Елизавета помнила это прекрасное и очень опасное время. Ей шел тридцать первый год; в расцвете женской красоты, умудренная опытом, она была удивительно хороша. Хождение над пропастью закончилось через полгода. Анна Леопольдовна решила, что иметь даже просто рядом столь сильную соперницу опасно, император Иоанн Антонович слишком мал, чтобы можно было спокойно править, дожидаясь его взросления, а дочь Петра Великого вон она, танцует каждый день на балах, блещет на маскарадах, крестит детей у гвардейцев, выпивая при этом с ними по стопочке под крики «Виват!». Стоит ей только захотеть, и гвардия на руках понесет Петрову дочь на трон…
Вместе со сменившим Бирона Минихом, а за ним Остерманом было решено либо поскорее выдать Елизавету замуж за мелкого немецкого принца и спровадить из России, уже не обращая внимания на ее желание или нежелание, либо постричь и отправить в какой-нибудь дальний монастырь. Сама Елизавета не была согласна ни на то ни на другое, но угроза оказалась слишком серьезной, чтобы от нее отмахиваться.
В ужас пришли и ее сторонники, ведь в таком случае всем им грозила ссылка, недаром же неугодный Бирон теперь жил в Пелыме!
Ни в далекий, заснеженный большую часть года Пелым под Тобольском, ни в какое-нибудь немецкое захолустье, да еще и с неприятным мужем, Елизавете, конечно, не хотелось, и она согласилась с доводами своих приверженцев. Вернее, согласиться пришлось, потому что последний разговор с августейшей племянницей надежд на вольное будущее уже не оставлял. Ситуация сложилась «сейчас или никогда»! В ночь с 24 на 25 ноября 1741 года гвардия действительно принесла дочь Петра Великого Елизавету Петровну на трон.
В первую очередь она озаботилась судьбой прежних правителей, то есть младенца Иоанна Антоновича и его родителей. Не стоит пересказывать горестную судьбу российской «железной маски» – царевича, в конце концов убитого при попытке Мировича освободить его из каменного плена. Судьба Анны Леопольдовны и ее детей, рожденных в неволе, была немногим лучше, она умерла в Холмогорах молодой, а сестры Иоанна Антоновича, хотя и выехали за границу при следующей правительнице, тоже долго не протянули. Антон-Ульрих намного пережил свою супругу, но что это была за жизнь…
Вторым важным вопросом для новой императрицы стал выбор наследника, хотя большого выбора у нее как раз не было. Собственных детей у Елизаветы Петровны не имелось, есть сведения, что она была тайно венчана со своим любимым сладкоголосым красавцем Алексеем Разумовским, но от такого брака деток всему миру не предъявишь, даже если родились. Самозванцев, конечно, в связи с этим нашлось немало, одна из них – княжна Тараканова, но официальных детей у императрицы не имелось.
Пришлось поискать по округе среди родственников, правда, не по материнской, а по отцовской линии.
Конечно, в первую очередь Елизавета Петровна вспомнила о своей старшей сестре Анне, которую выдали замуж за Карла-Фридриха Голштинского. Петр Алексеевич долго противился этому браку любимой дочери, словно чувствуя, что добра не будет, но в конце концов согласился, хотя венчание состоялось уже после смерти императора. У Анны Петровны родился сын Карл-Петер-Ульрих, тот самый «чертушка», мальчик из Эйтина, не желая передавать корону которому, Анна Иоанновна и вытащила на свет свою племянницу Елизавету-Христину, ставшую Анной Леопольдовной. Мать Карла-Петера Анна Петровна сгорела от быстротечной чахотки через два месяца после рождения сына, ее супруг герцог Карл-Фридрих, распутник и гуляка, не был способен воспитать мальчика должным образом, пустив все на самотек.
Но и он умер, оставив одиннадцатилетнего подростка полным сиротой на попечении родственников в Эйтине подле Любека. Сложность заключалась в том, что Карл-Петер-Ульрих вдруг оказался наследником не одной, а сразу двух корон – российской и шведской! Когда императрицей России была объявлена Анна Иоанновна, стало ясно, что российского престола ребенку не видать, и его принялись готовить к шведскому, а посему усиленно вдалбливали основы протестантской религии. Правда, подготовка на этом и заканчивалась, отрок был малограмотен и категорически не любил учиться.
И на подростка, который ни слова не знал по-русски, не имел ни малейшего представления о том, как и чем живет родина его матери и деда, к тому же обожавшего все прусское и почти боготворившего короля Пруссии Фридриха, вдруг свалилось такое – наследование российского престола после своей тетки Елизаветы Петровны.
В Киль примчался посланник из Петербурга, чтобы увезти Карла-Петера с собой к тетке в далекую и холодную Россию. Сам мальчик был абсолютно уверен, что найдет в снегах России свою погибель (предчувствие не обмануло, но вовсе не так, как виделось в страшных снах Карлу-Петеру-Ульриху).
Увидев племянника впервые, Елизавета Петровна испытала нечто похожее на то, что перенесла Анна Иоанновна, увидев жениха своей племянницы. Долговязый подросток, некрасивый, со странным отрешенным выражением лица, глазами навыкате, давно привыкший к вкусу вина, грубый и малограмотный, увлекался только военной муштрой, разговаривал преимущественно на тему амуниции и военных маневров, причем прусских, и не желал учиться новому, если это новое не касалось военной тематики.
Можно бы надеяться исправить племянника, что Елизавета Петровна и попыталась сделать. Прежде всего, его требовалось крестить в православную веру, а значит, был определен наставник, обучающий ее основам.
Карл-Петер-Ульрих, или Петр Федорович
Возок, вздымая снежную пыль, мчался на восток. Закутанный до самого носа мальчик тоскливо поглядывал на заиндевевшее окошко, ему вовсе не хотелось ехать в далекую незнакомую страну к совершенно чужой тетке, чтобы стать Великим князем и наследником российского престола. Но он знал, что за малейшее сопротивление будет жестоко наказан, а потому молчал, смирившись с судьбой.
Карл-Петер под именем молодого графа Дюкера ехал в Петербург. Сопровождали его два барона Корфа, нарочно присланных из России в Киль (один был мужем двоюродной сестры новой императрицы, а второй – российским посланником в Дании), и его голштинские наставники и слуги: обер-гофмаршал Брюммер, обер-камергер Берхгольц, камер-интендант Густав Крамер, егерь Бастиан и лакей Румберт.
Подростку было совсем тошно, его жизнь и дома-то нельзя назвать легкой из-за постоянных унижений и наказаний, почти ненависти воспитателей, а каково будет там, в далеком чужом Петербурге? Мальчика не замечали немецкие дяди, сдав на руки жестоким наставникам, мог ли Карл-Петер ожидать чего-то доброго от далекой русской тетки, которая, наверное, и слова не знает ни по-немецки, ни по-французски. А он – ни слова по-русски!
Сын русской царевны, внук русского императора Петра ехал на родину своей матери и своего деда с тоской в сердце.
Он родился в Киле в феврале 1728 года у русской цесаревны Анны Петровны и Гольштейн-Готторпского герцога Карла-Фридриха.
В брачном договоре его родителей значилось, что мальчики, рожденные в этом союзе, должны воспитываться в лютеранской вере, а девочки – непременно православными, православной оставалась и сама Анна Петровна. Новорожденного крестили, дав имя Карл-Петер в честь двух великих дедов – с русской стороны дедушкой был император Петр I, со шведской двоюродным дедом приходился Карл XII. Но этим же договором оба родителя отказывались – от своего имени и от имени будущих детей – от прав на российский престол. Правда, оставлялась возможность прямым указанием императора призвать к наследованию принца либо принцессу, рожденных в этом браке.
Вопреки многочисленным выдумкам о слабом здоровье с самого рождения младенец был крепким и сильным, его организм испортили позже. А вот матери он лишился рано. В честь рождения наследника в Киле устроены праздники с многочисленными фейерверками и иллюминацией. Страстно любившая, как и ее отец, подобные развлечения, Анна Петровна встала с постели и, раскрыв окна, стала любоваться рассыпающимися в небе огнями. Фрейлины бросились к своей герцогине, убеждая не рисковать так, но она только отмахнулась:
– Мы, русские, не так изнежены, как вы, и не знаем ничего подобного.
Усмехалась зря, за этим последовала простуда, горячка и… смерть!
Кроха Карл-Петер остался сиротой.
Совсем скоро из России стали приходить неприятные для надежд герцога Гольштейна новости. Там продолжалась чехарда власти. Когда пара уплывала в Киль, императором в Петербурге был внук Петра I, сын царевича Алексея Петр II, управлял страной до совершеннолетия императора Регентский Совет, в который, кроме Меншикова и двух цесаревен, Анны и Елизаветы, входил и Карл-Фридрих Голштинский. Но стоило Анне и Карлу отбыть в Киль, как начались перемены.
Умерла Анна Петровна. Потом внезапно умер Петр II, и на российском престоле оказался не другой внук царя Петра I маленький Карл-Петер, а племянница императора Анна Иоанновна, дочь старшего брата Петра Иоанна V. Формально все было соблюдено, ведь Анна Петровна и Карл-Фридрих отказались за себя и детей от престола, но новая правительница не собиралась помогать Карлу-Фридриху вернуть его собственные, сильно урезанные Данией владения, как это некогда обещал сделать император Петр I. Анна Иоанновна не считала себя обязанной выполнять обещания дяди, не слишком считавшегося с ней самой.
Конечно, Карлу-Фридриху очень обидно, он не раз повторял, кивая на своего сына:
– Этот молодец отомстит за нас.
Видно, ради такой мести и воспитывали Карла-Петера по-военному, то есть имея в виду, что мстить надо будет во главе войска. Теперь мальчику светил шведский престол, потому что в Швеции правила сначала его бездетная бабушка Ульрика, а потом – ее супруг Фредерик. Хотя перед коронацией сестра Карла XII Ульрика отказалась за себя, своего мужа и своего племянника Карла-Фридриха Гольштейн-Готторпского от короны, королевой она все же была избрана, как потом ее супруг Фредерик королем, других родственников этой династии просто не существовало. Можно надеяться, что следующим пригласят править если уж не Карла-Фридриха, то его сына Карла-Петера, двоюродного внука знаменитого шведского императора Карла XII.
А вот России предстояло мстить.
Мальчика воспитывали очень жестко и временами жестоко. Стояние на горохе или битье кнутом и розгами были в порядке вещей. Отец гордился случаем, который в других условиях мог только осуждаться. Да и сам Карл-Петер с удовольствием вспоминал, что, будучи в чине сержанта, стоял на часах рядом со взрослым сержантом у дверей залы, в которой его отец в свой день рождения давал большой обед. Девятилетний Карл-Петер был очень голоден, ведь его часто забывали покормить, но, едва не плача, терпел, когда мимо проносили аппетитные блюда, от которых текли слюнки и у сытых взрослых. Отец это заметил, но не снял ребенка с его поста, напротив, смеялся, показывая на мучения сына пальцем и переговариваясь с сотрапезниками. Карл-Петер вытерпел, не расплакался, за что был награжден – произведен из унтер-офицеров в секунд-лейтенанты и приглашен к столу в новом звании. Однако трапеза у голодного ребенка так и не состоялась, от волнения он просто не смог проглотить ни крошки.
И вот теперь за обледеневшим окошком возка мелькали заснеженные просторы сначала Пруссии, а потом России. Елизавета Петровна очень боялась, что племянника перехватят и не позволят вывезти в Петербург, а потому все проходило тайно. Но боялась она зря, император Фридрих Прусский прекрасно знал, кого везут в сторону России под именем юного графа Дюкера, но вмешиваться не собирался: иметь на российском престоле или даже просто наследником человека, весьма ему преданного, императору было на руку. Карл-Петер был заочно просто влюблен в прусского императора, даже сам Фридрих смеялся:
– Я – его Дульцинея, он влюблен в меня заочно, как Дон Кихот…
С каким удовольствием мальчик ехал бы в обратную сторону – в Берлин! Но возок мчал его на восток…
Карл-Петер в отличие от своей тетушки в картах разбирался и им верил, это Елизавета до конца жизни была убеждена, что географические карты противу гадальных врут, сильная Англия не может быть маленьким островом. Карл-Петер знал, что его дед император Петр поставил столицу своей огромнейшей страны довольно близко к границе, остальные просторы России лежали где-то там, на востоке… Но мальчику не были нужны ни восточные, ни западные просторы этой страны.
Окрестности Петербурга его не впечатлили совершенно – вокруг леса да болота, но, когда мальчик увидел сначала шпиль Адмиралтейской иглы, а затем бастионы Петропавловской крепости, уважение к великому деду у него возросло неизмеримо. Зачарованный Карл-Петер долго стоял на берегу Невы, безмолвно любуясь махиной крепостных стен. Да, это силища…
Сзади раздался голос кого-то из русских:
– Хороша крепостица? У государя Петра Алексеевича таких немало. Вон и Кронштадт силен…
Глаза принца блестели, здесь было что посмотреть! Он построит таких крепостей еще много, в каждой будет сильный гарнизон, станут проходить смотры, парады…
Но пока предстояла встреча с императрицей. Оказалось, что она свободно говорит и по-французски, и даже по-немецки. Только Карл-Петер не знал, как себя вести. Если как взрослому, значит, надо целовать императрице руку, если по-детски, то будет несолидно.
Елизавета Петровна все решила сама. Уже зная о некоторой скованности мальчика, она предпочла познакомиться с ним без большого числа свидетелей, сначала посмотреть самой. Увидев, как в высоких дверях появилась щуплая фигурка, затянутая в военный мундир, государыня порадовалась своему решению. Племянник был мал, неказист и неуверен в себе. Рослый наставник Брюммер рядом с ним казался почти гигантом. Но это только на фоне Карла-Петера, стоявшие на часах гвардейцы смотрели и на Брюммера свысока.
Императрица направилась навстречу мальчику сама, протянула руки:
– Карл-Петер… как я рада тебя видеть. О… твой портрет совсем не таков, ты вырос (какая ложь!)… окреп (и снова ложь)… похорошел (разве что блеском глаз от восхищения Петропавловской крепостью)…
Елизавета Петровна сумела сдержать все негативные эмоции от вида племянника, ей по-матерински стало жаль этого явно затюканного ребенка. Не стала протягивать ему руку для поцелуя, притянула к себе, троекратно расцеловала в щеки, шепнув:
– На Руси так положено родственникам…
Карл-Петер почувствовал запах хороших духов, у императрицы восхитительно шелестело платье, она была очень красива и доброжелательна. На время приема мальчик даже забыл о крепости на том берегу Невы.
Елизавета Петровна в разговоре довольно ловко попыталась выяснить уровень образования мальчика и пришла в ужас. Уж на что она сама знала кое-что кое о чем, но племянник не знал и того. Императрица ничего не стала говорить ребенку – это не его вина, скорее беда, но задумалась.
– Алексей Петрович, что делать-то? Хорошо, что теперь привезли, а не позже, когда уж и не исправить…
– Ничего, он еще молод, приставим толковых учителей, всему обучат.
– Брюммер говорит: не любит наследник учебу-то. Неусидчив, неупорен, хотя память отменная.