Дарья. Второй шанс
– Я знаю. Но сейчас – что-то не так. Не с лесом. С воздухом. С дорогой. С тропой. Я не могу это объяснить.
Он смотрел на неё с лёгкой растерянностью, как на странность, которую трудно объяснить. Она обычно чувствовала, но не настаивала. А сейчас стояла – тонкая, упрямая, настойчивая.
– Сам же говоришь, это недолго. Вернемся назад и займемся обучением этих новичков. – Дарья улыбнулась. – Ну трое их, трое нас – распределим по справедливости, – она переключилась на шутку – поняла, что Влад не особенно и против. – А пока Устина их местному распорядку обучит. Ну что для них задержка в день-два, вряд ли на Пункте больше времени пройдёт. Когда я в последний раз ходила, всего-то день и прошёл.
Он выдохнул и махнул рукой.
– Хорошо. Пошли вместе. Беги, собирайся.
***
Лес встретил их привычным хрустом веток, шорохом листвы и мерным дыханием земли. Но в этом дыхании слышалась фальшь, словно ритм сбивался, как у сердца, которое вот-вот оступится. Тропа, по которой они шли много раз, теперь будто затаила обиду. Она петляла, пересекалась сама с собой, заворачивала к болотцу, которого там не было раньше, и уводила их обратно к знакомым поворотам. Каждый шаг будто отзывается эхом – но не их собственным. Будто кто-то рядом дублирует движения.
– Мы уже проходили здесь, – Дарья провела рукой по стволу с зарубкой. – Это та же берёза.
Влад остановился, прислушался. Лес шумел не так, как обычно – не равномерно, а будто загнанная лошадь после долгой скачки.
Влад почувствовал, как в нём начинает подниматься старая, затаённая дрожь – та, что приходит перед бедой. Он не боялся леса. Но сейчас во рту он чувствовал вкус пепла, как будто беда уже пришла.
– Это не просто блуждание, – сказал он. – Это кто-то играет с тропой.
Он шагнул – и под ногой хрустнула ветка. Лес замер. И он появился.
Леший.
Высокий, мшистый, с лицом, скрытым под корой и мхом. Но из его движений исчезла привычная надменная тяжесть, с которой он обычно скользил между деревьями. Он шёл быстро, с резкими толчками, глаза блестели тревожно, и лес вокруг словно отступал.
– Стой, – сказал Влад, вытаскивая из кармана амулет на кожаном шнуре. – Что-то с ним не так.
– Не надо, – Дарья тронула его за руку.
– Он не узнал нас. Он ведёт себя как… дикий.
Леший остановился в нескольких шагах, издавая гортанные, низкие звуки, будто ворчал, будто звал. Его рука тянулась в сторону, но не приглашала – скорее заманивала. Вокруг стало тише, птицы исчезли, даже листья перестали шелестеть – как будто весь лес ждал ответа. И тут Влад понял – рука лешего не звала, а отводила взгляд. Ловушка. Чуть левее тропа уходила в низину, скрытую кустами, – воронка, наполненная зыбкой мховой жижей. Один неверный шаг – и затянет в глубину.
Он резко поднял амулет, но Дарья шагнула вперёд, загородив собой лешего.
– Подожди. Он не в себе, но не враждебен.
– Дарья!
Она не обернулась. Сделала шаг к существу, медленно подняла руки, как заклинательница, и заговорила – негромко, на языке, который Влад с трудом узнавал: старые слова, корневые, древние. Он не слышал в них магии, но чувствовал – это говорит не волшебница, а душа.
Леший замер. Затем его плечи дрогнули, будто изнутри прошла волна – не ветра, а памяти. Он сделал полшага назад, выдохнул, и на короткий миг лицо под мхом стало почти человечным – усталым и растерянным. Он коснулся лба, как старик, вспоминая, кто он, медленно развернулся и исчез в тени деревьев.
Дарья стояла посреди тропы, закрыв глаза. Её дыхание сбивалось, руки всё ещё дрожали от напряжения.
Влад резко шагнул к ней, как будто хотел выдернуть её назад, заслонить собой. Его лицо было напряжено, губы сжаты, а внутри уже поднималась паника – липкая, чёрная, как трясина, в которую могло втянуть всё живое. Он заговорил не громко, но в голосе звенела злость – быстрая, острая, будто хлестнула ветка:
– Ты хоть понимаешь, что могла случиться беда?
Дарья открыла глаза, но не отступила. Только приподняла подбородок.
– Он звал, – сказала она, почти шепотом. – Звал, просил о помощи.
– Это тебя оправдывает? – его голос стал резче. – Ты полезла к сущности, которая могла тебя уничтожить. Вплотную. Без защиты. Без разрешения. Как ребёнок, Дарья!
Влад сжал кулаки.
– Я знала, что делаю, – тихо сказала она. – Я слышала, что ему плохо. И он услышал меня.
– Услышал? – Влад усмехнулся коротко, нервно. – А если бы не услышал? Если бы сорвался окончательно? Ты даже не знаешь, сколько таких уже не возвращались. Ты хоть думала, что будет, если ты не справишься? Как… я буду без тебя?
Дарья опустила глаза, но стояла, не уступая.
– Я сделала то, что нужно было сделать. А ты хотел его скрутить, как злодея. Хотел победить то, что страдало.
– Я хотел, чтобы ты осталась жива, – выпалил Влад. – Или это теперь не важно?
Повисло молчание. Только лес шуршал листвой, снова привычный, как после бури.
Дарья отвела взгляд. Влад выдохнул, медленно, с усилием. Он отвернулся, потому что чувствовал – если посмотрит ей в глаза сейчас, не сдержится. Он уже видел, как она исчезает. Уже слышал, как её голос срывается в тишину.
Влад поднял руку и провел по лицу сверху вниз, как будто смывая с себя страх за любимую. Моргнул, проглотил ком в горле – и только тогда смог выпрямиться. Дарья хотела что-то ответить, но слова застряли в горле. Лес слушал их молчание, не торопя, но и не утешая. Оба знали – разговор не закончен. Но лес отпустил их, и это было важнее.
– Пошли, – сказал он наконец.
Дарья резко вдохнула. А тропа, будто стряхнув с себя напряжение, вытянулась прямой линией вперёд, поторапливая их продолжить путь. Дарья не ответила, но пошла рядом – шаг в шаг.
Глава 8. Тупик
Старик Остромысл встретил их у кострища за домом – сидел, словно и не двигался всё это время, только пепел в его бороде стал гуще, да взгляд – тяжелее. За их спинами лес будто рассыпался – тропа, что вела к его избе, снова стала прямой и мирной, будто ничего и не было.
Он посмотрел на Дарью чуть дольше, чем на Влада. Её будто пронзил этот взгляд: в нём не было ни злобы, ни доброты – только знание, холодное и тяжёлое, как камень, извлечённый из глубины колодца. Потом мотнул головой в сторону скамьи.
– Садитесь.
Влад начал с главного: рассказал, что замечал в дороге, как изменилась реакция сущностей, как Леший оказался вне себя и про заброшенный погост, где поселилась странная сущность. Говорил сдержанно, как обычно, но внутри всё кипело. Остромысл слушал молча. Когда Влад закончил, старик только потянулся к кочерге и размял в золе поленья, будто искал в углях ответ.
– Видно, боги покинули Правь, – тихо проговорил он.
Дарья обернулась к нему так резко, что у неё хрустнула шея.
– Что вы сказали?
– Что тебе послышалось – сама разбирайся. А я говорю: небо посмурнело, как бы бурю не принесло.
Он поднялся. Лицо его было не старым, не молодым – как у дуба, что стоит в чаще сотни лет: неумолимо живое.
– Вам надо к ней, – сказал он. – Она знает больше.
Дарья почувствовала, будто земля под ногами чуть дрогнула. Слово «она» повисло в воздухе не как указание, а как приговор.
– К кому? – насторожился Влад.
Старик улыбнулся – не приветливо, а как ветер в сухих травах. В этот миг лицо его стало почти нечеловеческим – древним, как сама граница между мирами.
– К той, что не в Яви и не в Нави. К той, кто помнит, как было прежде, и знает, как будет. К Бабе-Яге.
Влад открыл рот, но не нашёл слов. А Дарья, напротив, замерла – её дыхание стало тонким, почти неслышимым.
– Простите, – наконец выговорила она. – Но… она же сказка.
– А вы кто, Дарья? – мягко, но с поддёвкой спросил старик. – Разве не из сказки пришли?
***
Клубок Дарья достала из кармана плаща – он был сухой, серый, почти пепельный. Остромысл велел не держать его в руках, пока не будут готовы идти. Теперь она смотрела на него, как на живое существо. Казалось, он дышал сам по себе – едва ощутимо, но с ритмом сердца, которое не принадлежало ни ей, ни этому миру.
– Ну? – спросил Влад. – Готова?
Дарья кивнула, прошептала старую просьбу – из тех, что учила с Веселяной. Клубок дрогнул, затем мягко упал на землю и покатился по мху, не оставляя следа. Он катился так, будто не искал дорогу, а вспоминал её, вытягивая из памяти мира давно забытые линии. Они пошли за ним.
Мир вокруг менялся. Всё здесь было странным, зыбким, словно мир ткали по ходу движения. Сначала – тропа, потом корни вместо земли, потом – вовсе пустота под ногами, как будто они шагали по паутине между ветвями времени. Лес то хмурился, то оборачивался к ним доброй тенью.
Первое место, где клубок остановился, было почти незаметным. Старое придорожное капище: поросшее мхом, с покосившимся камнем и выцветшим знаком Перуна. Здесь воздух дрожал, будто не хотел пускать их ближе.
– Засорилось, – хмуро сказал Влад. – Постой там, я сейчас расчищу.
Он поднял палку, сдвинул пару веток, но почувствовал, как пространство оттолкнуло его движение: Дарья уже стояла чуть в стороне, склонившись и едва касаясь земли пальцами.
Её губы что-то шептали. Голос был почти неслышным – как если бы она звала кого-то изнутри мха.
Мох начал светлеть, будто отзывался не на звук, а на вибрацию внутри неё. На миг Дарье почудилось, что под её пальцами шевельнулось нечто тёплое и влажное – словно корни пытались обвиться вокруг её рук. От этого движения по спине у неё побежали мурашки: будто сама земля хотела удержать её здесь, не отпуская дальше. Она чувствовала, что часть её голоса осталась в мху – будто этот кусок земли взял её дыхание на хранение.
– Ты бы подождала, – нахмурился он. – Вместе проще.
– Это несложно, – отозвалась Дарья. – Я справлюсь.
Но когда она поднялась, её качнуло, как от внезапной пустоты под ногами. Влад подхватил её под локоть – тепло его руки вернуло ощущение тела.
***
Второй раз клубок свернул к старой просеке, где воздух был натянутым, как ткань, сотканная из тончайших нитей. Влад сразу ощутил – здесь не просто засада, а чья-то чужая работа. Тропа была пустой, но в тишине стоял странный звон, как если бы лес гудел беззвучной струной.
Дарья шагнула первой. Её силуэт сразу потускнел, словно её обернул чужой взгляд. Влад видел, как её плечи опустели, а глаза стекленели – будто в них отражался не лес, а чужая пустота. Сердце Влада болезненно ударилось в ребра: это было слишком похоже на исчезновение. Он знал этот миг – ту грань, когда близкий уходит туда, откуда уже не достанешь.
Он рванулся вперёд, не думая – как в прыжке через пропасть. Пальцы пробили невидимую ткань, он чувствовал, как липкая паутина тянется, сопротивляется, режет ладони холодом. Но он не отпускал, пока не ухватил её и не выдернул назад – ему казалось, что он вытаскивает саму жизнь, и если отпустит хоть на миг, она уйдёт в ту тьму, где не слышно даже имени.
Дарья задыхалась, как выброшенная из глубины воды. На её коже остался липкий след, будто невидимые пальцы ещё держали её за запястья.
– Почему ты снова одна?! – вырвалось у него. Голос был сорванный, не от злости, а от ужаса. – Ты видела, что это ловушка!
– Я… я знала, что справлюсь, – прошептала она.
– Но зачем? Почему ты каждый раз идёшь вперёд, не глядя?
Дарья опустила глаза. Ответа у неё не было – только внутреннее желание, доказать ему (или себе?), что она не ребёнок, и её Голос тоже чего-то стоит.
***
Третий узел был в месте, где деревья складывались в арку, а на земле лежал камень с трещиной, будто сердце, что было расколото. Здесь Влад хотел действовать первым, но Дарья остановила его.
– Подожди, – сказала она. – Здесь… здесь нужно не силой.
Она села на камень, приложив ладони к его поверхности. Шептала, пела, а потом вдруг замолчала. Ветер прошёл по поляне, как дыхание. И стало ясно: узел расплёлся. Дарья победно улыбнулась, и с гордой улыбкой взглянула на Влада.
– Вот видишь! Я была права!
Влад опешил. Он не нашёл, что сказать: эта Дарья – сияющая, уверенная – на миг показалась ему чужой. Даже готовая сорваться с языка похвала застряла где-то в зубах.
А Дарья и не слушала. Развернувшись, она шагала за клубком. Влад вздохнул и последовал за ней.
Шли ещё долго. Клубочек крутился, путался, будто сам сомневался. Но внезапно – без всякого предупреждения – дорога кончилась. Под ногами снова оказалась тропа, знакомая, с редкими камушками в виде осколков кремня, и свет стал ровным, земным. Впереди – крыши. Двери. Люди.
Пункт.
Дарья остановилась так резко, будто ударилась о стекло.
– Этого не может быть, – прошептала она.
Влад огляделся. Всё было настоящим – и совершенно не вовремя.
– Он вел нас к Яге, – сказал он. – Это был путь к границе, а не сюда.
Дарья стояла, не двигаясь. Клубочек у её ног затих – пепельный, мёртвый. Словно сам Путь отказался продолжать.
– Он вел нас к Яге… – повторила Дарья, – …а вернул назад.
Воздух вдруг стал пустым. На ветке качнулась лента – старая, пепельная, будто её сорвали с чьей-то косы. Ни ветра, ни шороха – даже птицы замерли. Только тонкое, звенящее «ничего» давило на уши, как будто весь мир задержал дыхание. Влад сжал кулаки так, будто только это удерживало его от крика.
Из Пункта долетел чей-то смех, но звучал он странно, искусственно, как чужая запись. Дарья ощутила, что он не принадлежал живому человеку. Он был как эхо, будто смеха никогда и не было – только его тень, прокрученная на заезженной пластинке. Смех оборвался так резко, будто кто-то выключил запись. Дарья неосознанно качнулась вперёд, шагнув из леса, и тут же вернулись звуки и запахи, горячий ветер с ароматами жилья ударил в лицо, как будто встречая задержавшихся гостей.
Глава 9. Ученики
В Пункте всё шло своим чередом: на кухне всегда можно было найти заваренный чай, в коридоре пахло сушёной полынью, а зеркала на стенах мягко поблёскивали, ловя блики с улицы. Они казались окнами в другие слои: смотришь – и будто сам чуть дрожишь, как их поверхность. Казалось, ничего не изменилось. Только стало чуть шумнее.
Трое новых – подростки – появились внезапно. Сбились с пути, провалились через разрыв в слоях. Такое случалось, особенно в полнолуния или дни затмений, когда границы Яви начинали пульсировать, и Переходы срабатывали непредсказуемо. Их нашли неподалёку от старой сторожки – растерянных, голодных, поначалу молчаливых.
– Детдомовские, – тихо сказала Устина, когда они с Владом и Дарьей обсуждали новеньких за столом. – Говорят, решили сбежать. А попали неведомо куда.
– Пространство их подтянуло, – кивнул Влад. – Значит, есть потенциал.
Официально всё выглядело просто: трое подростков, чудом спасённых от небытия. Но случайный выброс в сторону Пункта редко бывал таким уж случайным. Даже если они сами пока не знали, зачем пришли.
Влад после возвращения продолжал искать в архивах – ему казалось, что он мог упустить что-то важное, какую-то подсказку.
Дарья старалась не показывать, как нервничает. С тех пор как клубок, вопреки всем ожиданиям, вывел их не к Бабе-Яге, а обратно – к Пункту, она не находила себе места. Всё внутри сжималось от мысли, что это она спутала нить. Поторопилась. Перехватила клубок, как не следует. А теперь – ни подсказки, ни направления. Только Пункт. Да трое новеньких, требующих внимания.
Девочку звали Марта. Она почти не говорила, но быстро схватывала суть. В её движениях была сосредоточенность, не свойственная пятнадцатилетним. Она рано вставала, не нуждалась в напоминаниях, чётко следовала инструкциям. От неё исходила прохлада – не враждебная, но отчуждённая.
Старшего мальчика звали Яр. Он держался прямо, говорил чётко и уверенно, без тени страха. В нём было что-то стойкое, почти взрослое. Влад однажды сказал в шутку:
– Если бы Пункт нужно было охранять, я бы поручил это ему.
Яр чуть усмехнулся, но ничего не ответил.
Младший – веснушчатый, с живым взглядом – представился Лёшей. Он легко вступал в контакт, часто улыбался, но Дарья время от времени ловила в его глазах странное выражение – будто смотрел на неё не он, а кто-то другой. Старший. Сторонний. Наблюдающий.
Их обучали понемногу. Начали с простого: как чувствовать сдвиги в слоях, как читать знаки в отражениях, как вести наблюдение за узлами. Иногда Влад брал их с собой – на настройку зеркал или чистку от пылевых сгустков. Иногда Устина читала им лекции про структуру Пункта, про Явь, Навь, и границы, которые нельзя переходить без подготовки.
Дарья вела с ними наблюдение за энергетикой. Показывала, как фиксировать отклонения, как распознавать искажения – в звуках, запахах, поведении зверей. Подростки слушали внимательно. Особенно Яр: он не задавал вопросов, но выполнял всё точно, с военной чёткостью. Марта – наоборот – наблюдала молча, будто всё записывая в уме. А Лёша… он старался чересчур. Будто боялся, что его прогонят.
Они были ещё юны – с настороженностью в глазах, с неприкасаемыми ранами и неукреплёнными границами. Но что-то в них отзывалось. Что-то старое, как забытая мелодия, знакомая с первого звука. Влад, словно почувствовав это, начал вести личный дневник наблюдений. Пока неофициально. Только для себя.
Устина предложила каждому из троицы выделить угол в библиотеке.
– Пусть привыкают к мысли, что здесь можно остаться, – сказала она. – Если не телом, то вниманием.
Дарья старалась быть с ними мягкой. Не навязываться, не давить. Но тревога внутри не отпускала. Она могла быть где угодно сейчас – у избушки на грани миров, у Бабы-Яги, искать ответы в Кощеевом царстве. А вместо этого – снова здесь.
Потому что ошиблась. Потому что не справилась.
Иногда она садилась одна в сторожке, брала клубок и просто смотрела на него. Он молчал. В такие минуты Дарья чувствовала себя учеником не меньше, чем подростки. А когда приходило время занятий, она поднималась и шла вместе с новичками – не как равная, а как наставница. Всё, что сама недавно слушала от Веселяны и других, теперь звучало её голосом.
***
Зал был тих, только трескало полено в печи. Дарья сидела на полу, скрестив ноги. Перед ней – трое. Девочка и два мальчика. Движения – неуверенные, глаза – зоркие. Взгляд девочки – как тонкое шило, будто прошивает насквозь. Один из мальчиков вздрагивал при каждом шуме, но не от страха – чувствительность у него была иная. А третий жил будто тенью – незаметный, но ощутимый, как запах земли после дождя.
Дарья медленно чертила пальцем круг на полу – символическую границу.
– Представьте, – начала она, – есть большой мир. То, что люди зовут «реальностью», «обычной жизнью». Это – Явь. В ней мы родились, ели кашу, шли в школу, смотрели в небо, ждали каникул. Но даже в детстве вы чувствовали – не всё укладывается в слова. Есть что-то за углом. Что-то, что не вписывается в обычное.
Трое молча кивнули. Дарья слабо улыбнулась – тем, кто уже чувствует, не надо объяснять.
– Иногда, – продолжила она, – часть Яви не выдерживает. Слишком много боли. Или, наоборот, слишком много нового, слишком быстро. И тогда что-то начинает… отползать. Как старая кожа.
Она замолчала, чтобы дать им время представить.
– Всё начинается с эмоций. Представьте: все жители одного села вдруг начинают мечтать о прошлом. Чтобы не было пыли от грузовиков. Чтобы пасти коров на старом пастбище. Чтобы ягоды были крупными, как раньше, и лес снова стал свободным. И вот – раз… и пропала деревня. По всем бумагам и не было её. Или стоит – но не та. И люди – вроде бы те же, но что-то в них не так.
– А на самом деле кусочек Яви откололся. Не разрушился, а… всплыл. Представьте яблоко в воде – и с него срезали кожуру. Вот эта кожура и всплывает. Так же и с участками реальности: они сдвигаются, теряются, застывают где-то между мирами.
Она провела пальцем от круга к полу за его пределами.
– Пункт – как сеть. Представьте паутину, и в центре – капля росы. Это и есть Пункт. Мы следим, чтобы такие слои не покрылись плесенью, чтобы в них не завелось то, чего быть не должно. А иногда – наоборот: чтобы кое-что не проросло обратно в Явь.
– А мы теперь… как? Мы остались в этом кусочке? – спросил Лёша.
Дарья кивнула.
– Остались. Но это не значит, что всё кончено. Слои дышат. Иногда срастаются. Иногда исчезают. А иногда… становятся дорогами. Для тех, кто умеет идти. Вас выбросило именно к Пункту. Значит, в вас есть сила. Она может лечить то, что болеет, и выращивать то, что слабеет.
В этот момент Влад вошёл в зал. Не сказал ни слова. Остановился у дверей, облокотился на косяк. Глаза скользнули по троице, задержались на Дарье.
Она не видела его, но почувствовала взгляд. Голос стал тише, почти как шелест травы.
– Понимаете, Пункт – не просто место. Это как сердцевина. Точка в узоре, через которую проходят нити. Кто оказался здесь – либо становится частью Пункта, либо идёт выше. В любом случае – это не конец. Это начало.
Подростки молчали. Но в этом молчании было внимание.
Дарья вдохнула и медленно выдохнула.
– Мы будем учиться. Слушать. Видеть. Удерживать. Иногда – сражаться. Но прежде всего – быть внимательными. К мирам. И к себе.
Влад ещё немного постоял, потом развернулся и ушёл, не привлекая внимания. Но в прощальном взгляде сквозила тревога.
Дарья посмотрела на пустое место у двери и отвела взгляд.
Почему клубок не вывел нас к Яге? Я держала его крепко…
Глава 10. Видения
Тёплый летний день начинался обычно: лёгкий туман на заре, чайник на плите, кот под лавкой. Всё шло по ритму. Но именно в такие дни происходило странное – не во время бурь и провалов, а когда всё слишком ровно. Такая ровность всегда настораживала Дарью: будто сам мир задержал дыхание.
Устина предложила провести выездное занятие – старую практику «отзеркаливания». Влад был в дозоре, поэтому Дарья одна повела учеников к западной границе Пункта, в небольшую ложбину, где когда-то находился слабый узел. Пространство там обычно было мягкое, послушное, как затянутая ткань. Идеально для тренировки чувствительности.
– Сегодня учимся слушать, – сказала Дарья. – Не глазами и ушами, а кожей. Узлы Яви редко говорят громко. Они шепчут.
Марта шла молча, Лёша – насвистывал, Яр шагал сзади, будто охранял. Все выглядели… слишком собранно. Дарья чувствовала это кожей: не напряжение, а настроенность, как будто трое заранее знали, куда идут.
На месте всё было знакомо – даже мох, облепивший камень в центре ложбины, будто застыл во времени. Но стоило Дарье присесть и положить ладони на землю, как внутри что-то дрогнуло.
Слишком ровно. Будто оборвалась связь, и теперь ты слышишь только то, что здесь, но не там.
– Лёша, проверь шумовую линию вон за тем холмом, там проходит граница. Яр – отойди шагов на сто, чтобы не фонить и запусти “отражение в траве”. Марта, ты со мной.
Мальчики разошлись, Марта села рядом. Дарья шептала старинные слова, касаясь земли, но тень от тела девочки ложилась иначе. Или, скорее, была недостаточно чёткой. Как будто солнечные лучи проходили насквозь.
Дарья снова опустила ладони. Трава под пальцами была прохладной. Она закрыла глаза, пытаясь настроиться на обычную глубину… но мир качнулся.
На миг исчезли звуки, исчез запахи, исчезло ощущение тела – и вспыхнуло:
…Трое. Высокие, сияющие. Мокошь, Перун и Велес. Они шагали через грань, и каждый их шаг отзывался колебанием мира. Дарья знала их имена не разумом, а телом – как будто её кровь шептала их, пульсируя в висках. Они шли, и земля под их ногами начинала петь.
Видение исчезло. В лицо Дарье ударил лёгкий ветерок – она снова в ложбине. Марта сидела всё так же, неподвижно. Но рядом с ней в траве теперь мерцал… иней?
Дарья зажмурилась. Вдох – и вновь вспышка:
…Три младенца, спящие в одной колыбели, плетённой из лозы. Над ними склоняется мужчина с седыми волосами – Еремей. Но он… другой. Строгий, внимательный, но с отблеском тревоги в глазах. Он поёт колыбельную, в голосе – вкрапления древних слов, как в родовой песне. Один из младенцев вдруг открывает глаза – и в них глубина, от которой замирает сердце.
Дарья дёрнулась, отпрянула. Сердце билось быстро. С трудом удерживая равновесие, она посмотрела на Марту. Та медленно подняла взгляд – и в нём Дарья на мгновение увидела… не ребёнка.
Картинка растворилась, но Дарья всё ещё ощущала, будто её сердце билось в ритме того мира, а не этого.
– Слушай вместе со мной, – тихо попросила она.
Марта кивнула. Но через пару секунд сказала:
– Здесь нет отклика. Земля как будто… ждёт чего-то.
Дарья поморщилась. Это ощущение было и у неё – земля не сопротивлялась, но и не отзывалась. Будто всё пространство стояло на цыпочках.