Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Сделайте погромче

Год написания книги
2008
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
6 из 10
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Искренне ей сочувствую.

– А ничего поделать с собой не могу? – рассмеялась Настя. – Крепись, пройдет, по себе знаю.

Прежде судьба Нину оберегала, и она никогда не испытывала ревности. Кого ревновать? Ваню, который надежен как алфавит? У Вани две страсти – наука и она, Нина. Ване нужен покой, чтобы заниматься наукой, покой называется Нина. Никто и ничто в эту связку протиснуться не может. Нина считала себя неспособной к ревности. Такая я, мол, высокоразвитая, и низменное чувство зависти (а ревность есть зависть к чужим совершенствам) мне несвойственно. Дудки! Оказывается, очень и очень свойственно! Ревность – как веер острых ядовитых игл, которые воткнулись тебе в макушку, вошли в кровь, проскользнули по сосудам, рассыпались и застряли везде, включая кончики пальцев ног. Колются, выпускают яд по капле. И чужие совершенства тут ни при чем. Пусть бывшая пассия Сергея будет хоть уродиной косорылой, хоть первой красавицей мира! Значения не имеет. Главное – Сергей ее обнимал, целовал, шептал на ушко нежные слова. Убить за это мало! Поднять на самолете всех его бывших и кинуть на землю без парашюта!

Но, помня Настин совет, Нина загнала свои переживания глубоко, была в меру весела и непринужденна. А яд накапливался. Прорвало, когда они с Сергеем ехали в метро.

– Все-таки ужасно хвастаться такими подробностями, как покупка одежды в секонд-хенде, – не к месту, не по теме предшествовавшего разговора выпалила Нина. И удивленному Сергею пояснила: – Катрин рассказывала, как сегодня покупала старые ношеные вещи. Бр-р-р, – передернулась Нина от отвращения, – в секонд-хенде. Обноски афроамериканцев.

Сергей мог бы промолчать, пожать плечами, согласиться, наконец, с мнением Нины. Но он предпочел защитить Катрин!

– Какая разница, где одеваться? Нормальный человек думает не ГДЕ, а во что ПРАВИЛЬНО одеться. В Европе – движение зеленых давно агитирует покупать старые вещи. Сохраняются леса и прочие природные ресурсы. По-моему, очень грамотно.

– По-твоему, я повернутая на тряпках фифа?

– Разве мы говорили о тебе? – возразил Сергей, не догадываясь о глубине Нининого страдания.

– Влюбленный мужчина, говоря о любой женщине, всегда говорит о своей избраннице, хвалит или критикует.

– Кто изрек? Шекспир? Или Спиноза? А если я расскажу о бомжихе, которая у меня сегодня утром на водку клянчила?

Нина не цитировала, про влюбленного мужчину сама, с ходу, придумала, мозг подсказал.

Та его часть, которая до последнего времени бездействовала, а теперь начала самопроизвольно взрываться, как оставленный без присмотра артиллерийский склад, забытый отступающей армией.

Сергей о серии взрывов на «складе» не подозревал, решил перевести все в шутку:

– Дьявол носит «Прада». Но Бог рассекает в простой хламиде.

Поезд остановился, Нина вскочила и первой бросилась в двери. Он сравнил Катрин с божеством, с ангелом, со святой! Такое пережить немыслимо! Взрывы перешли в сплошную канонаду, сотрясающую окрестности.

Сергею пришлось догонять.

– Нинон? Что с тобой? Обиделась? За что?

Пока поднимались на эскалаторе, выходили из вестибюля, шли по улице, Сергей добивался от замкнувшейся Нины ответа. Она рвалась вперед, выдергивала руку и смотрела на него с испуганной ненавистью. Будто он чужой, пьяный домогатель, десять минут назад приставший к ней в метро.

У подъезда Нининого дома Сергей схватил ее за плечи и припечатал к стене:

– Ну, хватит! Говори, в чем дело!

Нина закусила губу, закатила глаза, удерживая слезы.

– Японский городовой! Ты плачешь? Но почему?

– Если я примитивная мещанка, то отправляйся к своей травмированной парашютистке!

– К кому? – растерялся Сергей. – Какой травмированной?

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, о ком идет речь. Он таращился на Нину, она смотрела на него с вызовом побитого, униженного, но не сломленного человека.

– Умора! – Сергей расхохотался и уронил голову на плечо Нины. – Ты приревновала меня к Катрин. Глупость несусветная!

– Конечно, я не соответствую твоим идеалам…

– Соответствуешь! Еще как соответствуешь! – Сергей целовал ее шею, ушко, щеку. – Вот тут соответствуешь… И тут… А тут лучше, чем у самого распрекрасного идеала…

Жизненный опыт еще не обогатил Сергея знанием, что девушки могут надувать губы, расстраиваться, пустить слезу по самым нелепым поводам, а то и без повода или по причине, которую из них не вытащишь калеными щипцами. Но Сергей интуитивно взял на вооружение лучшее оружие против девичьих чудачеств – уверения в обворожительности плюс любовный натиск.

Женя облегченно перевела дух:

– Помирились, слава богу!

– По большому счету, на пустом месте чуть не разругались.

– Шурка! Ты все-таки бесчувственная. Наша мамочка за последние пять часов пережила целую гамму настроений. Сначала она радостно наряжалась, потом тосковала, ожидая папочкиного звонка, чуть не согласилась пойти с Ваней в кино, потом возликовала, когда папочка объявился, мчалась, окрыленная, на свидание, и они та-а-ак целовались! Сейчас слабее, правда? Потому что мамочка еще не полностью оттаяла. И вдруг – бац! Приступ жесточайшей ревности, затем отчаяние из-за папочкиной глухоты…

– Все это мура! Больше бы целовались, нам бы лучше было. Во! Как сейчас, теплеет.

– Шура, сестричка! Мне кажется, тебе следует немедленно подумать об аномалиях своего развития, пока не поздно, пока ты в зародыше.

– От такой же слышу!

– Шурочка! – гормоны начинали свое действие, и Женя становилась все добрее и добрее. – Дорогая моя! Ну, какая из тебя получится женщина, если ты абсолютно безучастна к эмоциональным оттенкам в человеческих отношениях?

– Скучно мне ковыряться в этих оттенках, – призналась Шура, которую тоже стало развозить от гормонов, как от вина, и которая сознавала правоту сестры.

– Ты старайся! Напрягайся, пробуждай в себе.

– Не пробуждается, да и не очень хочется.

– Шурочка, это у тебя от бабушки Домиры, бедуинки. Вот уж кто был груб и мужеподобен.

– Мировая бабушка! На верблюдах скакала и в цель била лучше мужчин-соплеменников.

В далеком прошлом, когда голод косил племя, бедуины новорожденных мальчиков оставляли, а девочек закапывали в песок. Бабушка Халиля выдала свою дочь за мальчика – Домира. Когда открылось, наступило сытое время. Не Домир, а уже Домира однако всегда выказывала интерес к мужским занятиям. В племени считали, что боги вняли молитвам матери, то есть бабушки Халили, и вложили в девушку качества воина и охотника.

Женя и Шура размякли, блаженствовали, как всегда, когда папочка и мамочка были рядом. Совсем прекрасно – если родители в теснейшем контакте, одно целое, одно счастливое тело.

– Получится ли у них сегодня? – спросила Шура. – Мамочку и папочку ждет неприятный сюрприз.

– Так нельзя говорить. Сюрприз – это всегда приятная неожиданность.

– Нет, можно. Дедушка Соломон, когда ходил просить денег у дедушки Ерухима, делал печальное лицо и произносил: «Отец! Неприятный сюрприз, Сара опять беременна».

– Дедушки Соломон и Ерухим были ростовщиками, в словари никогда не заглядывали.

– А ты посмотри, сбегай! Заткнись и не мешай наблюдать, сейчас самое интересное начнется.
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
6 из 10