Год с Культурой

Все уснувшее всхлипнет и с криком проснется!
…Вот окончится жизнь – и тогда уж начнется…”
(Сергей Юрский, “Всё начнётся потом”).

Как уловить момент, когда во внешне успешном диалоге ускользает глубинное понимание, суть сообщений? Ведь если цель разговора, даже очень короткого, не достигнута – ощущаются разочарование, пустота, возникает острая жажда найти того, кто понял бы тебя. Как у того паренька из фильма “Доживем до понедельника”, видимо, постигшего ценность качественного диалога и написавшего: “Счастье – это когда тебя понимают”.

Полное понимание всегда имеет ценностную окраску. А когда собеседники говорят друг другу: “Что ты имеешь ввиду?”, уточняют свои понятия, действительно ли один понял то, что другой хотел сказать – это уже обсуждение не предмета разговора, а самой коммуникации, в этом их способность выйти на более высокий способ общения. Появляется возможность говорить о главном, поделиться с собеседником не просто словами, но и своими мыслями, своей душой. И тогда человеческое общение действительно становится роскошью, как писал Антуан де Сент-Экзюпери.

Как обнаружить, что понимание утрачено, и восстановить его? Проще – через третий объект, когда оба партнера смотрят на происходящее со стороны, обсуждают это и понимают, что они видят разную или одинаковую суть происходящего. Например, при совместном просмотре фильмов. Партнёры могут расходиться в мелочах – в интерпретации поступков героев, в объяснении невидимых логических цепочек сюжета, но если из серии в серию оба смотрят один и тот же сериал, это свидетельствует о том, что по крайней мере и основную интригу они воспринимают одинаково и находятся в едином эмоциональном поле, которое их устраивает.

Есть способ понять степень согласованности (или рассогласованности) восприятия происходящего на экране, которое я назвала “В шахматном порядке”. Однажды все из моего ближайшего окружения смотрели один сериал. Так случилось, что очередную серию посмотрела только я, и мне в один вечер пришлось рассказать «краткое содержание предыдущей серии» сразу троим: дочери, мужу и маме. С удивлением я обнаружила, что всем троим одно и то же я рассказывала по-разному, «на разных языках», с акцентом внимания на разные детали, и все трое меня поняли. Я словно увидела, какие информационные слои мною использовались: с разными словами, уточнениями, причем, автоматически, легко. Судя по всему, это сформировалось постепенно, укреплялось повседневными диалогами и взаимодействиями.

Можно использовать, как упражнение: начать смотреть новый сериал, с отечественным будет проще с именами героев, первые одну–две серии смотреть вместе, а следующие – в шахматном порядке: третью серию смотрит кто-то один и рассказывает её партнёру. Потом наоборот: четвертую серию смотрит второй и рассказывает её первому, и так по очереди до конца.

Гарантирую новое понимание вашего партнера. Конечно, удовольствие от просмотра будет частично утрачено, но эта работа стоит того. Разница в деталях смыслов, линий сюжета, выделении главного выявит ваше разное восприятие окружающего, вы ощутите это практически на ощупь. И настройка говорить с партнером так, чтобы он точно всё понял, будет происходить безболезненно, потому что обсуждение будет не про вашу личную жизнь, а по сюжету фильма.

Живой разговор – одна из главных ценностей существования, поэтому за него стоит бороться. И тем он ценнее, когда движение мысли мы ощущаем в общении с самыми близкими, наблюдаем своими глазами и ушами, по выражению Татьяны Москвиной, “движение мысли в самой жизненной плоти”.

Выражение лица

Размышляя о русском и петербургском сувенире, Татьяна Москвина в книге “Привет, народ!” описала совмещение двух символов в одном объекте: кукла–неваляшка и Исаакиевский собор: изображение последнего красовалось на пузе первой. И автор примечает: “Не наше, не петербургское выражение лица!”

Подумала: а какое выражение лиц у самарцев?

Помню, как заметила массовое их изменение в дни проведения Чемпионата мира по футболу в Самаре. Было ощущение, что смотрю телевизор про другие города, столицы и страны, отличное от местного – всё же, многолетняя закрытость нашего города с его военными заводами от туристов накладывала на лица отпечаток отечественного производства.

Когда на загородном стадионе была игра Россия–Уругвай, я добиралась с работы пешком в направлении от центральной площади Куйбышева к дому. Навстречу мне группами шли футбольные болельщики, они направлялись в фан-зону к большому экрану. И вдруг с какого-то момента возбуждённые лица из встречного потока сменились на разочарованные и потухшие. Оказалось – наши проигрывали, и шансов на победу уже не было (3:0).

Единение радостных лиц помню с первомайских демонстраций и в Бессмертном полку. Еще в очередях были лица с одинаковым выражением – за квасом с бидонами, потом за продуктами, но нет теперь очередей.

Решила присмотреться – каковы лица горожан на улице сегодня. Утренний поток добирающихся на работу не в счёт, тут я давно заметила: переключение от семейных проблем, ближе к цели поездки – обретение маски служащего. Кому повезло с местом в транспорте, читали в телефоне.

… Мне позвонили с почты, приветливый и взволнованный голос просил прийти за письмом с припиской в адресе “психологу”, но без указания номера квартиры. С почты, с нашей, и так вежливо? Я представила её, с очередями и вечно не работающим аппаратом для талончиков на очередь – видимо, нестандартный адрес их тоже заинтересовал. Ответила, что все равно к ним сегодня собиралась – прислали авторские экземпляры “Крымских приключений” с моим рассказом “Вечер Алушты”.

Так вот – лица… У тех, кто шли с наушниками, отображалась картинка слушиваемого: радость, веселье, задумчивость, возвышенная лиричность. Без наушников – нейтральные, как во взвешенном состоянии, на несколько секунд зыркнут, отсканируют встречного, и – назад в себя. У некоторых – плотно сжатые губы с опущенными вниз уголками рта, отпечаток частого депрессивного настроения и недовольства. Но чаще – радующие угадываемым содержанием: учёный, психолог В.П. Зинченко говорил: “Для определения интеллекта тесты не нужны, достаточно выражения лица”.

На остановке восседала дружная компания местных алкашей. Вот у них лица были приветливые, открытые, готовые к общению. Мимо них люди проходили, как мимо цыган – боясь встретиться взглядом.

Письмо оказалось издалека, с копиями обращений к руководству страной, с воззванием к взаимопониманию с целителями всех мастей (экстрасенсы, парапсихологи, нумерологи, астрологи, биоэнерготерапевты и т.п.) и устрашением, что “процесс запущен и находится на контроле президента”. Приложен компакт–диск, который мне послушать не на чем, и ни одного живого слова от руки, даже подписи. Издержки публичности профессии.

День был мрачный, пасмурный. На завтра обещали солнце – может, улыбок встретится больше…

“Как в кино”

Представители многих гуманитарных профессий, чья работа связана с людьми – психологи, юристы, социологи, педагоги и другие – в своих примерах, обобщениях и классификациях для  иллюстраций часто обращаются к значимым произведениям искусства. Описанные случаи в них общеизвестны, они облегчают сформировать общее поле узнаваемых примеров, являясь конструктами, опорами, каркасами теорий, гипотез и предположений. Так, например, Зигмунд Фрейд анализировал героев произведений Софокла, Шекспира, Достоевского. Конечно, восприятие художественного произведения у каждого своё, но общеизвестные истории открыты всем для обсуждения, и на этом материале можно обсудить то, что про себя лично говорить болезненно, и что пока трудно для конструктивного изменения.

Семейные психологи в своей работе часто оперируют историями, анализом героев и последствиями их поступков из таких произведений, как “Анна Каренина”, “Крейцерова соната”, “Станционный смотритель”, “Гранатовый браслет”, "Село Степанчиково и его обитатели”, “Бесприданница”, “Что делать?”, “Камера обскура” и другие. Конечно, даже самые известные классические произведения не всеми являются знакомы и узнаваемы. У каждого поколения, социальной группы, общественного слоя свои приоритеты в литературе.

Для того, чтобы литературное произведение можно было использовать в обучении какому-то делу, оно должно многогранно отражать жизненные ситуации, быть художественно правдивым, соответствовать психологической реальности. Например, при изучении истории семьи и построении генограммы (наглядное отображение семейных отношений) семейные психологи знакомятся с трудом О.В. Берёзкиной “Исследование истории расширенной семьи на материале романа Л. Улицкой "Медея и её дети".

В моей многолетней работе психологом организации большую долю составляла регулярная психодиагностика сотрудников и кандидатов, и таким образом была возможность соотнести результаты стандартных тестов на тип личности, психо-эмоциональную устойчивость, интеллект, абстрактную логику и другие показатели с любимыми книгами респондентов.

Так, в пик пандемии была возможность сопоставить уже имеющиеся результаты тестов со списком вакцинированных, и выявилось, что у вакцинировавшихся сотрудников средний балл по шкале «абстрактная логика» оказался выше медианного (то есть без экстремумов – минимальных и максимальных значений) среднего по всей организации в два раза. Абстрактная логика отражает способность понимания на абстрактно-понятийном уровне, способность к решению неформальных проблем без четких инструкций, стратегическим подходом к решению сложных задач, и только абстрактно можно себе представить вирус, действие вакцины.

Так вот о книгах: так же выявилось, что люди с низкой психической устойчивостью упоминают определённые книги, часто одни и те же, с высокой – другие. И бывает, что писатель–классик признан, почитаем, а не цепляет, потому что он глубокий интроверт, и мир его – особенное уединение с непременной дистанцией от шумных людей и бурных событий, а яркому жизнерадостному экстраверту просто не хватает энергии в его описанном мире, даже если слова и мысли изысканны и прекрасны.

В рассказе “Невиновные и забытые” Татьяна Москвина пишет о своих любимых писателях, и я поражаюсь: перечислен ряд и моих любимых писателей, не смотря на то, что

“Их редко переиздают, мало читают, неохотно вспоминают… их произведения нисколько не устарели по существу … Читать и перечитывать. Они забыты несправедливо”.

Список этот, как ответ на вопрос – почему ощущала с автором духовную близость: одни и те же книги читали и выделяли среди других.

Общеизвестные ситуации также можно разобрать и по кино. Упоминание образов, развития событий и характеров героев из таких фильмов, как “Любовь и голуби”, “Служебный роман”, “Доживём до понедельника”, “Дело было в Пенькове”, “Гарри Поттер” впитались в коллективный общественный опыт и используются, как поговорки, присказки, аллюзии, истории об их героях упоминаются, как про общих знакомых. И они тоже растекаются на слои, сообразные возрасту, интересам, уровню интеллектуального и эмоционального развития. Казалось бы: фильмы про войну – одно направление, но и они могут быть такими разными: “Звездные войны”, “Ментовские войны” или “Война и мир”. Все эти войны – для разных зрителей с разными потребностями.

Многообразие психического опыта человека, контакта человека с миром условно делится на три уровня: невротический, пограничный и психотический, и всё это отображено в кино.

Большинство героев с их проблемами – невротического типа, здесь все человеческие проблемы сопровождаются классическими психологическими защитами. Один из современных трендов – герои, находясь в маленьком пространстве, существуют в разных мирах и вселенных (“Елена”, “Паразиты”, “Друзья”, фильмы Вуди Аллена), о женском (“Шоколад”, “Кружева”, “Отчаянные домохозяйки”).

Пограничное кино – про нестабильность во всех жизненных сферах: идентичности, отношений, эмоционального фона, восприятия мира, про перепады в настроении, внутренние саморазрушения, занятия рискованными видами спорта, алкоголь, наркотики, азартные игры, драки, суициды. В них отражается турбулентность мира. В последнее время пограничных героев с расшатанной психикой все больше. Герои “пограничники” часты в артхаусном кино, и, как правило, у них там трагическая судьба (“Таксист”, “Пианистка”, “Бойцовский клуб”, “Последнее танго в Париже”, “Август”, “Форрест Гамп”, “Джокер”, “Властелин колец”, “Бумажный дом”, “Игра в кальмара”, НТВ-шные сериалы с погонями и стрельбой).

Кино про психотический опыт – это хоррор и триллер. С атмосферой паранойи, непонятного бреда, галлюцинаций, зашкаливающей тревоги, одержимости. Тут всегда высокий накал а отношениях, жажда близости и одновременно её невозможность, непереносимость, отторжение, эмоциональные качели, импульсивность, демонизация близких, расщепление людей и мира на черное и белое, низкий самоконтроль, вспышки агрессии (“Топи”, “Иллюзия полета”, “Территория”, “От заката до рассвета”). И если человек смотрит фильмы только про монстров, бесов и рецидивистов, то вряд ли у него внутри ясно и благополучно, даже если внешне он спокоен.

Каждого устраивает эмоциональный фон фильма, который созвучен, понятен. Поэтому кому-то норма – где действия происходят с разного уровня невротизацией, а кому-то нормально, когда главный герой – человек–взрыв, фейерверк, эпатаж. И кино всегда совпадает со смыслом, который актуален для конкретного зрителя, именно эта актуальность и удерживает его внимание.

И напоследок, раз уж разговор о кино, поделюсь впечатлением о только что вышедшем на канале Россия-1 сериале “Лимитчицы”.

Внутри невротического блока фильмов есть такой большой пласт, который киношники называют “ТЖД” – “тяжелая женская доля”. Думала, что будет много подобных штампов, но была приятно удивлена, и фильм крепко удерживал внимание. Российские сериалы смотрю после узнавания, кто сценарист. У “Лимитчиц” – Ольга Шевченко, в её послужном списке среди прочих – запомнившиеся мне “Ранетки”, “Полное дыхание”, “Две судьбы” (первый сезон), “Дедушка”, “Развода не будет”. Решила, что и в “Лимитчицах” будет, что посмотреть.

Вопрос: почему такое название? Ведь лимитчиками называли приехавшие на работу в Москву, а в фильме действия происходят в Иваново, хоть город и не упоминается (Нина бежала на поезд Ленинград–Адлер, он как раз мимо идёт). И в заставке: ткущееся полотно из нитей на станке – синее и струящееся, как река жизни, так и вертелось на языке название “Ткачихи”, но не “Лимитчицы”.

Сериал про деревенских девчонок на ткацкой фабрике. И трое подруг вокруг одного парня вьются – напомнил давний спектакль самарской драмы “Мои надежды” с таким же сюжетом и коронным возгласом бывшей девушки к бросившему её парню: “Учительница первая моя!” Яркие ситчики, портнихи с бумажныим выкройками, бигуди, начесы, атласное бельё, сумочки с замочками–поцелуйчиками и удачно осовремененные песни 70-х, одни “Сумерки” чего стоят.

Фабрика, дутые рекорды, несуны. Любовь, в которой тесно, когда на одном принце у троих сошёлся клином белый свет – как одно на троих для судьбоносных случаев заветно красно платье.

Из только что вышедшей книги “Нетворкинг для разведчиков” (Елена Вавилова, Андрей Безруков): “… Отношения между людьми подобно стулу – для надёжной опоры им нужны как минимум три “ножки”. Чем больше “ножек” у ваших отношений, тем лучше, но три – тот самый минимум, который обеспечивает их выживание. Три “ножки” – это Общие интересы, Эмоциональное сопереживание и Общий круг общения”. У трёх деревенских подруг и интересы общие – устроиться в жизни, в работе, в городе, и эмоциональное сопереживание – в одном котле событий варятся, и круг общения один – круглосуточно с одними и теми же, как котятки в одной коробке. В каком-то романе читала, как хозяйка сдавала приезжим девушкам комнаты именно по трое, потому что считала, что ей для стабильности лучше бы одних и тех же жиличек на подольше, а именно в троице взаимоотношения надёжнее: ссоры в паре неизбежны, а тут всегда есть третья, как громоотвод.

Назначили начальницей девушку из своего же коллектива – иллюстрация вторичной адаптации, когда хуже, чем чужая: все секреты и ходы простых работниц знает, теперь как перебежчица на другую сторону баррикады. Украшения у героини Зои знакомые: и часики у меня точно такие же были – на витом браслете из белого металла с чернением, и серёжки серебряные гнутым цветочком. Но мне их в конце 80-х с московской оптовой ювелирной ярмарки привозили, там всё появлялось раньше, чем в свободной продаже, а в фильме начало 70-х – на десятилетие ошибочка. Для героя в каждой из трёх подруг было по одной трети от того, что ему требовалось: одна – верная и любящая беззаветно по-матерински, другая была совестью, вдохновляла на развитие и честность, третья – красивая, разбитная и весёлая.

В целом фильм меня удерживал: много точностей: предметных, социальных и психологических. Кроме названия.

На почте

– Ваш номер телефона, – спросила кассирша на почте статную старушку под девяносто, с глубокими морщинами, та назвала семизначный номер, – нет, нужен сотовый.

Та достала из кармана телефон–раскладушку с наклеенным на нём белым листком с длинным номером, кассирша списала его… Рассматриваю старушку: губы и ресницы накрашены. Моя мама наоборот: давно не красится, но номер своего телефона знает назубок.

Шива и Франческо

В своей лекции о психологии памяти учёная, психолог Вероника Нуркова сказала: “Нам всем хотелось бы иметь шесть рук, как у божества Шивы, но если бы мы их имели, вряд ли мы могли бы ими что-то делать, только двумя, остальные висели бы просто без дела, потому что наша психика не давала бы нам оперировать больше, чем двумя единицами”.