Давай поженимся! (сборник)

– Я буду хорошим мужем и прекрасным отцом нашей дочери.

– Это сын.

– Не доказано. После сына может быть и дочь.

– Уже не твоя.

– Лара! Я не знаю, чего мне больше хочется, убить тебя или носить на руках до рождения… ребенка, скажем общё. У меня такое чувство, будто на работу нанимаюсь, уже отказали три раза, дальнейшие попытки нелепы, а я все тыркаюсь.

– Пьете, молодой человек, курите? Сено едите? Вы можете составить команду с людьми или с животными?

– Очень смешно. Спасибо за возвращенную шутку, не мою, заметим! А чаю еще заваришь? Во рту Сахара и Каракумы вместе взятые.

– В чашке чаю не отказывают даже врагу. Вставай с пола, что ты валяешься как забулдыга?

– Забулдыге я сейчас позавидовал бы, – пробормотал Максим, поднимаясь. – Ни проблем с бизнесом, ни с беременными капризными бабами.

– Это ты про меня во множественном числе? Или ситуация для тебя привычная?

– Насмехайся, чего ж не лягнуть отказника.

Лара открыла кран, наполнила электрический чайник, установила его на подставку, щелкнула кнопкой. Убрала в мойку грязные чашки и достала из шкафчика чистые, поставила на стол. Чайник урчал, закипая, а они молчали: Максим сидел, скрестив руки на груди, глядя отрешенно в угол, где сходились стены и потолок. Лара двигалась как робот – автомат с заданной программой.

– Ведь я знаю, что ты меня любишь, – проговорил Максим, – три года и четыре месяца мечтаешь, чтобы мы поженились. Каюсь, я не проявлял никаких попыток узаконить наши отношения, даже напротив. Но в конце концов, тысячи людей вступают в брак, потому что ребенка нечаянно заделали. И сотни из этих тысяч живут вполне сносно.

– Он не хотел быть подлецом и стал по осени отцом. Максим, я не считаю тебя подлецом, и от тебя не требуется благородных жестов.

– Конечно, благородный у нас только Витя Сафонов. В глаза его не видел, а придушить хочется отчаянно. Лара, это похоже на тупое упрямство. Я как бы спрашиваю тебя: сколько будет дважды два? Мы оба прекрасно знаем ответ. Но ты не хочешь произносить «четыре». По причинам мне совершенно непонятным. Покуражилась и хватит. Какого лешего тебе надо?

– Максим, если бы ты действительно хотел, чтобы мы были вместе, то давно бы сюда переехал, и мы жили бы как супруги, пусть без регистрации, в так называемом гражданском браке, но вместе. Засыпали и просыпались, ходили в гости, ездили в отпуск, встречали новый год и ссорились из-за того, какую программу по телевизору смотреть. Я бы каждое утро видела, как ты бреешься. Мне кажется, что мужчина принадлежит тому дому, где бреется, той женщине, что видит эту рутинную процедуру. Меня мужское бритье почему-то умиляет и даже возбуждает. Наверное, потому, что я никогда не испытывала, как это: напенить лицо, водить по нему лезвием… Чертовски эротично. Когда ты брился по утрам в моей ванной, мне до дрожи хотелось видеть это снова и снова.

– Прав старикашка Фрейд: никогда не догадаешься, какие тараканы бегают в женской голове.

– Не перевирай Фрейда. Он говорил, что на великий – заметь, великий! – вопрос не было дано ответа, и он сам, Зигмунд Фрейд, несмотря на тридцатилетний опыт изучения женской души, не может сказать: чего хочет женщина? А ей лишь и надо – видеть, как по утрам бреется любимый мужчина.

– У нас еще всё впереди, и бриться я могу дважды – натощак и перед сном, и купить два телевизора. Слушай, а бородатые мужчины? Они не возбуждают женщин?

– Глупец! У каждой женщины свой заскок.

– Ага. Фрейд с самого начала был обречен на поражение.

– Помнишь, как мы познакомились? Как подростки, в транспорте, в переполненном автобусе. Ты уставился на меня, не мигая.

– А ты спросила, почему я на тебя так смотрю?

– Ты ответил, что размышляешь: «Если смотреть на это красивое лицо два года, станет ли оно менее прекрасным?» Я рассмеялась: «Вы делаете мне предложение?» Ты посерьезнел: «На два года? Легко!» Продержался три года с лишним, перевыполнение плана. Герой.

– Следовательно, самое трудное у нас уже позади, впереди только…

– Перестань! Прекрасно понимаешь, о чем речь. А я не верю в браки по принуждению, даже если оно называется мужской честью. На кой ляд ты мне нужен, снизошедший до милостивого предложения руки и сердца, весь из себя благородный?

– А Витя Сафонов нужен?

– Да, Витя Сафонов… Ладно, коль пошла такая пьянка… Вити Сафонова не имеется. То есть он, конечно, жив и здоров. Женат на моей подруге, у них двое симпатичных ребятишек. Чайник вскипел. Тебе чай с лимоном?

– С цикутой. Зачем ты приплела ботаника?

– Чтобы тебе было проще уйти, не так обидно.

– Интересно девки пляшут. Или, как говорил герой известного фильма, картина маслом. И после этого ты смеешь обвинять меня в благородстве? Сама по уши в благих намерениях, которые хуже обвинений в подлости.

– Извините, мой господин, я хотела как лучше.

– А получилось, как с противопожарной системой.

– С какой-какой системой? – удивилась Лара, опуская в чашки пакетики.

– В офисе задымилась урна, кто-то окурок бросил. Врубилась противопожарная система, с потолков хлынула вода. К чертовой матери загубила всю аппаратуру и кучу важных документов. Лара! Я не мог на тебе жениться, потому что у меня есть сестра.

– У меня тоже есть.

– Моя сестра Ленка умственно отсталая. Проще говоря, дебильная. Ей шестнадцать лет, а развитие как у трехлетнего ребенка. Ты льешь мимо чашки.

Лара ойкнула, схватила тряпку и стала вытирать лужу на столе.

– Сестра живет со мной, – продолжал Максим, – отдать ее в интернат или в дурдом я не могу. Она… как маленький ребенок, который страшно привязан к маме. Понимаешь? Мама идет в туалет, ребенок караулит под дверью, мама за порог – ребенок в рев. Малыш не может существовать без мамы, совсем не может. Так Ленка не может существовать без меня.

– Но почему ты решил, что я… то есть вообще нормальная жена не поймет ситуацию?

– Потому что я это уже проходил. Потому что подвиг – действие короткое и приятное. В каждодневном подвиге ничего приятного нет, сплошной невроз. У Лены, конечно, есть няни. Три няни – сутки через трое работают. Потому что одна няня не выдерживает постоянное нытье, вопрос: «Когда Максик придет?» – каждые две минуты. А пичкать Лену одурманивающими таблетками я не хочу.

– Можно сказать, что у тебя уже есть ребенок.

– Можно и так сказать. Да! Ты не бойся за нашу девочку, – кивнул Максим на Ларин живот, – никакой дурной наследственности.

– Я и не боюсь. Это мальчик.

– Поживем, увидим. Не бойся, потому что Лена мне не родная сестра. Вернее, я не родной сын ее родителям. Поясняю. Они меня усыновили, когда были уже сильно немолоды, а потом вдруг Ленка родилась. Мне тринадцать было, когда мы с папой маму из роддома встречали. Такая вот «Санта-Барбара».

Лара смотрела на Максима другими глазами. Когда-то она смеялась над этим выражением. Какие такие другие глаза? Глаза не очки, которые можно достать из сумки и нацепить на нос.

Максиму ее восхищенный взгляд не доставлял никакого удовольствия. Максим морщился как от горького лекарства, принятого ради спокойствия близкого человека.

– Я настолько потрясена, что не нахожу слов. И ты еще насмехался над человеческим благородством и жертвенностью!

– Ко мне эти замечательные качества не имеют никакого отношения. Я прожженный циник, бездушный бизнесмен…

– Да просто гад! Ни словом не заикнулся о своей больной сестре, о том, что тебя усыновили. Максим! Я тобой восхищаюсь.