Император с цесаревичем стояли, глядя, как за окном пробегают перелески с темными фигурами в шинелях по сторонам дороги.
– Вот, смотри, какая Россия огромная, едем-едем, а конца пути не видно. Не то что у твоей Аликс – все владения перепрыгнуть можно, хорошенько разбежавшись.
Николай разговор не поддержал. Он упрямо не желал обсуждать крошечные размеры Гессенских земель.
– Впрочем, как и у твоей матери… – Александр вздохнул и вдруг рассмеялся, вспомнив, что-то забавное. – Хочешь, расскажу, как Минни русскому языку училась? Читала уже прилично, только все путала русские и латинские буквы, «р» произносила как «п». Вышли мы в Финский залив, навстречу две баржи «Рюрик» и «Ижора». Минни громко читает первое название: Пюпик. Пришлось схватить ее за руку, чтобы второе так же не прочла.
Николай уже слышал это семейное предание – мать утверждала, что Александр, тогда еще цесаревич, поспешил громко прочесть второе название вместе с ней: «Ижора», раскатисто произнеся это «р-р-р»… Так в один момент и переучилась.
Наконец, собрались все, пришли великие княжны Ксения и Ольга, даже верный пес Камчатка уселся подле стула хозяина. Шпиц императрицы остался в спальном вагоне, находиться на руках у хозяйки за столом не позволяли, а мельтешить под ногами на этом дрожащем полу маленькой собачке не очень приятно.
Александр Александрович постарался незаметно сунуть брату стопку фотографий, испорченных Ники.
– Благодарю, не помогло.
Мария Федоровна покосилась на снимки, ей не нравилась идея супруга знакомить цесаревича с балеринами по фото. Вернее, идея принадлежала великому князю Владимиру, но ведь «душка» поддержал. Все это попахивало борделем.
– Что это?
Князь Владимир несколько стушевался, поспешно пряча фотографии в карман:
– Э-э… секретные материалы, Ваше Величество. Фотосъемка немецких дирижаблей.
Он произнес «дирижаблей» с французским прононсом.
Александр постарался придать лицу исключительно серьезное, даже озабоченное выражение:
– И породистые русские кобылы.
Но Марию Федоровну это не обмануло.
– Саша, твой брат опять показывал балерин? Ники, я не знала, что ты увлекся балетом!
Княжны хихикнули, фыркнул и младший брат Николая Михаил, Георгий, считавший себя взрослым, постарался спрятать улыбку. Бедного Ники то и дело терзали разными намеками по поводу женского пола, словно у цесаревича других интересов не имелось.
Сам Николай сокрушенно вздохнул:
– Я или женюсь, или сбегу от вас в монастырь!
Образ брата в монашеском одеянии окончательно развеселил княжон, и те рассмеялись громко.
Проходя к большому столу, Александр Александрович, словно извиняясь, шепотом объяснил жене:
– Все по своей немке сохнет. Скучная она…
Императрица вздохнула:
– Мне тоже не нравится эта гессенская муха.
– Значит, никаких разговоров о женитьбе. Может, забудет?
– Среди балерин? – скептически усмехнулась императрица.
– Поживем – увидим… Власов, остановка скоро?
– Почти через час, Ваше Величество, – отозвался полковник.
– А поскорей нельзя? Надоело в вагоне. Пройтись хочется. Поторопи, голубчик, своих кочегаров, не спят они?
Власов немедленно исчез, видно, приказывать поддать жару. Впрочем, вернулся он быстро – не его дело самому к паровозам идти, отправил адъютанта.
Мария Федоровна поморщилась, вагоны и без того раскачивались, временами становилось не по себе.
– Саша, зачем добавлять ходу, разве мы не быстро едем?
– Пройтись хочу. А то на отдыхе да вот тут за столом никогда не похудеешь.
– В Харькове и разомнешь ноги.
– Мы опаздываем.
Дольше обсуждать вопрос отставания от графика и скорости движения не стали, разговор сосредоточился на завтраке и предстоящих в Петербурге делах.
Когда подали любимую императором гурьевскую кашу, за отдельным столом, где сидели младшие, снова послышался смех – княжна Ольга представила брата в схиме и развеселилась.
– Тише, вы, сороки! Наследник хандрит, а вы смеетесь. Гуляй, Ники, гуляй, пока я жив! Потом будешь серьезным. – Наблюдая, как лакей наливает сливки в кашу, поинтересовался: – Одобряешь, Васильич?
Тот серьезно кивнул:
– Очень даже одобряю.
Впрочем, Васильичу было не до веселья, вагон сильно дернуло, он едва не расплескал сливки на императора.
В следующий момент несчастному было уже вообще ни до чего.
Последовал страшный удар, грохот, треск, и… пол не просто ушел из-под ног, стальная плита оказалась на путях вместе со всеми, кто находился в вагоне, а сверху на них рухнула крыша! Несущая балка вагона попала точно на Васильича, другой конец ее удержался, и основная масса крыши застыла в нескольких сантиметрах над головами сброшенных со стульев пассажиров.
Грохот, скрежет, треск, железо наезжало на железо, крошило деревянные части вагонов, сминало металлические, давя при этом и тех, кто оказался внутри.
Первой мыслью у всех было: теракт, взрыв бомбы.
– Саша! Дети! – Мария Федоровна кричала, но ее голос потонул во множестве страшных звуков.
– Мама?! – отозвалась Ксения. – Вы живы?
Мария Федоровна пыталась в царившем ужасе разглядеть детей:
– Отзовитесь все.