Взгляд цепляется за книгу, цветы. Спать не хочется, читать тоже: не то настроение. Какое оно? Непонятно. Но не хочется ничего.
Такое ощущение, что воздуха не хватает, и я ставлю окно на проветривание. На кровать не дует, хотя сентябрьские ночи уже дышат прохладой.
В какой-то момент я все-таки засыпаю. Но сон прерывистый, часто открываю глаза и смотрю в темноту. Словно что-то будит нарочно. Прислушиваюсь к тишине, закрываю глаза и неохотно опять погружаюсь в сон.
Открыв глаза в следующий раз, вижу дребезжащие рассветные сумерки и встаю. Усталость такая, будто и не ложилась. Быстро ополоснувшись, облачаюсь в домашние штаны и кофту с длинными рукавами и, стараясь никого не разбудить, спускаюсь на кухню.
Все еще спят, но я без труда обнаруживаю кофемашину. Она даже заправлена, хотя хозяева дома и отдают предпочтение чаю. Другое было бы странно: у Луки несколько чайных лавок, он держит их в качестве хобби. Ну а Натали сейчас кофе нельзя, поэтому она тоже разделяет вкусы будущего супруга.
Для гостей, значит. Приятно. Я делаю себе латте с густой пенкой, сверху добавляю корицу. Через панорамные окна видно, как в небе пробиваются первые лучи солнца. Хочется больше, всего больше: солнца, тишины, щебета птиц, который сюда доносится приглушенно, – и я решаю выйти на улицу.
Дверь не заперта. Неужели забыли? Толкнув ее, выхожу на террасу, глядя вдаль, с наслаждением делаю глоток горячего кофе. Слизываю с губ пенку. Снова делаю глоток – обжигает язык, тает приятной, едва уловимой сладостью.
Хорошо здесь. Большой дом. А вокруг осень играет красками. И все дышит уютом, надежностью. Действительно домом.
Не хочется уезжать. Хочется продлить это ощущение хоть немного, удержать его, и я решаю расположиться в плетеных креслах. Повернув голову, понимаю, что эта идея посетила не только меня.
В серых сумерках, которые лишь начинают дрожать, я замечаю Матвея Сергеевича. И злюсь на себя за первую мысль уйти незамеченной. Хотя возможность такая есть: он смотрит прямо перед собой.
Слышал ли он, что я тоже вышла? Не знаю.
Я приближаюсь к нему, упираюсь в заграждение, и только тогда он поднимает взгляд на меня. Серые глаза почему-то сейчас кажутся особенно яркими. Или это реакция на него моей совести? Все сейчас я вижу как-то отчетливей, вроде бы все то же самое, но другими мазками. И он кажется мне не властным и грозным боссом, для которого управлять – как дышать. А обычным мужчиной, который не выспался.
– Хотите кофе?
Я собираюсь добавить, что это минутное дело, пусть скажет, какой ему нравится больше, – я сделаю. Не успеваю.
Протянув руку, он берет мою чашку.
Два глотка – возвращает.
Я снова касаюсь губами пенки. Усмехаюсь, когда она пачкает губы. Слизываю ее. Моя чашка вновь переходит к Матвею Сергеевичу.
– Сладко.
– Всего одну ложку добавила!
Моя усмешка теперь у него на губах. А вот пенка не остается – это тоже талант.
Чашка переходит из его рук в мои, пока не остается пустой. Но я все равно не выпускаю ее, грея ладони об ускользающее тепло. Лучи солнца начинают прорезать небо усердней, один даже пробирается на террасу. Но все равно еще слишком рано. Для кофе. И молчаливого разговора. И я решаю его прервать: он и так затянулся.
– Вам тоже не спится?
– После ваших разговоров про бедных, несчастных белочек и неугомонного кролика попробуй уснуть. Прям перед глазами эти страдания. Только, кажется, стал засыпать – так куда там? По ходу, дикие кабаны в этом лесу совсем очумели. Такой звук – просто ушли закладывало. Я даже пожалел, что не прихватил из дома ружье. Пришлось терпеть.
По мере того, как он говорит, я чувствую, как мои щеки начинают пылать все сильнее.
– А ваша комната… где?
– Рядом с твоей. Ты не знала?
– Нет, откуда? – Пожимаю плечами. – Но зато я, кажется, знаю, что это были за кабаны. И очень благодарна, что вы не взяли ружье и не объявили охоту.
Его взгляд упирается в мой. Ну, скрывать смысла нет. Слава богу, между нами никаких романтических отношений – было бы стыдно, а так…
– Это я.
Он смотрит так же выжидающе, как будто признания не было.
– Вам просто не повезло: у нас соседние комнаты, а я открыла окно на проветривание… То, что вы приняли за звуки дикого кабана, – это мой храп.
Меня едва не сносит ударной волной его хохота. Неожиданно громкий, чуть хриплый, как у того, кто редко смеется.
Ну ладно, не сносит, но к перилам прижимает сильнее. Приходится ждать, когда успокоится.
– Вот так и признавайся, – ворчу, перенимая на время его любимую манеру общения.
– У меня охотничий стаж больше двадцати лет. Я по шороху в лесу, по хрусту ветки могу отличить, что за зверье рядом бродит. А кабана и подавно. Это точно не ты.
– Ну что ж, – говорю, – спасибо за хорошие новости. А то я почти почувствовала себя под прицелом.
Покачав головой, он поднимается с кресла.
– Кстати, одна из причин храпа – это усталость, стресс и неспособность хорошо расслабляться.
– За лекцию тоже спасибо. Если получится, постараюсь исправить.
Ну и на этом я собираюсь заканчивать наше общение. Я собираюсь, а он точно нет. Упирается одной рукой в изгородь, бесцеремонно вторгаясь в мою зону комфорта, и вкрадчиво мне сообщает:
– И главная подсказка. Этой проблемой не страдают те, у кого ночи не только для сна. Этого ты тоже не знала?
– Нет, здесь другое. Из разряда: вроде бы знал, но забыл. Но, как я уже говорила…
– Говорила, – перебивает он совершенно невежливо. – Ты говорила. Я видел. И оба мы понимаем, что там шансы только на то, чтобы храпеть в унисон.
– Это не самое страшное. Куда страшнее, если в это время где-то рядом будет бродить грозный охотник и, вскинув ружье, напевать считалочку: каждый охотник желает знать, где бродит дикий кабан.
На этот раз его смех звучит тихо. Но, видимо, поздно: перебудил целый дом, потому что дверь открывается.
К моему удивлению, это оказывается Костя – его водитель. Мы уже как-то пересекались, он приезжал вместе с Матвеем Сергеевичем в дом к родителям Натали. В прошлый раз сидел за столом вместе с нами. А сейчас…
– Выспался? – заметив его, спрашивает Яров.
– Спасибо, – Костя кивает боссу и мне, – так хорошо отдохнул. Не думал, что вырубит аж до утра. Как поужинал – так и отключился.
– Отлично, пора собираться.
– Я готов!