Янина

Бондврык ушел, а женщины занялись постелью.

– Мама, а где же он будет спать, если мы займем кровать и диван?

– Мы обе ляжем на диван. Видишь, какой он широкий, а он пусть спит на кровати.

– Мама, я сама приготовлю постели, а ты иди к нему и помоги готовить ужин. Он из-за меня сегодня не обедал и не ужинал, голодный, как волк. Посмотри, чтобы он наелся. А я не голодная.

Зося приготовила постели и, не дожидаясь ужина, легла на диван и уснула.

– Ты почему сюда пришла? Видишь, какой здесь беспорядок. Посуда не мыта, пол не подметен, – засуетился Бондарык.

– Петро, это все не важно. Где твой огонь, на чем готовишь, и что хочешь приготовить? – спросила Павлина.

– Огонь это спиртовая машинка, а готовить я могу только яичницу, картошку и чай.

– Давай все это сюда и воды.

За пятнадцать минут все было готово: жареная картошка, яичница и чай. Все это аккуратно было подано на стол. Бондарык достал из буфета бутылку малиновой наливки. Павлина все подкладывала Петру в тарелку. Петро, действительно, ел как волк, любуясь приготовленным. Утолив первый голод, он обратил внимание, что Павлина ничего не ест.

– Павлина, почему же ты ничего не ешь, только в меня пихаешь, как в бочку.

– Я сегодня немного поела. Ты вот скажи, где Зося была? И правда, что она с сержантом была у моста или еще где-то?

– Конечно, она с ним там была. Но ты никому не говори и ей не препятствуй. Она девушка самостоятельная, и парень тоже неплохой. Хватит, что наша жизнь искалечена, так хоть ей не калечь. Павлина, скажи правду, чья она дочь, какого-то итальянца-забулдыги, или-или?

– А разве и так не видно? Она же его копия.

– Но, как это получилось? Я его считал честным человеком.

– Виноват не он, а его жена Елизавета и, конечно, я.

– Как же так может быть?

– Нас обоих Лиза уговорила. Ей нужен был ребенок, а другой женщины она не хотела. Я была польщена и вдобавок крепко глупа. А тебя избегала, боялась упреков. Вот и все.

– Хорошо, я тебе верю. Но тогда зачем она родила, если к этому вас обоих принудила? Зачем Раевский согласился?

– Раевский не соглашался, и Янина не его дочь.

– Господи, помилуй меня грешного, – Бондарык перекрестился, – И чья же она?

– Отец Янины итальянский вельможа.

– И Раевский это позволил?

– Она все время с ним гуляла. Я тогда Лизу спросила, зачем она меня принудила, если сама теперь хочет рожать? Она сперва сказала, что не мое это дело, а потом подумала и ответила: “Павлина, не беспокойся, твоему и моему ребенку я сделаю завещание, разделю все поровну. И знаешь, Павлина, я скоро умру, но впервые по-настоящему полюбила и хочу эти несколько месяцев пожить вволю”.

– Вот негодяйка, искалечила судьбу девушке, мужу принесла такое горе и сама исчезла.

– Петро, не надо о покойнице так говорить, ее душа уже стоит у ворот судилища. Совсем недолго, и я с ней рядом встану.

– Прости, Павлина. Хороший я тебе прием устроил. Больше этой темы касаться не будем.

Вечером, когда Павлина ушла из барского дома, две женщины, молодая и старая, сидели ошеломленные поведением своей ключницы и ее дочери. Первой отозвалась пани Агата, обращаясь к старому лакею, который сидел у двери, сутулясь от старости.

– Ты посмотри, Юзеф, как наша Павлина с дочкой о себе вообразили, и еще какие-то намеки бросают на Янину, что ты, дескать, не знаешь, кто она такая. Ну, что бы ты на моем месте ей сказал?

– Наверно, она что-то знает, если так говорит. Павлина даром говорить не будет.

– Ты смешной, Юзеф. Что можно сказать про Янину, что она подкидыш? Или ты ее матери и отца не знаешь? Или, может быть, с Бондарыком или с каким-то конюхом нагуляла, да?

– Я, пани, ничего не знаю. Павлина сказала, ее и спрашивайте. А за покойной Раевской я не ходил и не следил, что она делала.

– Ну, так и не говори, что Павлина что-то знает.

– Не знаю, пани, не знаю. Спокойной ночи, иду спать.

Старик, конечно же, знал больше, чем пани Агата, но вмешиваться в чужие дела не хотел.

– Слушай, тетя, на что это Павлина намекает? – спросила Янина.

– Не знаю. По-моему, рассердилась за дочку, что ты ее поругала, – с достоинством ответила пани Агата.

– Между прочим, тетя, я нетактично поступила с Зосей. Знаешь, тетя, я сегодня злая, как никогда, и Зосю незаслуженно два раза упрекнула, что она здесь не хозяйка. Я сама не знаю, чем, но меня этот сержант просто раздражал. Знаешь, еле сдержалась, мне хотелось его выгнать.

– Ну, это уже напрасно. Он славный парень. Веселый, отважный. Смотри, как Буяна приструнил.

– А ну его, этого сержанта, идем спать. Интересно, где наши обиженные дамы будут ночевать? Наверно, у деда?

Утром, когда пани Агата еще спала, ее разбудил стук в дверь.

– Кто там? Это ты, Павлина? Заходи, – отозвалась пани Агата.

Вошла озабоченная женщина в аккуратно повязанной косынке и чистом переднике.

– Нет, это не Павлина. Я пришла спросить, кто мне даст продукты на завтрак и на обед. И вообще, что варить? Вы мне вчера не сказали, и Павлины нигде нет, – сказала повар.

– И я тебе тоже ничего не дам, ключи-то у нее.

– Нет, ключи почему-то оказались у меня на столе. Кто и когда положил, не знаю.

– Ну, что же, пойдем вместе, там и посоветуемся, что готовить.

Янина слонялась из угла в угол. Ей стало нестерпимо стыдно за свой вчерашний поступок. Она сама себя спрашивала, почему так поступила, отчего обозлилась на этого молоденького солдатика? “Что, Яня, неужели приревновала его к Зосе? Неужели, потому что Зося понравилась ему с первого взгляда? Но ты тоже понравилась, и не одному, а сразу двум офицерам. И никто на тебя не злился, а наоборот, только способствовали твоему счастью”.

Так слоняясь, Янина пошла в гостиную, открыла крышку рояля и хотела поиграть, но лишь провела пальцами по клавишам, и звук струн забренчал как-то нескладно и жалобно. Янина опустила крышку на место и невольно посмотрела на картину с пастухом, которая висела над роялем, и вздрогнула. Ей показалось, что пастух следит за ней глазами. Ей стало жутко, и она ушла. “Нет, я так больше не могу, пойду найду Зосю и извинюсь. Ушла Зося, Павлина, и в доме стало пусто, как после похорон”, – размышляла Янина.

В коридор кто-то вошел. Янина взглянула и обрадовалась. Это были Павлина и Зося. Янина обняла Зосю и попросила прощения.