– Расческу потеряла… Что же теперь делать?
Это вышло у нее так искренне, так непосредственно, что женская солидарность захлестнула меня с головой. Я уже простила этой бедняжке, что Дрюня был готов променять меня на нее.
– Если моя вас устроит… Конечно, она не новая, но перхоти у меня вроде бы нет.
– Да какая там перхоть, пустяки… Конечно, устроит, спасибо огромное! – Блондинка взяла у меня расческу, подкрепив свою благодарность очаровательной улыбкой. – Если б вы знали, как и чем мы гримируемся в театре, вы бы не говорили. Вы бы просто в ужас пришли!
В театре? Так вот оно что! Теперь-то мне стало понятно, почему она кажется мне знакомой, а я ей – нет. Пока женщина причесывалась, я загрузила в «компьютер» своей памяти файл «Театры» и стала его просматривать. Ну конечно: тарасовский драматический! В начале лета мы с сестрой были там на премьере – Полина через какую-то клиентку раздобыла контрамарку. Как же это я сразу не узнала примадонну?! Впрочем, ничего удивительного: пьеска была модерновая, так что актеров было трудно отличить от декораций. Я не помню, чтоб моя теперешняя попутчица – кажется, у нее какая-то прибалтийская фамилия – очень уж поразила меня своей игрой, но, летая над сценой в прозрачном белом хитоне, она смотрелась весьма эффектно!
– Вот теперь я вас узнаю! – Настала моя очередь мило улыбаться. – Вы играли в пьесе Сладовского, правда? Забыла название…
– Ах, и я тоже! Оно какое-то очень заумное. А наш спектакль назывался «Откровения». Вам понравилось?
– М-м… – Прямой вопрос поставил меня в тупик. – По-моему, театр чрезмерно увлекся формой подачи материала, за которой, я думаю, не все зрители смогли разглядеть глубокое содержание. Но ваша нимфа – если не ошибаюсь, ее звали Натали? – она была очень, гм… откровенная.
– Что вы! – перебила меня блондинка, округлив глаза.
– Натали – это муза художника, которая являлась мастеру в его снах. А в общем-то, вы правы! Спектакль получился не ахти.
Она задорно тряхнула волосами и засмеялась. Мне было крайне неловко, что попала впросак с этой чертовой нимфой, то бишь музой, но неожиданно встрявший Дрюня спас меня от позора.
– Е-мое, так вы, значит, актриса! А я все думаю, где это я вас видел… Ну, точно, блин! В июне моя благоверная потащила меня в драму: пойдем да пойдем, там, говорит, все наши собираются. А что – «пойдем»?! Буфет был дрянь… Правда, я не понял ни хрена, из-за чего там этот чувак все хандрил, но когда вы над сценой полетели – е-мое!.. Я думал, Витек – это дружан мой – из штанов выпрыгнет, в натуре. «Дрюня, – говорит, – я думал, вечер кобелю под хвост, лучше бы пива выпил, а теперь не жалею, что пошел».
Быть может, что-то в моем взгляде подсказало парню, что он сболтнул лишнее, а может, сам дошел – но только крепыш внезапно смешался.
– Нет, кроме шуток: это было классно! – промямлил он и уставился себе под ноги.
Разумеется, перед глазами у бедняги в этот момент было то же самое, что у меня: прозрачное одеяние летучей «музы» и ее прекрасно различимые формы, за которыми – я в этом уверена! – никто и не пытался разглядеть никакого «содержания». Даже если оно там было!
В отличие от нас с Дрюней, актриса вовсе не выглядела смущенной. Даже, пожалуй, наоборот: ей было приятно, что она произвела впечатление на публику.
– Спасибо. – Она картинно забросила ногу на ногу, едва не выбив при этом книжку из рук «сутулого», и взглянула на меня. – Ну что, попутчики, давайте знакомиться? Все-таки целая ночь пути… Меня зовут Айседора – как жену Есенина. Имя необычное, но мне нравится. И для актрисы очень подходит.
Я скромно назвала себя и добавила:
– Имя у меня самое обычное, как видите, но я на него тоже не жалуюсь. Кстати, для моей профессии имя не имеет никакого значения: я психолог.
Айседора отреагировала в полном соответствии со своей профессией.
– О-о!.. – И добавила как бы про себя: – Это как раз то, что мне сейчас нужно.
– Ну, меня вы уже знаете, девчонки, – подхватил эстафету «братец». – Я вам первый отрекомендовался, правда, каждой по отдельности. Хотя можно еще разок, чтоб все путем. Андрей Старостин, по-простому Дрюня. Надежда тарасовского бизнеса. Пока что малого и среднего, но чем черт не шутит: может, и до большого дорастем! До крупного то есть. По совместительству – финансовая опора «отцов города» и в особенности моего родного Заводского района. Женат меньше года, но уже успел нахлебаться «радостей» супружеской жизни, так что всегда не прочь сходить налево. Намек поняли?
Дрюня заржал, вполне довольный собой.
– Ну вот, что надо я вам сказал, а остальное вы и сами видите. Все при мне! Вопросы есть?
Айседора обворожительно улыбнулась.
– Вопросов нет, Андрюшенька. Только предложение: свои руки держи при себе – вместе со всем остальным, что там еще у тебя есть. Намек понял?
Я ожидала бури: тот, кто мечтает дорасти до большого бизнеса, вряд ли привык к отказам в такой категоричной форме. Но, видимо, наш попутчик и в самом деле был сегодня в хорошем настроении. Он только ухмыльнулся.
– Понял, не дурак. Да ты не боись, куколка: Дрюня Старостин еще никому не навязывался. Насильно в душу не влезешь, да и в постель тоже. По крайней мере, это не мой метод. Только ты не плюй в колодец, детка! Может пригодиться.
Неожиданно бизнесмен хлопнул по колену сутулого, который до сих пор не принимал участия в общем разговоре.
– А ты что все молчишь, друг? Кто такой будешь? Как зовут?
Тот даже вздрогнул.
– Дмитрий. Дмитрий Иванович, как Менделеева.
– Какого Менделеева? Из налоговой, что ли?
Сутулый беспомощно открыл рот и снова его закрыл, не издав ни звука. Я пришла ему на помощь.
– Дмитрий Иванович Менделеев – великий русский ученый. Таблицу химических элементов Менделеева в школе проходил?
– Тьфу ты! Совсем плохой стал Дрюня Старостин. А я еще думаю: тот, что в налоговой, вроде не Иваныч, а Петрович. Сказанула тоже – «в школе»! Так то когда было… Слушайте! – Парень хлопнул по колену на этот раз себя. – А классная у нас компашка подобралась: жена Есенина, режиссер Кончаловский, а теперь еще и химик Менделеев… А ты, сестренка, похоже, всю малину нам портишь! Ты-то у нас кто будешь? Эх, слышала б этот вопрос Полина! А еще лучше – если бы она слышала мой ответ:
– Кто я? Я просто Ольга Снегирева. И если кто-то из знаменитых господ считает ниже своего достоинства ехать со мной в одном купе – пусть поменяется с кем-нибудь местами, я не против!
Все засмеялись, и даже сутулый улыбнулся, опустив свою книгу на колени. В этот момент кто-то открыл дверь купе, и все головы повернулись в ту сторону.
Я узнала его сразу же. Это был тот тип, который провожал Айседору на Павелецком вокзале – если так можно сказать. Актриса подскочила как ужаленная.
– Ты?! Здесь?!.
– Собственной персоной. Как видишь, расстаться с тобой оказалось выше моих сил, дорогая. Выйди, надо поговорить.
Сейчас примадонна была похожа на кошку, готовую вцепиться в физиономию врага.
– Я не знаю, откуда ты здесь взялся, – прошипела она, – да мне на это и наплевать. Если тебе пришла охота прокатиться на поезде – это твое дело. А мне говорить с тобой не о чем. Проваливай!
Высокий смуглый брюнет с пушистыми усами и не подумал подчиниться. Он картинно заслонил собою дверной проем, и лишь вздрагивающие ноздри да побелевшие костяшки пальцев, которыми мужчина ухватился за края верхних полок, выдавали его напряжение.
– Браво, детка! Нет, правда: совсем неплохо. Вполне сгодится для вашего занюханного театрика. Старик Арчи неплохо с тобой поработал. Но ты забыла, что ты сейчас не на сцене, Айседора! Нет публики, понимаешь? Нет камеры, нет мотора. Или ты собираешься разыграть свой маленький спектакль перед этими людьми?
Красавчик нервно тряхнул густой шевелюрой и усмехнулся. Я подумала, что весь он – внешность, голос, манера выражаться – выдержан в стиле героя-любовника из дешевой мелодрамы.
– Я собираюсь?! По-моему, это не я, а ты разыгрываешь здесь спектакль одного актера. По какому праву ты ворвался в мое купе? Почему ты меня преследуешь? Кто ты вообще такой?!
– Кто я тебе? Ты действительно хочешь, чтобы я рассказал это здесь и сейчас? Ну что ж: возможно, твоим попутчикам это покажется пикантным…
– Убирайся вон, мерзавец!
– Или ты предпочитаешь, чтобы я переговорил завтра об этом с твоим Арчибальдовым? Раз уж мне, волею судеб, пришлось прокатиться в Тарасов – грешно пренебрегать такой возможностью. Иначе придется написать ему письмо, а я не выношу эпистолярный жанр.