искорок маленькими фейерверками вспыхивали то там, то здесь, то ярче, то бледнее. Над воротами радугой зависли объёмные буквы «РУБИКАМ».
– Элементарная магия воздуха, – глухо прозвучал за спиной голос Роба.
Левая створка ворот, над которой покачивались буквы «РУБ», была оранжевой. Маленькие и большие шестерёнки на ней складывались в рисунок лиса. Он хитро улыбался и хищно смотрел на синего дельфина, который отважно бросался в волны на правой створке ворот под буквами «КАМ».
Вдруг шестерёнки завертелись с удвоенной силой.
Нет, с утроенной! Ещё быстрее. И даже так быстро, что их зубчики слились в размытые кольца. Лис распушил хвост и побежал, дельфин, шустро извиваясь, поплыл вперёд. Встревоженные их энергией створки ворот начали отдаляться друг от друга, открывая детям путь в Рубикам.
Пока они любовались воротами, окончательно стемнело. Робин уже не могла отличить свой автобус, чтобы найти рюкзак.
– Эй, Робин! Здесь останешься? Или двигаем дальше?! Я тут с завидным экскурсоводом! – позвала Вира. Она стояла рядом с Джоном, державшим сразу три рюкзака и гитару.
– Это точно! Сёстры пять лет дразнили рассказами о Рубикаме!
Ребята прошли под покачивающимися буквами. Робин инстинктивно вжала голову в плечи: вдруг её придавит рухнувшей буквой «И». А Джон, напротив, вытянул руку с гитарой, пытаясь дотянуться до надписи. Но буквы резко отпрянули.
– Эй! Да у тебя вся гитара светится! – заметила Вира.
И точно! Десятки маленьких огоньков облепили гитару Джона. Да и всё вокруг вспыхнуло и засверкало тысячами мерцающих точек. Один кусочек света подлетел к ним.
– Ух ты! Светлячок! – воскликнула Вира.
– Точно! Они здесь вместо фонарей, – подхватил Джон.
Справа они проходили длинный двухэтажный белый кирпичный дом с изумрудной крышей.
– Дом Мастеров, – указал Джон своей светящейся гитарой. – Здесь живут директора и мастера, а также проходят некоторые занятия.
– А мне рассказывали друзья, которые уже были в Рубикаме, – добавила Вира, – что по утрам у дома красная крыша. Но Мэрил считает это безвкусным. Так что к обеду крыша начинает зеленеть. Говорят, Альберт ночи не спит, старается, чтобы вернуть всё как…
– Вы лучше налево посмотрите, – перебил Джон. Девочки повернули головы и увидели огромный шатер, сшитый из сотен разноцветных лоскутов.
– Это столовая, – сказал Джон.
– Я тебе дам «столовая»! – с ними поравнялся кто-то из взрослых, пухлый и бойкий. Как и у Ромула, в голосе этого мастера совсем не чувствовалось строгости. – Впредь прошу называть мой Большой Шатёр залой для вкушания яств!
И толстяк с облаком светлячков свернул влево.
– Должно быть, это Луи, мастер поваров, – смущённо проговорила Вира.
Гитара Джона уже высвечивала из темноты небольшое круглое строение.
– А за залой для вкушания яств расположилась Беседка Кошмаров.
– Почему кошмаров? – спросила Робин. Происходящее вокруг потрясало девочку до такой степени, что новые впечатления и новые вопросы вытеснили из головы прежние тревожные мысли.
Джон с Вирой ответили хором, голосом, каким рассказывают детские страшилки:
– Ууувииидиишь!
– Но не будем о грустном, а проследим за моей суперуказкой, – и Джон вывел в ночном воздухе несколько золотистых петель и указал вправо. – За Домом Мастеров – поле для тренировок. Вот где нас ждёт настоящее веселье!
– Ну, а дальше – самый кошмарный кошмар, – мрачно произнесла Вира. – Дом Рубеусов.
И кивнула на премилый квадратный шестиэтажный дом-башню, сложенный из одинаковых гладких брёвнышек. От украшенных цветами окон и балкончиков по стенам спускался аккуратный плющ. На четырёхскатной остроконечной крыше, как скатертью, покрытой вишнёво-малиновой черепицей, на самой вершине держал нос по ветру горделивый лис-флюгер.
А внизу, на белоснежных ступеньках его крыльца сидели Вурст и девушка ленивой и надменной красоты. Судя по тому, что Корделия (так к ней обращался бывший преподаватель Робин) делала причёску расположившейся на ступеньку ниже Марго, это были мастера новых рубеусов.
– Вот уж правда – ужас! – согласился Джон, когда они уже почти миновали Дом Рубеусов. – То ли дело наш милый домик.
И мальчик свернул с главной аллеи вправо к квадратному высокому дому, сложенному из досок, выкрашенных во все цвета радуги, облезших, и снова выкрашенных, и снова облезших. Дом Камелотов умудрился покоситься во все стороны света сразу. Даже дельфин-флюгер на верхушке сильно накренился, угрожая в любой момент бесстрашно нырнуть вниз.
На крыльце без перил Бублик, светясь от счастья, подобно светлячкам, встречал вновь прибывших звонким лаем.
– Кто такие? – спросила стоявшая у входа рослая (это значит чуть ниже Джона) девушка с высоким длинным хвостом.
– Робин Локсли, Джон Бруклед и Вира Тадастер, – ответила Вира.
– Робин – девочка или мальчик? – уточнила девушка.
– Мальчик я, Роб Локсли, – недовольно сказал подошедший к крыльцу Роб.
– Я знаю, – деловито произнесла девушка, наклонившись к Робу. – Нас предупредили, а я уточняю.
Проходите, а сварливость оставьте за дверью. Первокурсники живут на шестом этаже.