Месть оптом и в розницу

– А еврей-то тут каким боком? – удивилась я.

– Не скажи! Они религию очень чтут. Может, Ксенофонт чего про них на проповеди гадкое сказал. Он иной раз такую чушь нес, особо с похмелья, закачаешься.

– Вот придет в себя и спросим.

– Да он, чай, и сам не помнит, чего буровил, – с сомнением почесал затылок Витек.

– А он богатый? – поинтересовалась я.

– Батюшка-то? А фиг его знает. – Сосед пожал плечами и после некоторых раздумий добавил: – Скрытный он. С виду вроде не особо зажиточный. Ну, несут ему прихожане то да се. Покушать в основном… Зарплату кой-какую получает по Божьей милости. Не с чего вроде жировать особо.

– А Михалыч что за человек? – продолжала допытываться я.

– О покойниках не принято плохо говорить, но зануда был, скажу я тебе, первостатейный. С ним выпивать никто не любил. Прилипнет как банный лист к кому-нибудь и нудит.

– А о чем говорит-то?

– А бес его знает, – пожал плечами Витек, – когда чего. То ему пенсия мала, то президент не угодил, то девки его не любят, а то евреев опять же хает. Одним словом, была бы тема, Михалыч ее так обслюнит, что тошно становится.

– Ну а с деньгами у него как? Водились рублики?

– Откуда? – удивленно глянул на меня Витек. – Чай сторожем работал, не министром.

– Все ясно, – задумчиво нахмурилась я, – вернее, ничего не ясно. Скажи на милость, за что их можно убить? И главное, не по пьяной лавочке, а специально приехали в этот козий угол. Ты заметил, машина у убийцы приличная была?

– Не разглядел, – с сожалением признался сосед, – да уж, загадка. Как думаешь, найдут, кто Михалыча порешил?

– Сомневаюсь я что-то. Хотя все бывает.

– Не скажи, у нас милиция хорошая, – не согласился Виктор, – только вот участковый – козел. В семье, как говорится, не без урода. Так вот, выпивали мы раз с ментами, приехавшими к нам на выборы…

– Ради бога, Вить, заткнись. Я сейчас про алкоголиков слышать не могу.

Парень обиженно надулся и замолчал. До дома он не проронил больше ни слова.

Загнав машину в гараж, мы пошли в мою половину.

– Вить, ну не обижайся. Пока я чай ставлю, сгоняй к себе за вареньем земляничным. Знаешь, как я его люблю! Никто так варить не умеет, только ты! – Я знала, чем польстить парню. – Слушай, а за что ты так участкового не жалуешь? Обидел он тебя чем, что ли?

– Да это чмо полдеревни обидело, не только меня, – с презрением в голосе пробурчал сосед. – Например, каждый месяц проходит по всем дворам и собирает по бутылке водки, якобы взаймы. Заметь, не самогона, а именно водки, причем хорошей. Приходится специально идти в магазин и покупать, чтобы этот козел не обиделся.

– Да фиг с ним, пусть обижается, – легкомысленно заметила я, доставая чашки.

– Ты не дослушала, – продолжил он, – если кто не даст, он ничего, утрется и уйдет. Но! На следующий день с ордером приходит изымать самогонный аппарат. А у кого его нет в деревне-то? Без него мы никуда. Потом изымает и выписывает такой штраф, что больше цены водки аж на два нуля.

– Набили бы ему морду, и вся недолга, – посоветовала я.

– Так били, Ириш, еще как били, – поморщился Виктор, – он после этого настрочил жалобу в эпидемнадзор, и мы неделю без свежего хлеба сидели. В прошлом году я не выдержал, наподдал ему как следует, так он меня на пятнадцать суток упек. Причем в сопроводительных документах написал, что я не морду ему набил, а приставал и грязно домогался. Педиком решил меня, сучонок, выставить. Хорошо, меня все в округе знают, а то прям хоть стреляйся.

– И ты ему это так с рук спустил? – не поверила я.

– Обижаешь, – ухмыльнулся Виктор, – я как вернулся, начал к нему в гости ходить с тортиками да цветочками. Наряжусь и иду с букетом по улице, чтобы все видели. Две недели ходил. Мужики заинтересовались, спрашивать стали, что да как. Я мялся-мялся, потом объяснил, что сохнет по мне участковый, проходу не дает. За то, что не отвечаю взаимностью, на пятнадцать суток упек. Вот я и решил, лучше уж подмазаться к нему. А то опять на меня осерчает, а мести улицы не особо приятное занятие.

– И что, поверили тебе мужики?

– Может, да, может, нет, – пожал плечами сосед и продолжил с хитрой улыбкой: – Да больно уж поверить-то хотелось. Ненавидят его все. Когда он про это прослышал, побежал мне права качать. Встретил меня в магазине и стал орать. Я на коленки встал и заголосил: «Прости Христа ради, Филиппушка. Не завезли сегодня тортов, не виноватый я!» – и руки стал целовать. Он остолбенел и рук не отнимает. Тут ко мне Василий с Петрухой подскочили, подняли, утешать начали: «Что же вы, Филипп Леопольдович, такой жестокий, говорят, ну, не завезли сладенького, уж потерпите маленечко, что же сразу бросаетесь на парня. Нетрадиционная ориентация – не оправдание, чтобы руки распускать». Он стоит, рот раскрывает, как рыба, а слова в горле застряли. «Вы уж, товарищ участковый, поаккуратнее со своими порывами сексуальными. А то с работы попереть могут». Эти слова Василия добили Котяру окончательно. Он позеленел и зашипел: «Какие такие порывы? У меня нормальные порывы!!!» – «Для вас, может, и нормальные, а мы как-то с женщинами больше привыкли». – «Дак и я, братцы, с женщинами!» – «Не оправдывайся, Филипп, чего стыдиться?» Я положил руку Котяре на плечо. Ребята с серьезными сочувствующими лицами дружно закивали, хотя внутри давились от хохота. С тех пор он ни разу ко мне не привязывался по-крупному, понимает, что себе дороже. Но укусить всегда норовит, паскудник. Знаешь что, хватит забивать голову всякой ерундой, давай лучше телик посмотрим.

Когда все телевизионные программы закончились, мы стали прощаться.

– Как-то отпуск у меня начался отвязно. Я думала, хуже, чем в Адлере, быть просто не может, а вот смотри, что получается… Прямо даже назад на работу захотелось, – вздохнула я.

– Завтра Настюха приедет, враз повеселеешь, – ободряюще похлопал меня по плечу сосед. – На сколько человек мяса-то брать? Вера Сергеевна поросенка резала, предлагала килограммчиков десять.

– Бери, – кивнула я, – сала еще насолим. А остальное они из города привезут.

– Я не знаю, чего они вечно с собой целые баулы прут? У нас здесь картошка, помидоры, огурцы, зелень – считай бесплатно. Самогонки у меня целая фляга в погребе, мясо тоже с городским не сравнишь. Все высшего сорта. А Настька в городе всякой ерунды втридорога накупит и радуется, дурында. Ты хоть ей скажи.

– Да говорила уж сто раз, – улыбнулась я, – разве ж она послушает.

– Ладно, спи давай. Утром в лес за вениками пойдем. Свежий душистый веник – половина банного удовольствия. На завтрак окрошку сделай. Нарежь всего, а я квас принесу. Матрена закваску притащила знатную, не квас получается, а чистый мед.

Глава 5

Проснулась я от громкого стука в окно. Глядя на предрассветную марь за окном, я спросонья силилась понять, что это за грохот. Потом разглядела девушку, усиленно машущую руками. Накинув халат и с трудом найдя тапки, я открыла дверь. Девушка, оттолкнув меня, схватила в сенях два ведра с водой и выскочила на улицу. Ничего не понимая, я рванула за ней. Наш дом горел. Видимо, благодаря усилиям спасительницы пламя не успело расползтись по бревнам. Через пару минут огонь был потушен. Мы еще потоптали ногами тлеющую траву и недоуменно уставились друг на друга.

– Вы кто? – подозрительно спросила девушка.

– Я хозяйка этого дома, а вы кто? – все еще не придя в себя окончательно, автоматически поинтересовалась я.

– Городская жена Виктора? – продолжила допрос неожиданная гостья.

– Почему это? – Вопрос девушки порядком меня удивил.

– Ну как же, раз он хозяин, а вы хозяйка… – смутилась та.

– А, вы Матрена? Я угадала? – Видя, что девушка не возражает, я рассмеялась. – Нет, мы с Витей родственники, дальние правда. А дом принадлежит нам обоим. Ему та половина, а мне эта. Я нечасто приезжаю. Этим летом вообще первый раз. Отпуск у меня. Правда, неудачный какой-то. Теперь вот еще пожар. Если бы не вы…

– Пойдемте, посмотрим, как там Витька, – перебила меня Мотя. Мои благодарности были ей не интересны. Похоже, все, что ее интересовало, она уже услышала.

Мы обошли дом и увидели, что всегда открытая дверь соседа приперта поленом.

– Ничего себе! Он что, ушел куда-то среди ночи? – Я изумилась вполне искренне.

– Да там он, вашу дверь тоже так заклинили поленом, я его выбросила.

– И кто это сделал, ты не знаешь?

Мотя, не обращая на меня внимания, добежала до Витькиной кровати и стала трясти его за плечи.